Что поделаешь, уж больно она была похожа на ту Алену из моей прошлой-будущей жизни, которую я так безнадежно любил. Та девчонка и без того не была гадким утенком, а теперь и вовсе превратилась в прекрасную лебедь. Русские наряды не слишком подчеркивают женскую фигуру, но даже в них очевидно, что сестра моего окольничего великолепно сложена. Черты лица ее обладают необыкновенной прелестью, а кожа совершенно не нуждается ни в белилах, ни в румянах. Это, кстати, очень хорошо, потому что косметика в этом времени — просто оружие массового поражения по вредности... А что не смогли изменить прошедшие годы, так это характер боярышни. Каждый раз вспоминая, что она устроила драгунам на рынке, мои губы растягивает улыбка. И достанется же кому-то такое "счастье"!
Помню, Никита рассказывал мне еще в далеком двенадцатом году, что его сестре кто-то нагадал, будто я ее суженый, и она, при всей своей независимости и дерзком нраве, отнеслась к этой ерунде совершенно серьезно. Впрочем, эта блажь конечно же давно прошла, а Никита наверняка подыскивает сестре хорошую партию среди родовитых людей, и как только найдет, сразу же выдаст замуж. Спрашивать у девиц их согласия на брак никому и в голову не приходит, и, полагаю, мой окольничий тут не исключение. Странно, но мысль о том, что я был предметом девичьих грез у Алены, показалась мне очень приятной, а то, что ее выдадут замуж — наоборот, грустной. Наверное, я все-таки старею и становлюсь сентиментальным.
— Спасибо, красавицы, за пение, — похвалил я девушек, — порадовали. Машка, иди поцелую, да спать пора ложиться.
Та не заставила себя просить дважды, и тут же вскочив, с удовольствием подставила щечку. Осторожно поцеловав егозу, я ласково потрепал ей волосы.
— Совсем большая уже стала, того и гляди просватают. Позовешь хоть на свадьбу-то?
— Ты мне, царь-батюшка, сначала принца обещанного найди, а за свадьбой дело не станет! — со смехом заявила маленькая оторва, а затем, лукаво улыбнувшись, добавила: — А почто только меня целуешь? Девочки тоже старались!
— Машка! — едва не прикрикнул от неожиданности Анисим.
— Эх, Марьюшка, — засмеялся я в ответ, — да на что я им нужен со своими поцелуями, такой старый?
— Ну, Глашке, может, и старый... — задумчиво протянула она. — А Аленушке — в самый раз!
"Вот же паршивка!.." — подумал я со смехом и шагнул к девушкам. Поцеловав одну за другой в лоб и перекрестив, я пожелал всем спокойной ночи и пошел в горницу, где для меня была приготовлена постель. Уже выходя, я услышал ехидный возглас Машки: "А почему вас не в губы"? — и злобное шипение Пушкарева: "Выпорю"! — Припомнив красиво очерченные губы цвета спелой вишни у Алены и Глаши, я подумал, что мысль не так уж и дурна.
Ночь пролетела быстро; казалось, только сомкнул глаза — и вот уже первые петухи кричат. Быстро поднявшись, я шагнул к двери и, к своему удивлению, нашел у нее вместо дежурного спальника Никиту Вельяминова. Окольничий устроился на брошенном поперек пола бараньем тулупе, перегородив своим массивным телом вход. Вместо положенной "по протоколу" сабли, рядом с ним лежала плеть, но этому медведю и оружия не надо, он кулаком лошадь с копыт сбить может. Подивившись, что мой ближник столь неудобно заночевал, я осторожно переступил через него и направился во двор. Там уже вовсю суетились холопы и ратники охраны, встретившие своего царя глубокими поклонами. Закончив с утренними делами, я велел одному из них полить мне из ведра. Только что набранная колодезная вода отлично освежила, а вот более-менее чистого рушника, чтобы вытереться, у холопов под рукой не оказалось. Мои свитские, похоже, дрыхли без задних ног. Поливавший мне воду принялся голосить, зазывая некую Маланью, но я велел ему заткнуться:
— Тихо ты, анцыбал, хозяйку разбудишь.
— Да что ты, царь-батюшка, — зачастил тот, — они с господином стрелецким полуголовой и его дочками к нему ночевать ушли!
— Эва как! А ты почем знаешь?
— Так слыхал, как господин ей велел.
— Чудны дела твои, господи!
В этот момент во двор высыпали мои свитские во главе с Никитой, очевидно, разбуженные громогласным холопом.
— Проснулись, родненькие? — поприветствовал я их. — А я хотел уж кричать: вставайте, графья, нас ждут великие дела!
— Да что ты, государь... — затарахтел льстиво один из спальников, — уж мы всю ноченьку глаз не смыкали, сон твой охраняючи...
— Это где же вы, аспиды, бродили всю ночь, потому как у дверей моих Никита караулил? Ладно, хорош лясы точить, дел много. Седлайте коней, и в кремль едем.
— И не позавтракаешь? — немного встревоженно спросил подошедший Вельяминов.
— Да некогда, — отмахнулся я, — поди, митрополит в соборе уже.
— Как прикажешь.
Этим утром я вполне соответствовал высокому сану русского царя, и честно отстояв службу, был допущен к исповеди. Вообще-то это дело духовника, но Мелентий, хоть и пришел в себя, все еще плох. Принимать ее должен был один из священников, но митрополит Исидор, неожиданно для всех, решил сделать это сам. Надо сказать, что мою исповедь он выслушал без особого доверия, особенно в части, касающейся прелюбодеяний. Впрочем, ваш покорный слуга твердо стоял на своем: дескать, со времен прошлой исповеди никакого блуда, пьянства и смертоубийства себе не позволил. Что касается пункта первого — намерения были, не отрицаю, но не сложилось — и все тут!
— Намерение сиречь действие! — назидательно прогудел иерарх.
— Вот и наложи на меня епитимию, владыко. Повели нашествие латинян отразить!
— Когда выступаешь?
— Полки, кроме стремянного и царских рейтар, уже вышли. Мы следом пойдем.
— А как же молебен об одолении супостата?
— Завтра, владыко, а лучше дня через три. До той поры пусть думают, что я снова на маневры полки повел.
— Все не как у людей... — вздохнул Исидор. — Я как в Новгороде тебя в первый раз увидел, так сразу понял, что многие печали нам уготованы. Помнишь, ты мне пророчил, что Михаила Романова царем выберут?
— Помню, владыко.
— То-то, что помнишь, а я ведь поверил тебе тогда! Да ладно, чего уж там, не дано человекам ведать волю Его!
— Аминь!
— Ступай и не греши.
Дмитрий Щербатов, громко бухая сапогами, влетел в лыковский терем и, не перекрестив лба на иконы, остановился перед сидящим на широкой лавке князем. Борису Михайловичу уже полегчало, но из дома он покуда не выходил.
— Царские полки из Москвы выступили! — воскликнул княжич.
— Давно ли?
— Поутру еще, едва заутреню отслужили.
— На Владислава пошли?
— Вряд ли, налегке тронулись, без больших обозов.
— Откуда знаешь?
— Сам видел.
— А ты почто не с ними?
— Да так уж вышло...
— Ладно, остался и хорошо... так, говоришь, без обоза двинулся?
— Да.
Боярин неожиданно легко вскочил на ноги и в нетерпении прошелся по горнице, потом, махнув рукой, резко сел и задумался.
— Черт его знает, окаянного, что у него на уме... Вот что, Дмитрий, кликни-ка ко мне слуг. Совсем обленились, негодные, пусть одеваться несут, в кремль поеду.
— Куда, дядюшка, ты ведь хворый!
— Не закудыкивай дорогу, а делай что велено. Да сам далеко не уходи, поедешь к...
Однако сказать Щербатову, куда он хочет его отправить, боярин не успел. За дверью раздался топот ног, потом она отворилась, и в горницу буквально ворвался запыхавшийся холоп:
— Господин, там стольник Романов пожаловал...
— Зови, — с досадой отозвался Борис Михайлович и опустился на лавку.
— Здравствуй, дядюшка, — поприветствовал его входящий племянник. — Как здоровье-то твое?
— Тяжко, Мишенька, — застонал в ответ хозяин дома. — Спаси вас с Митей Христос, что не забываете старика в его хворостях.
— Да какой же ты старик, дядюшка? — простодушно удивился Миша, но боярин его перебил и принялся с таким жаром жаловаться на болячки, что у стоящего рядом Щербатова глаза на лоб полезли.
— А правда ли, что государь из Москвы выехал?.. — слабым голосом поинтересовался Лыков, закончив описывать свою болезнь.
— Недалече, — охотно отозвался стольник, — сказывал, маневры проведет да на богомолье в монастырь съездит. Даже город ведать никого из бояр не оставил, дескать, я рядом буду.
— Вот оно как, — вздохнул боярин, — не собирается, стало быть, навстречу Владиславу идти?
— Говорил, что тот сам к Москве пожалует, здесь, мол, и встретим. Пусть пойдет на приступ, а мы как отобьем, так и выйдем в поле.
— Мудро рассудил государь, в своем дому и стены помогают.
Племянник, конечно, человек свой, однако и его надобно угостить, усадить на почетное место, выслушать все новости и рассказать свои, так что выпроводить Мишу Лыкову удалось не раньше чем через час. Разохавшийся Борис Михайлович оказался так хвор, что не смог проводить стольника, а потому попросил сделать это Щербатова.
— Митя, а отчего ты не со своим полком? — спросил его приятель, усаживаясь на коня.
— Поручение дали, — пожал плечами княжич, — вот дядюшку проведал, да тоже поскачу исполнять.
— Ну, Бог в помощь, — отозвался тот и тронул бока своей лошади каблуками.
— Проводил? — настороженно спросил Дмитрия сразу поправившийся боярин.
— Да.
— Тогда слушай; ты уж прости, что попрошу тебя съездить как простого гонца, только письмо писать опасно, а слова сии не для всяких ушей. Нельзя их холопам доверять, сам понимаешь.
— Говори, дядюшка, все исполню...
Через несколько минут Щербатов выскочил из терема и потребовал себе коня. Однако, выехав за ворота, молодой человек направился прежде к Стрелецкой слободе. Добравшись до знакомого терема, Дмитрий в нерешительности остановился. Если царь выехал из Москвы, то, стало быть, с ним отправился и Никита Вельяминов, но вряд ли он оставил сестру дома одну. Во двор его в отсутствие хозяина никто не пустит, а попытается перелезть через забор — так и подстрелить могут, чего доброго. Если уж боярышня гуляла по городу с пистолем, так у сторожей и пушке не удивишься. Оставалось ждать, вдруг приглянувшаяся ему девица снова решит отправиться на прогулку под видом простой горожанки. Однако время шло, из заветного двора никто не выходил, а сам княжич немного заскучал. От солнца он спрятался возле соседнего забора, откуда было удобно наблюдать за вельяминовскими воротами, но все равно было жарко. Вдруг над головой парня раздался смешок. Удивленно подняв голову, Дмитрий заметил, что с высоты тына за ним с интересом наблюдает девушка — точнее, еще девочка. "Должно, соседка", — подумал княжич и решил поздороваться.
— Здравствуй, красна девица, — учтиво поклонился он уже открыто смеющейся девчонке.
— И тебе не хворать, добрый молодец, — ответила она звонким голоском. — Потерял чего али просто заплутал?
— Потерял, — вздохнул парень.
— Голову или сердце?
— Ты почто так говоришь? — возмутился Щербатов.
— Да уж вижу.
— Вот я тебе уши-то надеру, такой глазастой!
— Если поймаешь, — снова хохотнула смешливая девчонка.
— Твоя правда, — не смог остаться серьезным Дмитрий и тоже улыбнулся. — Не достать тебя из-за тына.
— То-то же! Так что потерял?
— А сама-то как думаешь?
— Думаю, что сердце, а будешь тут бродить — и голову потеряешь!
— Да ты хоть знаешь, с кем говоришь?!
— Что тут знать-то? Наверняка тот драгун, который Алену схватить хотел, да только не вышло у него ничего!
— А ты знаешь Алену?
— Знаю, конечно, а тебе что с того?
— Можешь ее позвать?
— Скорый какой!
— Ну что тебе стоит, сделай милость! — взмолился парень. — Ведь гуляла же она прежде без присмотра!
— Гуляла, пока с тобой, дураком, не встретилась. Так что и не проси, не позову, а то придет — а ты ее снова схватить захочешь!
— Вот тебе крест, не стану чинить ей никакой обиды! Повиниться хочу, случайно то вышло. Холоп мой виноват, а я не хотел ничего дурного.
— Твой холоп — твой и ответ! — рассудительно ответила девочка, затем, как видно, смягчившись, продолжила: — Не может она теперь выйти, не пускают ее. С тех пор как брат ее про эти прогулки узнал, так и запретил строго-настрого!
— Что же делать?
— К девицам чужим на улице не приставать!
— А что, у Алены жених есть?
— А тебе на что?
— Может, я посвататься хочу.
— Не пойдет она за тебя!
— Да что ты говоришь такое, пигалица вредная!
— Что знаю, то и говорю.
— Да откуда же ты знать это можешь?
— А я все знаю! Я даже знаю, что если ты не поторопишься, тебе батюшкины холопы бока наломают. Вон они уж поспешают!
— А кто твой батюшка?
— Вот у них и спросишь!
— Погоди... ты, верно, стрелецкого полуголовы Пушкарева дочка?
— Ты смотри, с виду дурак дураком, а догадался.
Вдоль тына уже и впрямь бежали здоровые мужики с ослопами в руках, так что княжич счел за лучшее вскочить в седло и решительно положил руку на эфес сабли. Холопы немного убавили прыть, но отступать не стали, а принялись окружать незваного гостя. Видя, что дело может кончиться плохо, Дмитрий решился. Вынув из-за пазухи сверток с серьгами, он кинул его через тын и крикнул:
— Передай боярышне!
— А коли не примет?
— Если не примет, так оставь себе! — крикнул он ей и ударил коня шпорами.
Проводив глазами ускакавшего драгуна, Машка лихо спустилась вниз и вскоре нашла в траве подарок. Развернув платок, девочка невольно ахнула: лежащие в нем тонкой работы серьги были очень красивы. Полюбовавшись недолго, она снова завернула находку и сунула ее за пазуху.
— Маша! — раздался невдалеке крик. — Где ты, сестрица?
— Здесь я, Глашенька, — отозвалась девочка и бегом кинулась на зов.
Не будучи обременено большими обозами, мое войско спешным маршем двигалось к Можайску. Я нарочно приказал выступать налегке, чтобы ввести в заблуждение возможных шпионов Владислава. Пусть думают, что ни на дальний поход, ни на большое сражение припасов у меня не хватит, и строят предположения по поводу моих планов. На самом деле моей армии нет нужды таскать за собой все необходимое. Заранее зная, откуда грозит опасность, я распорядился создать значительные запасы продовольствия и военного снаряжения в Смоленске, Можайске и других крепостях, так что теперь могу спокойно между ними маневрировать.
Чтобы не задерживать движение, шатер не ставят даже для меня. Благо погода стоит прекрасная и можно без опаски ночевать под открытым небом. Сплю я, конечно, не на голой земле — не хватало еще почки простудить, но и не на пуховой перине. Так что мои люди видят, что я делю тяготы вместе с ними и ценят подобное отношение. Чтобы у ратников была горячая пища, кашевары высылаются вперед, и когда мы подходим к месту ночевки, вокруг уже разносится восхитительный аромат каши с мясом. Где-то читал я, что именно так делали... точнее, будут делать, в суворовских войсках. Поначалу хотел было завести полевые кухни, благо конструкция у них совсем не сложная. Но, как это часто бывает — не срослось. Нет, одну-то для образца сделали, правда, сто́ит она...
Ну, посудите сами: сталь штука дорогая, а листовая и вовсе отсутствует как класс. Посему пришлось делать сей дивный агрегат из меди, которую у нас, к слову, не добывают, и приходится покупать за совершенно дикие деньги в Швеции. Путем нехитрых вычислений я прикинул, во что выльется такое ноу-хау в масштабах всей армии — и махнул рукой. Может, потом и внедрю, а пока существующая в единственном экземпляре "печка на колесах" стоит в кремле, вызывая искреннее недоумение у всех ее видевших. Слухи про нее ходят самые дикие, но большинство сходится, что дело тут нечисто. Ладно, вот поеду на богомолье, или еще по каким делам, тогда, глядишь, и пригодится, а на этот раз не стал, чтобы не отличаться от прочих ратников.
