Рэй сам отобрал лучших морпехов для первого десантного отряда. Четыре десантных вертолета в сопровождении трёх "Апачи" покинули базу. Семьдесят сорвиголов весело гомонили и шутили под громкую боевую рэп-композицию. Не портил настроение унылый зимний пейзаж за бортом вертолётов. Во флагманском "Апачи" летел Рэй и его незаменимый помощник — Советник Заенчковский.
Заенчковский, который хорошо знал Минск, не узнал города, вернее то, что от него осталось. Эскадрилья долго кружила над мёртвым городом — Заенчковский не мог сориентироваться в расположении улиц. Наконец он ткнул пальцем ориентир, и семь "стрекоз" приземлились в центре широкой улицы. Одевшись в противорадиационные скафандры морпехи высыпали из вертолётов.
Рано утром они постучали в гермодверь станции метро Молодёжная. Из-за двери удивлённо спросили, кто стучит. Заенчковский ответил, что свои. Люк открыли. В верхнем помещении была большая скученность. В основном старики, инвалиды, больные. Оттолкнув в сторону хилых, ничего не понимающих "защитников" верхних помещений, подошли к следующей гермодвери и вошли в нижние помещения. Без единого выстрела разоружили немногочисленный отряд местной службы безопасности, вооружением которого являлись главным образом пистолеты и уже входившие в моду арбалеты. Провозгласили станцию территорией Соединённых Штатов.
Огромных запасов провизии, о которых говорил Заенчковский, здесь не нашли. Не встретили они и особой радости на лицах минчан от прибытия освободителей. Хотя, по правде сказать, и огорчения их приход не вызвал. Таков уж менталитет белорусов, определение которого содержится в одном белорусском слове "памяркоуныя", не имеющего дословного перевода не на один язык в мире. Смысл этого слова можно отдалённо отражает целый коктейль понятий таких как "спокойные", "равнодушные", "терпеливые", "флегматичные" и т.д. Жители Молодёжной были измучены борьбой за выживание, кроме того, они были не очень-то довольны последними решениями властей Муоса и поэтому смену власти встретили почти равнодушно.
Хорошо вооружённый отряд морпехов двинулся в направлении Фрунзенской. Разоружили ничего не понимающих дозорных на входе в станцию. Эта станция была похожа на Фрунзенскую, и разоружение произошло по тому же сценарию. Что-то пошло не так на выходе с Фрунзенской. Несколько военных минчан успели покинуть станцию. Они объединились с дозором на выходе из станции, послали двух посыльных на Немигу, а сами организовали заслон. Восемь защитников, оружием которых были один автомат, четыре пистолета, три арбалета и несколько ножей, вступили в неравный бой, который длился десять минут. Несколько выстрелов с американских гранатометов уничтожили дозорных, не успевших даже ранить ни одного из противников.
Предупреждённые Немиговцы готовились встретить врага, не зная впрочем ничего ни об их численности, ни об их вооружении, ни об их происхождении. Они успели создать слабенькую баррикаду в туннеле на подступе к станции. Однако уже через час, неся потери, под шквалом пулеметно-автоматного огня, выстрелов снайперов, перемежающихся с разрывами гранат и огнемётными струями, они отступили на станцию. Американцы, ворвавшись на станцию, стали палить без разбора. Гибли мирные жители. Началась паника. Люди стали тесниться в туннель и даже подыматься в верхние помещения. К вечеру сопротивление было сломлено. Довольный собой Рэй Славински, поблагодарил солдат за службу, выставил заслоны и разрешил своим морпехам отдых до следующего дня.
Учёный Совет был в растерянности. Штатские ученые не знали, что делать в такой ситуации. И поэтому чрезвычайные полномочия были переданы в руки Виталия Шевчука — главного администратора внутренней безопасности Муоса. Последний объявил всеобщую мобилизацию бывших военных, сотрудников МВД и МЧС. В течении ночи удалось собрать отряд из семидесяти человек, который выдвинулся в помощь гарнизону Октябрьской. Этой же ночью эскадрилья вертолётов ВМС США ушла в Литву, на базу, за новой партией морпехов. Прибывшее утром подкрепление сразу было переброшено на подступы к Купаловской. К обеду американцы с почти двойным перевесом в численности и многократным перевесом в вооружении столкнулись в туннеле со сводным отрядом Муоса. Бои длились до поздней ночи. Защитники Купаловской частично отступили через Большой Проход на Октябрьскую, частично по Автозаводской линии — на Первомайскую. Рэй знал от Заенчковского, что связка станций Октябрьская-Купаловская является ключевой в Минском метро и поэтому приказал любой ценой взять контроль над этими станциями. К утру была сдана Купаловская.
Третий рейс с морпехами прибыл в Минск. Отрезанный от Центра Юг, не смог противостоять американцам и уже через неделю Рэй отмечал "освобождение" крайней станции автозаводской линии. По приказу Виталия Шевчука гарнизоны со всех станций были собраны в один полк. Теперь двухстам морпехам противостояло триста солдат Муоса. Славински решил не вступать в бой с основными силами местных до достижения подавляющего численного превосходства, направить основные силы на Восток. На "освобождение" ослабленного внутренними неурядицами и голодного Востока у него ушла неделя.
Славински готовился к последнему победоносному удару по силам Центра, уже предвкушал, как объявит себя Императором Муоса, но в результате стечения ряда обстоятельств его мечтам было не суждено сбыться.
6.2.
Был самый пик ядерной зимы. Вьюги и сильный ветер в течении месяца не давали забрать очередное подкрепление с базы в Литве. Не смотря на предупреждение летчиков, Славински потребовал у них осуществить вылет, но через час после взлета лётчики с трудом посадили машины обратно в Минске, возле импровизированной авиабазы у выхода со станции Фрунзенской. Они под страхом расстрела отказавлись лететь в таких погодных условиях. Один "Апач" и один "десантник" не вернулись после этой попытки исполнить приказ Славински. Славински был вынужден ждать улучшения погодных условий.
Тем временем Виталий Шевчук избрал привычную для белорусов партизанскую тактику войны. Не смотря на то, что среди жителей захваченных станций оказались предатели, никто из них в полной мере не владел расположением коммуникаций Муоса. В Центре же находилась довольно подробная карта этих коммуникаций. Шевчук посылал по коллекторам, подземных ходам, канализациям небольшие разведывательно-боевые отряды, которые осуществляли внезапные нападения на дозоры и небольшие отряды американцев.
В течении первых нескольких дней с момента избрания новой тактики, американцы потеряли в небольших стычках больше людей, чем за время всей "освободительной" компании. В плен взяли несколько американцев, которые под пытками сообщили о происхождении "освободителей", а также об их численности, вооружении и целях. Славински, в свою очередь, под страхом изгнания на поверхность запретил своим солдатам передвигаться или квартироваться группами менее, чем по десять человек.
Наконец, наступило долгожданное для американцев улучшение погоды. Однако очередной рейс на базу не привёз подкрепление. Растерянные лётчики сообщили, что, прилетев на базу, они увидели разваленную будку входа в бункер, сорванный люк бункера. В самом бункере они не нашли ни одного живого или мёртвого солдата, только разбросанную униформу, вымазанную вонючей слизью. Кто убил весь гарнизон — осталось загадкой.
Славински немедленно вызвал к себе Заенчковского. Советник занимался созданием местной полиции, которой дал название так любимой им партии — Белорусские Науиональные Силы. БНС набиралось из жителей Муоса, присягавших на верность Американскому правительству. Идейных бэнээсовцев было немного, в основном шли в полицию из-за повышенного пайка. Славински от Заенчковского потребовал немедленно увеличить численность БНС и создать штурмовые отряды для участия в боевых операциях по взятию Центра. На Ближнем Востоке ("Площадь Победы" и "Академия Наук") начались возмущения новыми порядками и по требованию Славински, их подавлением занималось БНС. Начались массовые расстрелы и изгнание на поверхность. Для того, чтобы попасть в элитные штурмовые отряды БНС, кандидат должен был расстрелять хотя бы одного непокорного. Были и такие, кто соглашался.
Славински предпринял несколько попыток взять станцию "Площадь Независимости", но каждый раз, с большими потерями должен был отступать. Он набирал новых рекрутов в штурмовые отряды, всё увеличивая их численность. Регулярные рейсы на литовскую базу обеспечивали отряды оружием, но центровики не давали продвинуться в туннеле не на один метр.
Увеличившаяся численность армии, требовала повышенных ресурсов. Славински установил своим декретом обязательный 16-часовой рабочий день. Для обеспечения повиновения, он ввёл феодальную, вернее даже рабовладельческую систему управления. Каждому морпеху и бэнээсовцу в собственность было отдано по 20-30 человек местных и поставлена норма в получении товаров и продовольствия. В свободное от службы время они обеспечивали выполнение "плана". Выполнив план и сдав требуемый продукт, они имели право делать со своими рабами всё, что угодно. Подконтрольную часть метро Славински разделил на штаты — каждая станция являлась отдельным штатом во главе с губернатором. Себя Славински провозгласил Президентом. То, что президент — должность избирательная, Славинского не смущало.
И без того нелегкие условия жизни в Муосе, в американской части стали невыносимыми. Одуревшие от власти феодалы стали издеваться, насиловать, мучать и убивать своих рабов. Они спровоцировали выход наружу ещё одного глубоко спрятанного в душе, но неотъемлемого проявления белорусского менталитета: однажды "памяркоунасць" белорусов истощается и "тады яны моучкi бяруць зброю" [Бел.: тогда они молча берут оружие]. Причём это делают всем народом, от мала до велика. И бьются до смерти, не зная страха и давая пощады врагам и предателям. И тогда земля горит под ногами врагов. И такое уже было не раз.
На Партизанской началось стихийное восстание, которое возглавил Дед Талаш. В считанные дни восстание охватило Юго-Запад. Практически всё население восставших станций, вооружившись отнятым у американцев стрелковым оружием, арбалетами, копьями, арматурой, с лютой ненавистью уничтожали вчерашних хозяев. Беспрецедентный поход Деда Талаша по поверхности и уничтожение всех вертолётов, захват Фрунзенской, уничтожение склада боеприпасов, впервые повергли Славински в панику. Он уже считал, что война им проиграна. Но сдаваться не собирался.
В одном из последних рейсов, по требованию Славински, с базы в Литве был привезен ядерный заряд. Стакилотонная дура была предназначена для самоуничтожения базы при непредвиденных обстоятельствах. Сначала Славински толком не мог объяснить себе, зачем ему нужна эта бомба. Но теперь он восхитился своей мудростью. По его поручению бомба на велодрезине была отвезена на Октябрьскую незадолго до отступления американцев с этой станции и заложена в тайнике. Все "минёры" по его требованию были расстреляны — лишние свидетели ему были не нужны. Славински ласково поглаживал чемоданчик — радиоуправляемый привод бомбы. Если партизаны и центровики дойдут до его кабинета, он, не задумываясь, приведёт заряд в готовность и нажмёт красную кнопку. И этому грёбанному метро будут кранты!
Октябрьскую взяли центровики, партизаны — Купаловскую. Но они не объединились в полной мере. Партизаны отказались признавать юрисдикцию Центра, объявив весь Юго-Запад независимой Конфедерацией. Между Учёным Советом и Советом Партизанских Командиров произошёл конфликт. Они так и не объединились для того, чтобы сделать решающий удар по Америке. Долгие месяцы ожесточенных боёв между тремя сторонами происходили в районе Купаловской и Октябрьской. Большой Проход и сама Купаловская переходили из рук в руки.
Наконец, уставшие от войны стороны, подписали Конвенцию, переименовав Купаловскую в Нейтральную и объявив её буферной зоной. Восстановился зыбкий мир.
Рэй не считал себя побеждённым. Он часто посмеивался, вспоминая, какой чудный заряд лежит на Октябрьской. В любой момент он может стать победителем! Ну и что, если он тоже погибнет! Он сделает этих тупых белорусов, покажет им, что такое настоящий американский парень!
В мирной жизни Рэй тоже нашёл себя. Он установил жесткий рабовладельческий строй. У него было много наложниц. Любая женщина, девушка или даже девочка в Америке принадлежали ему. Двух или трёх, которые не проявили в течении ночи достаточно страсти и любви к своему Президенту, он попросту отправил наверх. Ему докладывали потом, что девушки просились назад, заверяли, что исправят свою ошибку, что они любят своего Президента. Но было поздно — Президент Рэй Славински не менял своих решений.
Он был всегда уверен в своей правоте. Ничто не могло поколебать его самолюбия. Если бы не одно обстоятельство.
В расширении подземного коллектора, в который некогда была спущена река Немига, недалеко от одноимённой станции метро, был расположен Свято-Ефросиньевский монастырь. Его основал сразу после Последней Мировой отец Тихон — священник из одного из минских православных храмов. Сразу после войны и в последующем многие в Муосе искали спасения в Боге. Люди шли в монастырь, причём уже не было разделения на православных и католиков.
Монастырь был разделён на две части: мужскую и женскую, в военной палатке была обустроена церковь. При монастыре была небольшая церковная школа, больница и гостиница для паломников. Монастырь обеспечивал себя сам : имел небольшую ферму; послушники и послушницы должны были по-очереди подыматься наверх и возделывать картофель. Со временем монастырь вырос в поселение с численностью до двухсот человек. Из-за пусть не частых, но обязательных, походов наверх, монахи и монахини редко доживали до сорока лет. Отец Тихон, не смотря на возражения паствы, тоже подымался наверх и выполнял в соответствии со своей очередью работы по возделыванию картофеля. Но ему уже было за восемьдесят, а выглядел он вполне здоровым. С отцом Тихоном были связаны и другие чудеса: он исцелял больных (даже от лейкемии), во время сорокадневных постов вообще не ел и не пил и оставался жизнеспособным, по его молитвам урожай картофеля на монастырском поле был, как нигде, велик. Но главным чудом было сам факт существования монастыря. Ни один человек с оружием не мог войти в коллектор Немиги и подойти к монастырю. Монастырь обходили стороной диггеры, змеи, а потом и ленточники. Не один агрессор никогда не пытался подойти к монастырю. Даже рабовладельцы-бэнээсовцы, руки которых были по локти в крови, боялись и думать плохо про эту обитель. Необъяснимым образом эта боязнь передалась и морпехам. И опять же, чудом, Президент Славински долгое время не обращал внимание на отшельников.
