Самородок

Но несмотря на трезвый отголосок где-то у неё внутри, она всё же подошла к модулю и, чуть помедлив, села в кресло Баева. Ощутимо повеяло родным, близким. Настолько ощутимо, что её пробрала дрожь. Но сейчас это было не главным. К сожалению.

Она осторожно и отстранённо включила терминал, словно к мине прикасалась (Что ты задумала? Зачем?!). Делала всё заторможенно, безвольно, будто под присмотром (хотя так оно и было). Свет здесь, в кабинете, не горел. Освещена была лишь та комната, где они с Кимом... Некоторое время Елена смотрела туда, видела краешек дивана, часть стула, даже разглядела рельефный узор линолеума, отпечатавшийся на сетчатке не хуже негатива, а потом на мгновение прикрыла глаза, тряхнула головой, словно отгоняя неуходящее, навязчивое видение, и потянулась к замерцавшему эф-трэксу, оставленному Баевым до лучших времён.

Вопрос теперь был лишь в том, наступят ли они?..

Ирма считала, что в голову ей пришла неплохая идея. Даже отличная идея. Да что там — просто гениальная! Всё проделать чужими руками, да ещё руками любимой женщины. Пусть идея эта и возникла спонтанно, как и многое до этого, но зато после совсем уж непродолжительного "мозгового штурма". С некоторых пор подобное состояние заменяло ей обычное человеческое мышление, но ей было плевать, ибо решать проблемы быстро, эффективно и оперативно, минимум времени затрачивая на всяческие "размышлизмы", а с ними попутно и на неизбежное сомнение как в поступках, так и в мыслях, — это того стоило, и было ей даже очень по душе. "По нутру", — как любил выражаться её ближайший соратник, а по совместительству и любовник, Ник Велес, больше известный в их кругу как Лоцман. Кстати, а вот и он, лёгок на помине. Она машинально кивнула на безрадостное и неразборчивое "Привет!", подняла голову и с лёгким прищуром, вяло посмотрела на свою пассию:

— Чего хмурый и скучный? Опять с Чаком поцапались?

— И это тоже, — Ник на ходу прикурил и уселся в кресло у распахнутого окна, снаружи забранного решёткой. Курил он только какую-то гадость без фильтра, и Ирма в который раз брезгливо поморщилась, и тут же что-то тёмное, клокочущее стало подниматься из глубин её сознания. Она знала что — это зарождался гнев, могущий потом запросто перейти в бешенство. А причина банальна и проста — нежелание Ника прислушиваться к её мнению, ибо спорить с ним относительно того, что он курит в её присутствии, бесполезно, привычка в данном случае была именно что вторая натура.

— А что ещё? — сухо поинтересовалась Ирма.

Велес на вопрос не обратил внимания, он задумчиво смотрел в окно, безвольно уронив руку с дымящейся сигаретой. Вонючий дым кучерявился кверху, наполняя помещение тошнотворными запахами насквозь прокуренной мужской курилки. И Ирма не выдержала, чёрное и клокочущее плескалось уже у самого горла:

— Сколько раз можно говорить, чтобы ты не курил при мне эту дрянь! — прошипела она сквозь зубы, зло сверкнула глазами и стала похожа на взъерошенную кошку, которой невзначай наступили на хвост. Сравнение было тем более справедливым, что волосы у неё на голове представляли собой дреды-сосульки, чёрные, блестящие, в полном беспорядке падающие на худые костлявые плечи. И вообще вся она была какая-то насквозь костлявая, с узкими бёдрами, маленькой невзрачной грудью и тощими икрами. Этакий гаврош в женском воплощении, или, как говорили раньше, кожа да кости. Единственное, что отмечал и на чём зачарованно задерживался взгляд — это её глаза. Огромные, в пол-лица, с тёмно-карими, почти антрацитовыми зрачками, очень контрастирующими с бледной, совсем прозрачной кожей. Глазищи эти, казалось, смотрели тебе прямо в душу и готовы были вывернуть её наизнанку, они зачаровывали и ослепляли, пронзали насквозь, и мало кто мог выдержать удар этой рапиры. Люди непроизвольно опускали веки, нервничали, дёргались, смотрели куда угодно, только не на эту ведьму. Ибо интуитивно чувствовали — если не отвести взгляда, то всё, считай, ты пропал, утонул безвозвратно в этом бездонном чёрном омуте, беззастенчиво и безжалостно высасывающем из тебя остатки воли и здравомыслия, и, кто знает, возможно, и жизни. А если и раньше-то эти глаза пугали своей ненасытностью, то буквально за последние дни они стали ещё выразительней, пронзительней и проникновенней. Да она вся за очень короткое время разительно переменилась, будто нечто чуждое поселилось у неё там, внутри, на равных правах разделяя это тощее, костлявое тело с недавней хозяйкой. Даже Велес, иногда обладающий этим самым телом как мужчина, почувствовал, что внутренне она ему уже не принадлежала, отдалилась, была где-то далеко-далеко, на самой грани реальности. И если раньше их связывали хоть какие-то чувства, то в ближайшем будущем, как он подозревал, ничего, кроме элементарной похоти, уже не останется. Да и хрен с ней, флегматично подумал Ник, кому она, как женщина, нужна с такой фигурой. Тоже мне, королева... Он и связался-то с ней так просто, скоротать пару-тройку вечеров, потому что частенько задерживались они тут, в офисе, допоздна, а семьи ни у него, ни у неё не было, их организация, "Икары", времени на подобное не отпускала. Но в душе всё равно оставался какой-то осадок, печалью и недоумением цепляясь за сердце, — творилось с Ирмой что-то непонятное, что-то необычное, даже загадочное. Одни её последние распоряжения и поступки чего стоили!

Ник поднял руку, глубоко затянулся и посмотрел на недовольное и взъерошенное существо, что ещё неделю назад звалось какой-никакой, а женщиной. Сейчас же перед ним было нечто отчуждённое и непредсказуемое, по инерции относящееся к нему, Лоцману, как к напарнику и некогда дорогому человеку, возможно, даже любимому мужчине. И отчуждение это уже отчётливо проглядывалось, виделось невооружённым глазом. Ну и хрен с ней, вновь решил Велес, всё когда-то кончается и проходит, чего-чего, а уж горевать-то он точно не будет.

— Сейчас докурю и выброшу, успокойся, — ответил он и вновь отвернулся к окну, за которым хозяйничала ночь. Нечто подобное с некоторых пор творилось и у него внутри, поселив там, в душе, неуютные и холодные сгустки темноты, но в чём причина такого его состояния, не знал. Просто в какой-то момент он вдруг почувствовал, что в душе у него это присутствует, и чем дальше, тем больше. Но, что особенно тревожило, отторжения почему-то не происходило, и что это было конкретно, разумению не поддавалось тоже. Просто он потихоньку становился другим, более безэмоциональным, что ли. То, что в процесс каким-то образом замешана Ирма, в голову ему не приходило.

— Сделай одолжение! — фыркнула та и вдруг пружинисто, одним рывком сорвалась с кресла и резко дёрнулась к терминалу, но на полпути неожиданно остановилась и замерла посреди комнаты, втянув голову в угловатые плечи. Ник тоже дёрнулся — показалось ему на миг, что Ирма запросто сейчас вырвет сигарету у него из пальцев да ещё и пощёчину отвесит. Но лишь показалось. Та неподвижно и напряжённо стояла с закрытыми глазами, словно к чему-то прислушиваясь, к чему-то, что другие бы никогда и не услышали. Так продолжалось с минуту, и Велес не знал, что и думать. Странности плодились и множились, и было тягостное предчувствие, что добром всё это не кончится. Потом её отпустило, она вся будто обмякла, сдулась, как воздушный шарик и, сутулясь, шаткой походкой добрела до кресла, из которого только что выскочила, как ужаленная.

— Чёрт, ну никак не привыкну к этому состоянию, вот ведь блядство... — проговорила Ирма чуть слышно.

Она словно вернулась из заоблачных далей, настолько у неё был затуманенный взгляд — усевшись, отрешённо уставилась в пространство, в точку, что видела лишь она одна.

Велес сделал вид, что не расслышал, что вообще не придал значения только что виденному, очередной её метаморфозе, а за неделю их было уже предостаточно. Он неторопливо затушил сигарету ("Кэмел" без фильтра) в стоящей на подоконнике пепельнице. Окурков, что до этого там уже надавил, сейчас не было. Узнаю руку, подумал Ник, растирая между пальцев случайно попавший туда пепел. Ирма всегда отличалась чуть ли не маниакальным стремлением к чистоте и порядку, что в доме своём, что тут, в офисе: всё-то у неё стерильно, образцово, аккуратно и буквально по полочкам. Не комната, а операционная, а Ирма тут за ведущего хирурга. Раньше он как-то не обращал на это внимания, но сейчас даже тошно стало.

— Ну так что стряслось-то? — овладев собой, как ни в чём не бывало вновь спросила Ирма, скрестив по-наполеоновски руки на груди. Любимая поза. И посмотрела в упор своими чёрными ружейными дулами. Перекрестье прицела упёрлось точно в лоб, и Нику показалось на миг, на одну невероятно длинную секунду, что его только что просветили со всеми его потрохами не хуже рентгена. Просветили насквозь, до самого донышка. Ощущение было очень неприятным. Он знал, конечно, что Ирма была сильным экстрасенсом и биоэнергетиком, но сейчас он вдруг понял, что она стала куда сильнее, чем прежде. Будто старую батарейку выкинули и заменили новой, полной энергии до краёв.

— А?.. Ну да.., — проговорил Велес, возвращаясь к обыденному и рутинному, но мысли отчего-то путались, и показалось ему, что в помещении вроде бы заметно похолодало, хотя из открытого окна и веяло теплом летней ночи. В природе было то равновесие, то пограничное состояние, когда до утра с его проникающей свежестью ещё далеко, а жаркий день уже постепенно остывал.

— Что "ну да"? — раздражённо переспросила Ирма, поедая его глазами. Дула убрались куда-то, теперь это были чёрные прожекторы, беззастенчиво шарящие по его лицу. Ощущение неуютности вернулось с удвоенной, а то и утроенной силой. И он не выдержал, много чего накопилось.

— Да хватит уже меня рассматривать, как под микроскопом! Можешь пугать своими бельмами кого угодно, только не меня! Мне — по фигу, и ты это знаешь! — но, глянув в ответ, да с вызовом, тут же остыл. Ирма смотрела на него пренебрежительно и снисходительно одновременно, и с лёгонькой улыбочкой вдобавок — мол, как же, "не действует!" Если надо будет, ещё как подействует, дорогой! И вот тут он испугался, аж до мурашек. Не её конкретно (ещё чего!), а то, что она с некоторых пор может. Сейчас, например, он даже не представлял, на что это создание способно. А Ирма подтверждала: да, могу, и способна! Особенно в свете того, что она провернула с Пашей Датковским, больше известным среди "Икаров" как Мельник, не в последнюю очередь прозванного так благодаря цвету своих волос какого-то неопределённого, именно что мучнистого оттенка. Ник, помнится, всё понять не мог — то ли это седина такая, то ли краска неудачная. Выяснить же причину так и не удосужился, Мельника он не любил и особо не жаловал — вечно хмурый, угрюмый какой-то, будто все ему должны и обязаны. И фанатик к тому же. А к ним Велес относился всегда однозначно — с опаской и недоверием. Да и много чего не доверил бы. И хоть в "Икарах", собственно, всё и зиждилось и держалось на Идее, но не до такой же степени. Короче, Паша был тот ещё фрукт, пусть и исполнительный, и с потрохами преданный той же Идее и лично Ирме, вдохновителю и руководителю, так сказать. И на фоне всего творившегося с этим руководителем и вдохновителем особенно впечатлила перемена с Мельником: совсем недавно вышел тот от Ирмы вообще никакой, шёл, выпучив глаза и натыкаясь на мебель, как лунатик. Ника особенно поразил его взгляд: ничего более бессмысленного он в жизни не видел. Но ещё более Велеса сразило дальнейшее — Паша вдруг встряхнулся, подобрался, как перед прыжком, и из тупой, ничего не соображающей минуту назад скотины, вдруг сразу заделался очень деятельным и бодрым человеком, небрежно отодвинул стол, в который только что упёрся, и мимо обалдевшего Велеса чёткой походкой да на негнущихся ногах вышел вон, словно обрёл цель на всю оставшуюся жизнь. И Велес нисколько не сомневался в том, кто ему её только что указал... Ох, Ирма, Ирма... Что же с тобой происходит, дрянь ты такая? И что за игры ты затеяла за их спинами?

— Я и говорю, — после короткой паузы продолжил Велес, не поднимая головы и рассматривая дорогую зажигалку, кстати, подарок сидящей напротив ведьмы. Или стервы? Один хрен, сейчас, по-большому, для него это без ощутимой разницы. Да и была ли она, эта разница? — Чак, придурок, достал уже просто своей подозрительностью, всё ему второй фронт мерещится... Ты вообще-то ничего не хочешь мне сказать? По этому поводу? Да и не только?

А ничего вещичка, оценил вдруг Ник зажигалку, вкус у Ирмы всё же есть. Раньше вот как-то не присматривался, не сподобился, прикурил, и ладно, а сейчас вдруг оценил... Однако, чего уж себе-то врать? Он крутил и разглядывал дорогую безделушку, чтобы только невзначай не поймать антрацитовый блеск этих глазищ, разящих без разговоров и наповал. По фигу, говоришь, её буравчики? Оно и видно!

Ирма молчала. Ждала продолжения. Она прекрасно видела, как Ника жгли и мучили сомнения, а с ними и вопросы. Видела всё это новым зрением, внутренним оком, чьё восприятие донельзя обострилось совсем недавно. Ирма даже помнила, когда и как это случилось. В ту самую минуту, когда ОНА прибыла на Землю под видом ребёнка. Какой механизм и что конкретно за Силы поспособствовали пробуждению Ирмы как мощнейшего сенса и биоэнергетика, самой Ирме знать совершенно не хотелось. Ей было достаточно того, что это была сила дьявола, а, значит, источник распространения этой Силы, её носитель необходимо уничтожить любой ценой, извести под корень. Угроза для их планеты, для Земли, как она считала, была более чем реальна, а если не "Икары", то кто? Но как докажешь эту угрозу, если она её только чувствует, а в материальном мире ничего не меняется? Значит, будет действовать она, Ирма Миллер, получившая вдруг такие необычные и избирательные навыки, обострившие и без того её неслабые природные способности. Теперь всё это послужит делу. Вот это и было главное, остальное — приложится, а мешающее — побоку, в канаву. Главное — не дать возможности дьявольскому отродью завладеть душами и мыслями людей, ведь человек, по сути, такой доверчивый и слабый... Вот и Ник отчего-то сомневается, мнётся, всё чего-то взвешивает про себя. А может, он вообще не верит, что она справится? Такая мысль не приходила ей в голову, и от такого понимания опять зашевелилось, завозилось и подняло морду с безумными глазами нечто тёмное и глухо рыкающее, поселившееся с некоторых пор у неё внутри. Это чёрное вдруг перебралось повыше, повело острой мордой из стороны в сторону, оскалило пасть с внушительными клыками и жгуче уставилось на Велеса.

— И что ты хочешь услышать конкретно, Лоцман? — Ирма пока сдерживала зверя, что в виде гнева и нарождающегося бешенства уже вовсю старался порушить хрупкую преграду из здравомыслия и остатков воли, которую наспех соорудило её первое "я", оставшееся на этой незримой границе единственным часовым. И этот часовой не случайно назвал Велеса не по имени, а именно прозвищем, как бы говоря: ещё шаг и стреляю, больше предупреждений не будет.

Ник предупреждению внял, да и невозможно было не заметить, что Ирма пребывала на самой грани. Ишь ты, Лоцман... Давненько она его так не называла.