Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Понятненько, — сказал Яфет и вопросительно посмотрел на Сковородникова. Тот молча кивнул, но не удержался от нового вопроса:
— А как определяется возраст космических тел?
— В целом примерно таким же путем. Совмещением множества данных.
— Решается обратная задача... — встрял Яфет.
— Можно и так представить себе существо проводимых расчетов, — согласился Ник Улин. — Если под прямой понимать задачу, когда задается химический состав какого-то небесного тела на момент его формирования — столько-то процентов атомов водорода, гелия, кислорода, железа, урана и так далее. Среди них оказывается немного радиоактивных изотопов, которые начинают распадаться. То есть с известными вероятностями ядра их атомов делятся на более легкие, среди которых в свою очередь попадаются как радиоактивные, так и стабильные — говорят, что образуются цепочки радиоактивных распадов. Довольно сложная штука, должен сказать. Со временем соотношения долей различных изотопов начинают отличаться от первоначальных. Попутно под воздействием космических излучений образуются новые радиоактивные атомы, которые также делятся, формируют свои цепочки распадов. И все же зная начальное состояние небесного тела, определить его изотопный состав на любой момент времени не составляет особых трудностей. Решение обратной задачи — по конечному состоянию оценить продолжительность существования данного небесного тела — немного более трудоемко, не столь однозначно, но также возможно. Вот этим мы и вынуждены заниматься.
— Ничего себе, "немного более"! — воскликнул Яфет. — Одновременно приходится решать более двухсот рефлексивных систем, каждая из которых состоит из восьмидесяти-ста нелинейных дифференциальных уравнений в частных производных!
— Ну, для вычислительных мощностей "Элеоноры" это не представляет затруднений.
— Хорошо, — сказал Алексей Сковородников. — Вы рассказали, как можно определить возраст небесного тела по радиоактивному распаду в минералах. Но как тогда та, первая экспедиция к Шару смогла определить его возраст? Насколько мне известно, никаких проб и просвечиваний тогда не делалось.
Яфет озадаченно взглянул на Ника Улина.
— Есть и другие методы. Вместо расчета радиоактивных распадов можно интегрировать уравнения диффузии. Грубо говоря, закон постепенного увеличения энтропии, тенденцию сглаживания различных неоднородностей никто не отменял. Кидая сахар в стакан с чаем, можно не утруждаться перемешиванием — со временем весь напиток станет одинаково сладким. Примерно то же происходит и с твердыми веществами. Надо только дольше ждать. Даже вечные казалось бы кристаллы стареют.
— А черные шары...
— Не шары, а эллипсоиды вращения, — уточнил Яфет. — Таково название этой геометрической фигуры. Это примерно шар, только вытянутый по одной оси. Здесь все они растянуты примерно на десять процентов. Оболочка их состоит из какой-то разновидности квантита, а что под ней — неизвестно.
— Каков их возраст?
— Да тоже неизвестно. Квантит же — что можно сказать!?
— Косвенно оценить их возраст можно по прилегающим породам, — сказал Ник Улин.
— И какой самый старый?
— Компьютер их всех перенумеровал. Судя по полученным, пока еще неполным данным — седьмой. Он, кстати, уже выбран как первый кандидат на проникновение внутрь. Второй на очереди — под номером четыре. Он среднего возраста.
— Понятно. Самый молодой, как я вижу, — с номером два. Так? — и, поддаваясь внутреннему импульсу, Алексей Сковородников произнес: — Если обещание Макуайра остается в силе, и нам дадут право организовывать исследования внутри одного "ядрышка", то предлагаю выбрать то, что имеет номер два. Пусть оно будет третьим на очереди.
Ник Улин пожал плечами.
— Поскольку критерий выбора произволен, можно вписать в план работ экспедиции вскрытие "ядра" под номером два. Но, если честно, я не верю, что очередь дойдет до него. Сейчас же начнутся обсуждения чисто технических проблем — как проложить входной туннель, какой принять план исследований внутреннего объема и так далее.
Как обычно, квартарец оказался прав.
Вечером, на званом обеде разговор продолжил общекорабельные обсуждения, что может находиться внутри загадочных эллипсоидов. Поймав себя на мысли, что они гадают на кофейной гуще, Сковородников замкнулся в себе, отдавшись очередному приступу депрессии. Он даже не поддержал слабое оживление, внесенное красочными рассказами Лидочки о ее мытарствах при сдаче зачетов по практическим занятиям.
Герцог тоже сидел чернее тучи.
Приглашен был Рональд Грей, заместитель Благова, начальник службы психологической безопасности экспедиции. В Галактическом Содружестве он был известен как один из высших руководителей Комитета Защиты Человечества. Удивительно блеклая личность, ни одной запоминающейся детали. Тихий голос, вкрадчивые манеры... В общем, встретишь где — пройдешь мимо и никогда не будешь мучиться вопросом, кто это, и знаком ли ты с этим человеком. А комитет его... лучше, в самом деле, держаться от него подальше.
К сожалению Сковородникова, Рональд Грей сел рядом с ним. Вначале вел себя подчеркнуто правильно: не молчал, но и не брал на себя инициативу, сосредоточив внимание на герцоге Лусонскому и шумном Яфете. В меру и к месту посмеявшись вместе со всеми над рассказами Лиды, счел нужным прокомментировать, наклонившись поближе к Алексею:
— В Межзвездном Флоте поддерживается стариннейшая традиция. Астронавты, относящиеся к штатному составу, все время учатся и постоянно сдают всевозможные зачеты и экзамены. Пока они идут по всему реестру специальностей, оставляют за собой возможность вертикальной карьеры, вплоть до командира звездолета, а далее — командующего эскадрой, адмирала и, наконец, Главкома Флота. Но как только начинают специализироваться, максимум, на что могут претендовать в будущем, — стать начальником соответствующей службы, в самом невероятном случае — руководителем тылового главка. Ваша Лида, насколько я могу судить, начала свою службу просто блестяще. Не удивлюсь, если по окончании полета она будет повышена в звании не на одну, а на две или даже три ступени.
Алексей Сковородников лишь меланхолично кивнул головой, что со стороны, возможно, выглядело не совсем вежливо.
— Вас что-то беспокоит? — участливо спросил Рональд Грей.
— Не обращайте внимания. Опять меня любимая хандра одолела... письссимизьм название ее.
— Странно. Вроде бы по характеру вы жизнелюбивы и оптимистичны.
Промелькнувшая искорка сочувствия (не показалось ли?) толкнула Сковородникова на запредельно откровенный ответ.
— Да с чего мне радоваться, коли здесь, на "Элеоноре" я играю роль тупого балласта? Ничего не понимаю, ничего не могу — кому такой фрукт нужен?!
— Подбор экипажа — большая и чрезвычайно сложная наука, скрывающая свои тайны от непосвященных за семью печатями. Как я помню, наиболее весомый аргумент зачисления вас в состав экспедиции — уникальный жизненный опыт. Потенциально вы можете сыграть решающую роль там, где все другие уткнутся в тупик. Важный нюанс.
— Да неправда это! Ничего я не могу и ни на что не способен — разве не понятно?!
Рональд Грей дипломатично промолчал, но через некоторое время вновь обратился с Сковородникову.
— Скажите-ка, Алексей Федорович, что вас больше всего удивило во время полета? Или насторожило, показалось странным.
— Да все! Будто бы не летим за десятки световых лет, а просто собрались вместе, чтоб мило провести время — ни перегрузок, ни авралов. Никакого напряжения!
— Есть такое. Это свидетельство достижений нашей технической мысли.
Алексею Сковородникову показалось, что его собеседник ждал от него чего-то большего и разочарован его словами.
— Ну, еще... сильно удивило меня пребывание в надпространстве. Какие-то сказочные ощущения, не передаваемые словами. Ну и... удивлен, конечно, что при таких скоростях, при такой мощи вы обращаете внимание на крайние мелочи. Я имею в виду всю ту шумиху по поводу снижения ли завышения мощности двигателей. Всего-то доли процента!
— М-да. Бывает, что мельчайшие детали много значит. В моей службе я как раз занимаюсь самыми, казалось бы, незначительными мелочами. Однако именно из них часто вырастают очень важные последствия. И таково положение не только в сфере моей профессиональной деятельности. Например, не располагая никаким научным реквизитом, можно ли было в свое время догадаться, что человечество пребывает на достаточно большой планете, вращающейся вокруг своей оси? Вероятно, можно было только по одному маленькому обстоятельству: из необходимости объяснить, почему плоскость колебания маятника со свободной подвеской вращается.
— Такой маятник называется маятником Фуко! — встрял Яфет, ревниво прислушивающийся к их разговору.
— Вы абсолютно правы: маятник Фуко, — с удовольствием поддакнул Рональд Грей. — Фактически единственное устройство, дающее странный и непонятный факт. Маловажный для повседневной жизни и посему не достойный внимания. Однако если все же попытаться понять, почему этот маятник ведет себя необычно, — следуют очень сильные выводы.
— Ну, тогда почему вы не обращаете внимания на то, как Яфет нахваливает корабельную пищу? Нигде, мол, он не встречал такой хорошей кухни.
— Да, хороша. Я переписал все здешние рецепты, — важно поведал хола, — поскольку, боюсь, уже утратил привычку ежедневно давать себе необходимую физическую нагрузку.
Алексею Сковородникову показалось, что Рональд Грей напрягся, словно сел на иголку, и лишь правила приличия мешают ему сорваться с места и бежать куда-то.
— Между прочим, спортзал открыт, — сказал Ван Лусонский, и разговор за столом продолжился с прежней неторопливостью.
Удар
Перед тем, как направить к Шару многофункциональный модуль, начиненный аппаратурой для проникания в намеченное "ядро", Благов назначил новый сеанс связи.
На сей раз капитанское послание предназначалось не только диспетчерской службе Ремиты, но и Главному штабу Межзвездного Флота. Были переданы все записи участников экспедиции в корабельном журнале. Вообще все, что могло представлять хоть какую-нибудь научную ценность. В том числе подробные описания выявленных квантовых аномалий при подлете к Шару и полученные данные о его строении. И, конечно же, сетования о его зловещем молчании.
После Благова связной отсек единолично занял Рональд Грей. Что он передавал, осталось тайной, — таковы уж методы работы его комитета, не преминул скривиться Яфет, — но, судя по потраченному времени, сообщение ответственного за психологическую безопасность экспедиции было довольно кратким. Вслед за ним все члены экспедиции за исключением Алексея Сковородникова отправили видеописьма. Ника Улина прервали на полуслове — он мог, наверное, сутками общаться со своими подопечными квартарцами.
То на экранах в своей каюте, то глазами фантома, висевшего над Ником Улиным рядышком с холовским, Алексей наблюдал, как собранная из разнородных модулей многотонная махина "Проникателя" — более трехсот метров длиной — медленно отплывала от звездолета, уменьшаясь на глазах. Вели его, отбрасывая мертвенно фиолетовые факелы реактивных струй, три буксирных катера, прилепившиеся к бокам.
На месте запланированной посадки "Проникателя" завершались подготовительные работы. Преодолевать квантитную оболочку "ядра" решили не в точке максимального приближения ее к поверхности — на глубине метр с небольшим — а в нескольких десятках километров в стороне. Там была выжжена специальная шахта, приповерхностный слой залили клеевым составом синевато белого цвета.
Связывающие "ядра" силикатные породы Шара за миллиардолетия превратились в плотную пыль мельчайшей зернистости. За счет плотности породы силы сцепления были достаточны сильны, но стоянку для "Проникателя" все же решили укрепить основательно. С этой целью заблаговременно были пробурены скважины, в которые вставили якорные жгуты и под высоким давлением закачали быстро твердеющий полимерный раствор.
Буксиры подвели сложную конструкцию к поверхности планетоида и зависли, ожидая пока четыре выдвинувшиеся штанги "Проникателя" не коснутся своих опор. Рванулись во все стороны разноцветные блики от образовавшихся газовых потоков — то под действием реактивных струй испарялись залежи конденсата. По поверхности Шара покатились волны и скатки, словно кто-то невидимый тер огромным ластиком по наждачной бумаге. "Есть контакт", прошло сообщение, и буксиры взмыли вверх, чтобы не тратить понапрасну ракетное топливо.
"Проникатель" несколько минут покачался на штангах-ножках и затих. Затем ощетинился стволами, из которых далеко ударили газовые струи, прорубающие широкие просветы в окутавшем его облаке, пока последние пылинки, сцепившись с себе подобными, не легли вновь на поверхность Шара. Все, осталось дождаться, когда спадет образовавшийся мелкодисперсный туман.
Район приземления "Проникателя" — Яфет с готовностью заменил это слово сковородниковским "пришарения" — был ярко освещен многочисленными светильниками, равномерно посеянными на всей поверхности планетоида, куда падал глаз. Трудно было назвать преобладающий цвет расстилающейся местности. Напрашивалось лишь одно: грязь — она грязь и есть. Человек без защитной оболочки не мог существовать в том мире, и цветовая гамма определялась используемыми оптическими фильтрами.
Организаторы работ не поскупились, и наблюдать за происходящим можно было чуть ли не с сотни различных ракурсов — таково было количество задействованных телекамер. Главный сигнал поступал сверху, со спутника, неподвижно висевшего в нескольких километрах чуть сбоку, чтобы детали конструкции "Проникателя" не загораживали дна шахты. Оптика была изумительной: Алексей Сковородников, увеличив масштаб изображения, разглядел даже случайную царапинку длиной меньше сантиметра на одной из штанг-ножек.
На бескрайней равнине посреди маленького белесого плевка неуклюже застыло хрупкое творение человеческих рук. Словно собранное из неподходящих друг к другу, разнородных деталей детского конструктора, неказистое, несимметрично выставившее опорные штанги, стояло оно кособоко. Казалось, еще чуть-чуть, и завалится. Алексей Сковородников понимал, чем это вызвано: главная ось "Проникателя" была выставлена строго перпендикулярно к поверхности "ядра", а не к линии горизонта.
Не всегда, оказывается, технически целесообразное решение красиво. Любой сказал бы: "Проникатель" уродлив.
Из днища его выдвинулся бур и углубился на несколько сантиметров в "ядро". Алексей Сковородников наблюдал, как черные капли разрушенной квантитной оболочки, поднимаясь по желобкам бура, падают вниз и медленно, словно сгустки киселя, растекаются — геометрическая форма поверхности "ядра" выдерживалась безукоризненно. Малая часть квантита попала в лоток, который утонул в специальном контейнере. Проба была взята. Вскоре от "Проникателя" отделился "ангелок" — автоматический реактивный аппарат, предназначавшийся для связи между космическими объектами, и весело помчался к звездолету. Космические расстояния велики, и лететь ему предназначалось много часов.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |