Комета. Два письма

Ещё была очень благодарна, что неофициальное шефство надо мной взяла Алёна из санчасти. Без её помощи мне было бы гораздо труднее. Даже то, что уже в первый день я столкнулась с тем, что у меня остались только одни чистые трусики, да и гюйс нужно было стирать, сушить и гладить. И то, что через два дня маршировки белая форменка успела испачкаться и пахла потом, тоже требовало решения. Так, что к присяге я уже вполне обжила свою комнату, к счастью в неё никто не заходил, чтобы проверить в ней положенный образцовый воинский порядок, которым у меня не пахло. Нет, кровать я аккуратно застилала, но вот две натянутые верёвки, на которых сушится бельё и сваленные на свободную кровать вещи, как ни крути, на звание "порядок" не тянут. Когда я столкнулась с тем, что свою белую парадную форменку я уже изгваздала, а ничего другого надеть у меня нет, Алёна нашла для меня старую уже голубую от стирок куртку робы, в которой я не утонула и вполне заправила её себе под ремень и в юбку. Так, что на присяге моя парадная форма была в идеальном порядке.

Не могу сказать, что я за эти дни успела полностью осознать себя в новой для себя флотской реальности, но уже достаточно лихо козыряла и почти не путалась в нашивках и званиях флотских командиров. Почему-то казалось очень смешным название всех военных моряков "Военморы", при этом слове мне виделось что-то такое большое, толстое и ленивое сидящее в густых кустах и постоянно жующее, нечто среднее между коровой и гориллой. Оставалось смириться, что я тоже это самый военмор, потому, что как и у моего звания "краснофлотец", это слово не предполагает наличие варианта женского рода. Ну, действительно, военморка и краснофлотка Луговых, жуть! Ужаснее только военморица и краснофлотица, курица одним словом. Так, что по документам, если не прописывать имя, получался вполне бравый моряк "Краснофлотец Луговых К.К." Про мои инициалы можно особенно не стараться подкалывать, не подействует, ещё в школе Мишка-паразит хихикал, что я полностью их оправдываю, потому, что временами такая "Кака" и есть.

С утра весь отряд построили на плацу, жутко фальшиво заиграл оркестр, и вынесли знамя. Два старшины, один из которых издевался над нами на строевой подготовке смешно пропрыгали по бокам от лейтенанта-знаменосца. Сосед ухухатывался:

— Я вообще, знал, что во флоте не жалуют строевую подготовку, но уж вот так прыгать, нас отучили в первые дни.

— А почему у них такая подпрыгивающая походка получается?

— От старания и того, что они себя со стороны не видят. Вас же учили ногу выше поднимать и носок оттягивать, помнишь, я тебе одёргивал и говорил следить за тем, чтобы пятку опорной ноги не отрывать раньше времени?

— Помню, но так и не поняла почему...

— Я же тебе говорил, что был в Полтавской учебке, вот она образцово-показательная и любимая у маршала связи Белова, поэтому строевой нас гоняли серьёзно. Так, что такие ошибки, как подскакивающий строевой шаг не пропускали. А дело в старании как можно выше ногу при шаге задрать, а это можно и за счёт того, чтобы чуть приподняться на носке опорной ноги, тогда нога поднята выше сантиметров на пять. Но из-за этого получается, что тело и голова движутся не вперёд, а подпрыгивают вверх на эти сантиметры при каждом шаге. Наш старшина называл это "канкан скакать"...

— А Канкан — это кто?

— Это танец в варьете, когда танцовщицы юбки задирают и на одной ноге скачут, другую выше головы выкидывая, мелодия ритмичная и заводная, зрителям очень нравится. Можно сказать красиво, когда хорошо тренированная труппа танцовщиц движется как одна...

— Вот они буржуйское похабное отношение к женщинам...

— Я бы может и поспорил, но не буду, хотя, тогда и балет похабщина с голыми ногами...

— Ой! Спасибо...

— Ты не ёрничай, твоя очередь подходит...

Прочитала присягу, голос сорвался и я её не проговорила, а скорее пропищала, а так как старалась громко, то горло потом разболелось, и сипела весь остальной день. Только торжественность момента не дала ржать надо мной всем в голос, но хихикали многие.

А после строй распустили и меня отпустили домой. Митрич выдернул меня из не знающей чем заняться толпы, и повёл в штаб, где мне снова выдали книжку краснофлотца со всеми положенными печатями и без фотографии, а к ней увольнительную до шести часов утра. При этом проинструктировал, чтобы я забрала отсюда всё лишнее и собрала с чем поеду к месту службы. А если мне не нравится, что документ без фотокарточки, то никто не будет возражать, если я фотографию принесу, и мне её с удовольствием вклеят.

Я собрала все свои вещи, так как, похоже, что в эту комнату мне возвращаться уже не придётся...

* — разговорное ласкательное название Сестрорецка.

Глава 11. 8 и 9-е июля. Присяга.

Присягу я приняла в среду восьмого июля на восемнадцатый день войны. С набитым мешком за спиной, в парадной белой форменке и комсомольским значком на ней я потопала домой. Хорошо, что не далеко. Никаких патрулей я не встретила, и ни дома, ни во дворе никого не оказалось, а из-за упавшей на город жары, кажется не только плавился асфальт, словно время встало. Но у меня до вечера была целая куча дел. Сначала мне нужно было сфотографироваться на документы и сделать карточку в форме для мамы и родных. Ещё, не известно, когда теперь выберусь, нужно забрать заказы из ателье и сапоги, я уже поняла, что мои парадно-нарядные сапожки таскать каждый день не стоит. Я закинула в котомку две пачки чая в подарок, документы и деньги и пошла по делам. Фотоателье на Среднем работало и меня довольно быстро сфотографировали, я отказалась от предложений сняться на фоне или сидящей на стуле, сошлись на портрете по пояс, сидя со сложенными на коленях руками, мастер сделал два варианта в берете и без него. Договорившись, что я сегодня же заберу готовые карточки, а какой вариант делать, он решит сам, я пошла на троллейбус. Резонно рассудив, что из ателье одна шинель будет целый тюк, поэтому лучше сначала съездить за сапогами.

Дядя Амаяк встретил меня со всей южной экспрессивностью. Даже не дав мне открыть рот, усадил и стал разглядывать сапожки, а я разливалась дифирамбами его работе, потому, что сапожки действительно были чудом и я их обожаю. Например, из нашего отделения от строевой и утренних зарядок ноги постирали себе все, и хоть один день каждый походил с забинтованными ногами и в шлёпанцах, кроме меня. Я вообще в последние дни иногда ловила себя на том, что просто удивительно, как я могла обходиться без такой изумительной обуви. Ну, сами посудите, что будет, если в лёгких туфельках или босоножках нечаянно зацепить на ходу какую-нибудь торчащую и пола железяку или угол железной лестницы, а на флоте, как я понимаю, всё, что только можно сделано железным и покрашено суриком и шаровой краской. Вот особенно за первые дни я раз пять влепилась ногами в разные железные торчалости, и в босоножках как минимум, сорванный ноготь и пара серьёзных ободранных ран мне были бы гарантированы, а тут только один раз было действительно больно, когда удар пришёлся выше подошвы, а в остальных случаях только чертыхнулась на свою невнимательность и пошла дальше. Хвалить сапожки и благодарить было приятно, потому, что этот елей сапожник воспринимал с искренней непосредственностью. А когда я ещё достала большую подарочную коробку с чаем, мне кажется, я не просто залезла ему в душу, а сделала это целиком, и не снимая сапог.

Потом началась примерка новых более грубых сапог, конечно, они были тяжелее и грубее, но при этом намного изящнее многих ботинок и при всей стандартности, чувствовалось, что это женская обувь, небольшие скосы на каблуках и ранте, небольшой размер, чуть зауженная бутылочкой форма голенища, в сумме выходил такой эффект. Я решила сразу переобуться, потому, что неизвестно куда меня отправят под формулировкой "к новому месту службы", а сапоги стоит попробовать на ноге в спокойных условиях. Тут ещё оказалось, что повторять экзекуцию с ваксой и утюгом мне у этих сапог не нужно, всё уже сделано. У прошлых сапог не делалось потому, что доктор не любила чёрный цвет и ходила в сапогах с рыжинкой, и мазала их бесцветным жиром. Ещё немного поговорили, я получила кучу пожеланий по счастливой жизни и здоровью, а ещё очень хорошие и чёткие инструкции по уходу за сапогами. В самом конце, Сосед вдруг влез и спросил, а могут ли мне вклеить маленький кармашек на внутреннюю сторону ремня, а меня попросил достать маникюрные ножницы из вещей. Амаяк не удивился и довольно быстро и ловко сделал мне для ножниц кармашек, чуть отступив от пряжки ремня, и ещё прошив по краю не толстой нитью и не прокалывая всю толщу ремня, то есть не выводя стежки на лицевую сторону. Делал всё так ловко и аккуратно, что я только чтобы ещё посмотреть на его работу согласна была, чтобы у меня весь ремень изнутри был увешан такими кармашками. Мастер у меня ничего не спрашивал, а выполнил каприз, я Соседа тоже не тиранила, сам позже скажет. Наконец, с потяжелевшим мешком я поехала на родной Васильевский.

Город за прошедшие дни сильно изменился. Уже были попытки налётов авиации, на всех открытых местах и наверно там, где прохожие не видят, были выставлены зенитные посты МПВО. Где-то это была обложенная мешками зенитка, где-то всё было организовано намного глобальнее, и кроме зенитки или пары можно было увидеть зачехлённый зенитный прожектор, тянущиеся к вагончику управления провода или раструбы звукоулавливателей звукометристов. Заметно прибавилось людей в форме и с оружием, а патрули у многих проверяли документы. Раньше такие улыбчивые открытые лица ленинградцев всё больше были серьёзные и сосредоточенные. Во многих местах висели объявления МППВО, распечатанные сводки совинформбюро, плакаты, указатели к входам бомбоубежищ, а многие окна приобрели знакомые всем по военным фотографиям косые кресты из наклеенных газетных полос. То там то тут у стен стояли покрашенные красным и не крашенные средства пожаротушения в виде пары бочек с водой, ящика с песком, багром и лопатой. А главное, в воздухе словно разлилось тревожное ожидание, чувство, которого раньше не было, и даже голоса и окрики звучали как-то резче и нервно.

Я вышла, едва троллейбус свернул с набережной. С одной стороны захотелось прогуляться по родному городу, неизвестно, когда ещё выпадет такая оказия. А ещё хотела поговорить про маникюрные ножницы с Соседом. Вообще, последнее время мы уже можем общаться беззвучно, то есть мне свои вопросы довольно пытаться проговорить, при этом не обязательно даже открывать рот и шевелить губами. А с его стороны я стала слышать даже смешки и тонкие интонации. Мне кажется, что теперь я услышу, даже если он попробует петь, но мы пока не пробовали. Как я вообще отношусь к тому, что у меня в голове сидит пожилой мужчина из будущего? Да, никак я к этому не отношусь, есть и есть, не стреляться же из-за этого. Выкинуть я его не могу, ссорится с ним, нет повода, да и пользы от него больше, чем неудобства. Первое время сильно напрягало, что он всё видит моими глазами и чувствует тоже всё, но как-то это тоже ушло в разряд привычек. Если мне нужно себя всю помыть, мне что обвинять его в том, что он моими руками моё тело трогает? А иногда ведь трогал, я же чувствую, как он перехватывает или помогает моим движениям. Ну, а я бы сама окажись на его месте, не захотела бы лучше познакомиться местом, вернее телом, куда пришлось попасть. Как бабушка говорит: "Сначала подумай, что бы ты стал сам на его месте делать, а уж потом судить берись!"

— Давай рассказывай...

— Ты про ножницы?

— Про них... И зачем?

— Знаешь, мне кажется, что нужно иметь что-то для защиты и нападения. Я не крутой спецназовец, у вас сейчас их осназом называют, чтобы плевком с неба самолёты сбивать или одной зубочисткой взвод противников порешить. Я просто доктор-хирург. У меня когда-то лечился старичок из Израиля, это в Палестине создали после войны страну для евреев. Так вот его сын приходил навещать папу, и мы с ним довольно хорошо познакомились. Оказалось, что он недавно уволился со службы в Массаде — это вроде нашего НКГБ с разведкой и контрразведкой, то есть как раз тот самый крутой осназовец. И как-то у нас зашёл разговор про способы защиты и нападения. Вот он и объяснил, что в коротких "сшибках" (так они называют такие моменты, когда происходит внезапное нападение или нужно провести какие-то быстрые действия по нейтрализации и ли задержинию), наиболее эффективно не оружие типа пистолетов или ножей, а самые обычные предметы, от которых никто не ждёт, что они могут быть использованы в качестве оружия. Для примера он мне показал свою визитку, совершенно обычную на вид, оказавшуюся пластиной из титана на которую нанесена краска и текст. Он меня заверил, что если её правильно взять и нанести ею удар, то она руку перерубить может или кинуть её как сурикен, воткнётся вплоть до смертельного исхода. Но это хоть и замаскированное всё равно оружие. И он взял моим паспортом без обложки торцом одним ударом перерубил три взятые вместе и положенные на край стола карандаша, представь, что будет если такой удар нанести по переносице или орбите глаза, то есть отрубить нос или ухо, болевой шок гарантирован. Он рассказал, что может самый опасный бытовой предмет это простая расчёска, которой можно не только тыкать в определённые точки, но и при нанесении скользящего удара по лицу стороной с зубцами, разрывает любые попавшие под удар ткани лица, много крови и болевой шок в результате, не говоря про обезображивающие раны. Но это всё требует умений и навыков с тренировками и психологической готовности использовать. Вот для моей дочери он посоветовал научить её использовать маленькие ножницы. Во-первых, юридически наличие у женщины в руках маникюрных ножниц — это никак не оружие и не агрессия. Во-вторых, даже в случае смертельного исхода доказать факт осознанного убийства невозможно, никак не подпадают маленькие ножницы под критерии смертельного оружия, любой кухонный нож опаснее со всех сторон. В-третьих, использование ножниц для самозащиты не требует каких-то специальных умений и знаний, и убить ими почти невозможно. То есть в случае агрессии в твой адрес, достаёшь ножницы и надев одно колечко на палец зажимаешь в кулаке, чтобы острая часть торчала наружу. А после просто совершаешь хаотичные движения обеими руками не разжимая кулака. В результате, при попытке схватить за руку с ножницами противник с большой вероятностью получает раны рук, что в большинстве случаев его остановит, если не помогает, можно наносить любые скользящие удары в область лица, что тоже обладает хорошим останавливающим действием. Это учитывая, что против тебя не действуют сознательно с целью убийства, здесь только отстреливаться и бросать гранаты! Это я так шучу...

Вот тебе и добрый доктор! Я даже не заметила, как под эти рассуждения совершенно неосознанно достала из кармашка ножницы и вставив палец в колечко вертела в руке. Напасть с таким довольно сложно, но из рассказа, этот еврейский осназовец наверно бы и с маникюрными ножницами напасть смог. Но правильно сказано, что он этому специально учился и тренировался. Вот никогда бы не подумала, что это можно использовать в качестве оружия и осознанно при этом. Вообще, насколько мы от мужчин отличаемся, вот представила себе, что буду многие дни и месяцы тренироваться наносить правильный удар, чтобы кого-то убить или покалечить, потеть, расстраиваться, что не получается и радоваться, что получилось и теперь смогу при случае убить. А ведь для мужчин это естественно, те же военные именно этому посвящают свою жизнь, учатся воевать, то есть убивать врагов и не важно чем и как, из пушки крейсера, из трехлинейки или танка. И этому дорогая, Мета Кондратьевна, тебе тоже нужно учиться, осознавать и учитывать. Учиться, не в смысле убивать из танка, а понимать разных взрослых в разных аспектах этой взрослой жизни. А из рассказов Соседа понимаю, что видимо очень сильно наша жизнь отличается. И особенно то, насколько часто звучат ссылки на юридические аспекты...