— Ну, во-первых, сам самолёт. Его параметры непрерывно изменяется в течение полёта. Изменяется центровка, крен, тангаж. Очень сильно изменяется вес, так как расходуется топливо. Все изменения нужно как-то парировать. Внешние обстоятельства также воздействуют на самолёт.

— Какие обстоятельства?

— Сопротивление воздуха, ветер — встречный, попутный или боковой. Дождь, обледенение... Масса факторов!

— Основные ты перечислил, молодец. А теперь перечисли приборы, которые использует самолёт.

— Указатель воздушной скорости, авиагоризонт, высотомер, указатель поворота и скольжения, указатель курса, указатель вертикальной скорости, он же вариометр.

— Совершенно верно. Задача пилота, таким образом, учитывая показания приборов, при помощи ручек и педалей управления выравнивать эти показатели. Так?

— М-м-м. Да.

— А теперь представь, какие операции должна совершать управляющая система самолёта, чтобы обеспечить, скажем, равномерный прямолинейный полёт.

Сергей задумался, а потом спросил:

— Равномерный прямолинейный полёт — это для упрощения задачи?

— Нет, Серёжа, это главная задача задуманного тобой прибора, назовём его автопилот. Как ты знаешь, дальность полётов самолётов всё время увеличивается. То есть, самолёт взлетает, и движется по прямой к своей цели. Большая часть полёта для пилота — простое удержание самолёта на курсе и высоте, и как ты понимаешь, это утомительно и скучно.

— Да, такой прибор снимет нагрузку с пилота. Так в чём моя задача, папа?

— Твоя задача, сынок, хорошо продумать последовательность действий органов управления самолёта без участия человека. То есть к примеру: приборы отметили крен. Какими движениями управляющих поверхностей парировать возникший крен, и не допустить заваливания самолёта в противоположную сторону.

— Кажется я понимаю.

— Я бы тебе посоветовал создать крупную модель самолёта, скажем в пятую часть реального размера, и отрабатывать на нём сначала описание работы элементов управления. Потом ты составишь список требований к несуществующему пока прибору.

— Я обязательно этим займусь. Могу ли я привлечь к этой работе своих друзей?

— Разумеется, можешь. Более того, разрешаю не использовать твои личные деньги, а использовать счёт в банке.

— Угу. В банке. Счёт. Угу. Ты хочешь, чтобы я потренировался в управлении финансами?

— Не только. Мне любопытно, не пустишься ли ты в растраты.

— В растраты?

— Ты уже взрослый парень. Мужчина. У тебя уже была женщина?

— Ах, ты об этом? Понимаешь, папа, первые несколько раз это увлекательно, но потом понимаешь, что простая девчонка и дорогая проститутка из Мариинского театра не различаются ничем. Вернее так: простая девчонка лучше, потому что ты у неё если не первый, то по крайней мене не пятидесятый. Скажем, подсунули мне Малечку Кшесинскую, а я взял и поинтересовался её послужным списком.

— Ну и как?

— К восемнадцати годам в её ягдташе девятнадцать посетителей. Жертвами я их не назову.

— А ты?

— А я брезгливый, папа́. Если тебе не докладывали, сообщаю: на Петроградской стороне живёт Герда Борисовна Крохина, вдова полковника Крохина, двадцати четырёх лет от роду. Я познакомился с ней на благотворительном балу в прошлом году, и теперь регулярно бываю у неё.

— Не знал.

— Как женщина она вполне удовлетворяет все мои потребности, а я, в свою очередь, обеспечу ей хорошее приданое, когда она соберётся замуж.

— Разве твоя Герда бесприданница?

— Да. Её муж с позором вылетел со службы, пропил остатки сбережений и утонул в Малой Невке три года назад. Собственно, на благотворительный бал Герда пришла в надежде получить хоть какую-то сумму на дальнейшую жизнь. Я её заметил среди обслуживающего персонала.

— Ты просто содержишь эту женщину?

— Не вполне. Я помог ей поступить на библиотечные курсы при Женском Педагогическом институте нашего Университета, и теперь она работает в Публичной библиотеке.

— Это ты правильно поступаешь, сынок. А с Петей тебе не скучно возиться?

— Петя мой брат, это моя обязанность. Кроме того, дела, которые мы затеваем с Петей всегда увлекательны. Кстати, я и не знал, что дельтаплан может оказаться полезным, а вот Петюнька увидел новое свойство. Ты разрешишь мне покатать Петю на дельтаплане?

— Разрешу. Только прошу тебя: будь осторожнее: это всё-таки авиация.

— Я понимаю. Дельтапланом я буду заниматься и для составления алгоритмов автопилота.

— Понимаю. Но не забывай, что дельтаплан такой же самолёт, только проще и дешевле. Да. Ты прав, выработку алгоритмов лучше проводить на таком вот лёгком и простом аппарате.

— И я тебя попрошу, папа́, напиши всё что тебе известно об управляющих системах, а также о вычислительных системах.

— Серёжа, ты меня удивляешь. С чего это ты решил, что мне что-то известно о таких системах?

— Всё просто, папа: я люблю наблюдать за людьми, и, ты уж прости, но ты у меня один из главных объектов наблюдения.

Я вскинулся.

— Не тревожься: если о других людях я делаю заметки, то о тебе — никогда. Я понимаю, что такие записи могут очень навредить и тебе, и нашей семье и России.

— И что же ты углядел?

— Нечто такое, о чём разве что Власьев догадывается, да и тот вряд ли доверяет эти знания бумаге.

— И всё же.

— Я вижу, что тебе известно очень многое. Иногда, когда тебе докладывают о тех или иных международных событиях или кризисах, у тебя такой вид, что ты это слышишь не впервые. Скажем так: как будто ты когда-то читал, прочно забыл, и вот тебе напомнили. Такой же вид у тебя, когда ты слушаешь сообщения учёных или изобретателей. А когда ты ставишь задачи конструкторам, я вижу, что ты видел то, что сейчас только получаешь создать.

— И многие ли видят то, что видишь ты?

— Вряд ли, папа. Насколько я понимаю, у меня талант видеть такие вот тщательно скрываемые человеком порывы, эмоции, движения. Я даже задумываюсь: может быть имеет смысл пойти работать в контрразведку или в полицию, чтобы разоблачать шпионов или преступников? Как ты полагаешь, папа?

— Я полагаю, дорогой сын, что использовать твой талант в разведке или в полиции — всё равно, что забивать гвозди микроскопом: и неудобно, и расточительно дорого. Твой талант выше. Я уверен, ты станешь полезен в области государственного управления. Наследником престола тебе не быть, сам понимаешь почему.

Сергей понимающе кивнул, а я продолжил:

— Зато тебе нужно набраться знаний и опыта, и ты станешь фактическим руководителем нашего государства. Очень может так сложиться, что пост министра ты займёшь через несколько лет, а вот премьер-министром станешь годам к тридцати пяти — сорока. Но предупреждаю сразу: с этого дня твоё детство и юность закончились, изволь начинать жить по-взрослому.

В дверь постучались, и вошедший в салон Андрей Ефимович доложил:

— Пётр Николаевич, к Вам просится на аудиенцию посол Второго Рейха Герберт фон Бисмарк.

— Просите его через минутку, я должен закончить важный разговор с сыном.

Андрей вышел, а я продолжил:

— Задание на построение алгоритмов к автопилоту — твоя первая учебная задача, даю тебе на неё год. Вторая задача такая: создание сети аэроклубов в России, а потребуется — у наших союзников, для обучения пилотов дельтапланов. Кстати, найди химиков, они должны будут создать эффективные инсектициды против саранчи и других вредных насекомых. Кроме того, требуются вещества, ускоряющие увядание подсолнечника и кукурузы — они будут применяться перед уборкой этих культур. О, ты записываешь? Правильно. Склерозник — очень полезная штука. Ну и неплохо бы создать удобрения, которые будут распыляться с воздуха. Реализация этой задачи от тебя зависит мало, но подумай, как можно её ускорить. И последнее: твои наблюдения верны. Я подтверждаю их истинность. Но правду я тебе пока сказать не могу. Не время. Когда и если станешь премьер-министром, а этот пост ты должен получить собственными достоинствами, я обещаю тебе рассказать всю правду о себе. Если я к тому времени умру, тебе передадут записи, где будет написана правда. Ты согласен?

— Да, папа.

Сергей вышел, и на пороге возник Герберт фон Бисмарк. Вопреки обыкновению трезвый и не мрачный.

— От всей души приветствую Ваше императорское величество.

— Очень рад видеть Вас, князь. — ответил я вставая в знак уважения к должности и титулу посетителя — Присаживайтесь где Вам удобнее. Коньяк, вино, а может просто кофе или чай?

— Если можно, чай. Здесь я пристрастился к чаю по-русски, с лимоном.

— Да, я тоже люблю такой чай. Вам пирожные или булочку с маслом?

— Если уж по-русски, то с баранками и вареньем. — широко улыбнулся фон Бисмарк.

Я нажал на кнопку, и в микрофон продиктовал заказ.

— О! Вы используете телефон? Это должно быть удобно.

— Да, князь, это действительно очень удобно, рекомендую.

Поговорили о том, о сём, пока нам принесли чай, баранки, варенье и набор узбекских сладостей, до которых я был большой охотник в той жизни, а здесь организовал сеть магазинов узбекских товаров, в том числе и сладостей. Все оказались довольны: поставщики из Бухары, Самарканда, Ферганы и других городов — рынком сбыта, склонного расширяться, а покупатели — высочайшим качеством товаров при весьма умеренной цене. А очередной протеже господина Сытина — хлопотной, нервной, но при этом отлично оплачиваемой должностью.

— Попробуйте халву, князь. Это прекрасная сладость, практически неизвестная в Европе.

Перепробовали всё, после чего перешли к делу.

— Князь, Ваш сегодняшний визит следует рассматривать как официальный, или его можно продолжить в дружеском ключе?

— Я бы предпочёл именно дружескую беседу, хотя не скрою, вопросы будут затронуты весьма важные.

— В таком случае прошу Вас обращаться по имени-отчеству. Кстати, хочу Вас поздравить: Вы прекрасно овладели русским языком, я почти не слышу акцента.

— Благодарю Вас, .

— С чем Вы пришли на этот раз, Герберт?

— Кайзер Генрих просил сообщить, что для его свадьбы всё готово, и теперь Вы, как отец невесты, можете назначить дату свадьбы. Сам он указывает на первое сентября. Устроит ли Вас этот день?

— Конечно устроит. Мы с дочерью уже обсуждали этот вопрос, и насколько я знаю, она переговаривала с кайзером по телеграфу.

— Отлично! Этот вопрос решен, теперь я хочу поговорить о международной политике. Вы не возражаете?

— Нисколько.

— Великобритания разгромлена Вами, САСШ фактически не существуют, чему поспособствовали наши общие усилия, теперь мы полагаем, что пришло время решить французский вопрос. Германия желает получить от Франции кроме колоний, ещё и некоторую часть территории, с центром Дюнкерк.

— Погодите, Рейх желает отсечь Бельгию от Франции?

— Откровенно говоря, Рейх желает поглотить Бельгию. Насколько нам известно, Вы тоже не в восторге от существования этого недогосударства?

— Ну в таком случае нужно думать о судьбе Голландии.

— Значит Вы, Пётр Николаевич, не возражаете?

— Не возражаю. Но в знак ответной любезности я бы хотел признания всего Скандинавского полуострова русской территорией. По площади он значительно больше территорий, на которые претендуете Вы, но согласитесь, ваш кусок вкуснее, ибо эти страны намного богаче.

— Соглашусь. Но как мы будем делить колонии Бельгии и Голландии?

— Берите их себе. России пока достаточно Австралии и Юга Африки с Намибией, а также мы кое-что возьмём в Индии. Нам нравится Калькутта. Ну и Шри-Ланку. Для Германии остаётся весьма богатый выбор. Один Мадагаскар чего стоит!

— Выбор впечатляющий, согласен. Откровенно говоря, мы ожидали получить худшие условия.

— Мир пока велик, и нам есть что делить не сталкиваясь лбами.

— Я тоже так считаю. Теперь о войне с Францией. Испания хочет припомнить французам кое-какие обиды, и берётся наступать через Пиренеи. Насколько я знаю, они претендуют на Гасконь и ещё кое-что, но главная их цель — колонии Франции.

— Ну что же, мы не можем отказать друзьям в удовлетворении их маленького каприза: пусть берут. Но я хотел бы спросить: хватил ли у вас сил побить Францию? У Франции солидные вооружённые силы, как сухопутные, так и морские.

— Проблема в том, , что лично кайзер и не хочет этой войны, но он вынужден её начинать: слишком много генералов бредит этой войной, слишком популярна война с Францией в армии и на флоте. Хотя на флоте поменьше: моряки признают, что борьба с лягушатниками не покажется лёгкой прогулкой, но памятуя о Ваших блестящих победах над британским флотом, надеются повторить успех.

Сомнения моряков понятны. Мне докладывали, что французы переделали в авианосцы двенадцать больших пароходов, а кроме них в завершающей стадии строительства находятся ещё шесть авианосцев специальной постройки. Для них мы поставили Франции шестнадцать корабельных паровых турбин и семь стационарных. Специалисты говорят, что стационарные турбины вполне можно использовать как судовые. Учтите это.

— Эти сведения не секрет, по крайней мере для нас. Заводы паровых турбин, как известно, находятся в совместной собственности. Наши моряки считают, что способны разгромить французский авианосный флот, особенно учитывая неопытность экипажей французских авианосцев, а что ещё более важно — пилотов самолётов.

Официальная часть завершена, можно поговорить о личном.

— Герберт, Вы позволите задать Вам личный вопрос? Предупреждаю, вопрос непростой.

— Задавайте, Пётр Николаевич, если я не смогу или не захочу отвечать на Ваш вопрос, я так и скажу.

— Простите, но я привык вас видеть в мрачном расположении духа, и, извините, в различной степени подпития. Но на прошедшем представлении техники Вы выглядели бодрым и трезвым, да и сейчас, я вижу, Вы трезвы и в хорошем расположении духа. Если не секрет, в чём причина?

— Как Вы знаете, Пётр Николаевич, я пережил душевную драму, связанную с женщиной.

— Да, я знаю о чем Вы говорите.

Ещё бы не знать! Мало того, что меня извещали по дипломатическим каналам о бурном романе Герберта фон Бисмарка и княгини Элизабет Наталией Юлией Иоганной цу Каролат-Бейтен. Откровенно говоря, мои симпатии были на стороне этой парочки. Во-первых, Элизабет цу Каролат-Бейтен незаурядная и весьма красивая женщина, а во-вторых, в той жизни я был женат на женщине тоже на десять лет старше. А ведь именно разницу в возрасте ставили в вину Герберту и Элизабет их неприятели.

— Когда я уезжал из Фатерланда, вдовствующая кайзерина сказала мне, что Россия лечила и не такие сердечные раны как моя. Удивительно, но она оказалась права.

— Вы встретили и полюбили другую женщину?

— Девушку, Пётр Николаевич.

— И как её зовут?

— Анастасия Голицына, фрейлина Вашей супруги.

— Я её знаю. Прекрасная девушка. Умница и красавица. И характер лёгкий, Ирина Георгиевна и дочери её очень хвалят.

— Да, девушка она необыкновенная. Но...

— Вы не сумели объясниться?

— Да, Пётр Николаевич, не сумел. Я несколько раз подходил к ней, но даже рта не раскрыл, увы. Я боевой офицер, но рядом с нею я теряю всю свою волю.