Голова закружилась, мир поплыл.
Я вытянул руку, посмотрел, как она расплывается в моих глазах, пошевелил пальцами и рассмеялся: вспомнил, как в детстве ходил в комнату кривых зеркал и жутко испугался вместо того, чтобы веселиться, как все нормальные дети. Тогда мне показалось, что зеркала показывают правду и я действительно такой. Заплакал, убежал и ещё долго ощупывал собственное лицо, стараясь понять, какое оно на самом деле.
Теперешнее состояние было чем-то похоже на то, пережитое давным-давно. В смысле, кто знает, где моя норма? Если я чувствовал себя хорошо, лишь будучи пьяным в стельку, то может быть, это и есть моё нормальное состояние? Может быть, я просто не рождён для трезвости. Может быть, пальцы действительно расплываются, а уродливая физиономия, растянутая выпуклым зеркалом, — и есть моя настоящая рожа.
«Абсурд. Долбаный абсурд».
Его всегда хватало в моей жизни, всё вечно было шиворот-навыворот, но то, что началось после появления Эрвина, — это уже явно перебор.
Юнгер, «костюмы», клуб, картель… Всё летело к чертям, и скорость полёта росла с каждой секундой. А я был намертво привязан к вагончику этих сраных американских горок и мог лишь орать от ужаса, не имея возможности ни на что повлиять. Ведь я пытался, я, чёрт побери, пытался всё исправить, и никто не посмеет сказать обратного. Много раз я старался взять себя в руки, перевести стрелку, направить собственную жизнь по другому пути. Рвал задницу, делал всё возможное и даже больше, но каждый раз Вселенная с хохотом отвешивала мне оплеуху и возвращала на место. Временами казалось, будто само пространство изгибалось для того, чтобы я вновь споткнулся, а окружающие скалились, говоря: «Какой неудачник, только посмотри».
Жук на булавке.
Лягушка в закипающей воде.
Байдарочник на пути к водопаду.
Трепыхайся сколько угодно, приятель, но итог известен заранее. Так что какой смысл дёргаться на потеху непонятно кому? Не лучше ли пойти ко дну гордо, с ладонью у козырька?
Прекрасный тост. Ещё глоток.
И ведь я желал не так уж и много, но жизнь каждый раз выполняла эти желания каким-то совершенно извращённым образом. Хотел ботинки? Держи самый странный цвет и фасон. Искал работу? Вот тебе роба уборщика и наркокартель на грани катастрофы.
И так всегда, словно я когда-то заключил договор с дьяволом.
Снова пиктограмма с телефонной трубкой перед глазами.
— Что надо? — буркнул я. — Отвали, я занят.
— Пьёшь текилу и жалеешь себя? — насмешливо поинтересовался скаут.
— Да иди ты… — я собрался отключиться, но следующая фраза напарника заставила переменить решение.
— Торрес уже рядом. Их опять обстреляли, сбили вертолёт с охраной, так что он злой как чёрт. Выходи.
Ругательство само сорвалось с губ.
— Именно, — согласился Эрвин. — Я тоже так решил, когда услышал. Прямо среди бела дня. Похоже, ситуация развивается быстрее, чем я думал. И хуже, чем я думал. Так что заканчивай бухать и давай сообразим, что делать.
— Почему бы просто не слинять отсюда вдвоём, прихватив пару кило кокаина? Можно хотя бы попробовать.
— Это мы всегда успеем, — возразил Эрвин.
Я парировал:
— Неа. У нас каждая минута на счету. Мне кажется, пока Торрес не с нами, ловушка ещё не захлопнулась и есть шанс прорваться. Возможно, небольшой, но он есть. Видишь ли, когда сюда явится этот жуткий неубиваемый спецназ, я меньше всего хочу очутиться между ними и картелем. Пусть в меня стреляют хотя бы с одной стороны.
— Но кто тебя просил ломать руку тому парню?.. Хотя, так даже лучше. Ты сыграл роль плохого копа и заслужил кое-какую репутацию.
— Садиста? — усмехнулся я.
— Нет. Крутого деда, которого не стоит злить по пустякам. Короче, выходи и сам всё увидишь.
«Крутой дед» меня приятно удивил, но Эрвин явно съезжал с темы.
— Ты ведь знал, что за Эстафетой будут следить? И подозревал, что мы имеем дело с корпорациями?..
— Да какая теперь разница?
— Большая! Очень, очень большая! Потому что ты загнал нас в ловушку, и я хочу знать, зачем!
— Маки, отцепись! — раздражённо огрызнулся скаут. — Я не знал этого. Не знал и даже представить не мог! До меня дошло, что Эстафета под колпаком, только когда мы оказались тут, — и поверь, я сам не в восторге от всего этого!
— Представить он не мог, — процедил я, не веря ни единому слову.
— Ой, знаешь что? Давай! Доставай камень и кидай в меня! Ты же у нас никогда не совершаешь ошибок! Всегда думаешь на десять ходов вперёд! Гроссмейстер хренов!
— Ладно-ладно, — я почему-то снова ощутил укол вины. — Не ори. Выхожу.
— Прости, — неожиданно смягчился Эрвин. — Я понимаю, что это косяк, и мне самому очень жаль. Но мы выпутаемся, даю слово.
— Спасибо, — сдавленно поблагодарил я напарника. Нахлынувшее чувство благодарности за эти неожиданно тёплые слова было на удивление бурным. — Спасибо, я… Я ценю это.
Прихватив пушку и выбравшись из «кабинета», я отправился на поиски напарника. Тот нашёлся в коридоре — шёл мне навстречу со стремянкой и пакетом из супермаркета, который оттягивало что-то тяжёлое и бесформенное.
— Это ещё что? — поинтересовался я.
— А, не обращай внимания, — отмахнулся скаут. — План «Б». Тебе понравится.
Я нахмурился:
— Нет уж, обращу. Что за план?
— Не скажу я тебе ничего, меньше знаешь — крепче спишь, — он кивнул на оружие в моих руках. — Я же не спрашиваю, где ты взял этот супер-убиватор.
Я приподнял бровь:
— В шоу-руме. Твоя очередь.
— Это так не работает, Маки, — Эрвин поёжился, когда ствол «супер-убиватора» качнулся в его сторону. — Отличный выбор. Постарайся только не направлять его… хм, никуда.
— Что случилось с камерами?! — раздался громовой голос Гомес.
Эрвин поднял пакет, показал девушке и невинно улыбнулся:
— Я их снял.
Помощница выставила указательный палец, потрясла им, зажмурилась и задержала дыхание на несколько секунд.
— И какого чёрта ты это сделал?.. — выдала она, наконец. — Без разрешения сеньора…
— Ой, да завали ты! — не выдержал скаут. — Ты действительно не понимаешь, что камеры сейчас работают на врага? Если за вас взялись всерьёз — а за вас взялись, — то видеонаблюдение давно взломано и за нами наблюдают! На счету каждая минута, и я не собираюсь ни дожидаться разрешения Торреса, ни конфликтовать с тобой. Слушай!.. — он поумерил воинственный тон, когда Гомес уже открыла рот для не менее агрессивного ответа. — Я понимаю, что у тебя есть инструкции и чёткие указания босса. И я точно так же на твоём месте выполнял бы приказы и не давал хозяйничать двум старым придуркам, о которых ты узнала несколько часов назад. Но мы тоже хотим жить. И Торрес нам доверился. Придётся довериться и тебе. Мы и так в дерьме по уши, так что очень прошу — не усугубляй.
Я изо всех сил старался сохранить нейтральное выражение лица. Надо же, Эрвин, оказывается, умел добиваться своего не только силой. Единственное, что вызывало сомнения — это доверие Торреса. Не думаю, что он был столь наивен, чтобы поверить двум сумасшедшим старикам. «Что за день, что за день?..»
Девушка уменьшилась в размерах.
— Ладно, — произнесла она сквозь зубы. — Но только камеры! Увижу, что ты делаешь что-то без моего ведома, — пристрелю.
Опенспейс изменился: перегородки исчезли, а менеджеры слонялись туда-сюда с оружием в руках и воинственным видом. Парни покрепче таскали мебель, пытаясь строить баррикады — довольно неудобные и бестолковые.
— Что, не нравится? — напарник прочитал это по моему лицу.
— Угу, — из-за текилы меня проняла икота, и пришлось закрыть рот ладонью, чтобы хоть как-то это скрыть.
— Тогда баррикады на тебе. Организуй из этих чудил армию, а я закончу с камерами.
— Раскомандовался, — недовольно буркнул я, но больше для порядка, поскольку всё равно собирался взять эти задачи на себя.
— Мы справимся, — Эрвин неожиданно заглянул мне в глаза. — Обязательно справимся.
— Ой, иди ты уже к чёрту, — его слова воспринимались, как неуклюжая и неумелая попытка утешить неизлечимо больного, и только усиливали гадкое предчувствие надвигающегося конца. — Парни! Минуту внимания!..
Само собой, сначала никто не собирался слушать пьяного идиота с коробкой пиццы в руке и торчащей из кармана бутылкой текилы, но пара-тройка советов с подробными разъяснениями, почему надо именно так, а не иначе, сделали своё дело — на меня обратили внимание и прислушались.
— Наискосок! — вскоре уже смело командовал я. — Чтобы сектор обстрела был шире. Шкаф набок, столы тоже!..
Периодически я косился на Эрвина: тот вытаскивал плитки фальшпотолка, шарил там руками, чихал от пыли и выдёргивал камеры, но в целом не делал ничего подозрительного. Вроде бы. С ним я никогда не мог быть уверен на сто процентов.
Мы успели совсем немного, когда Гомес громко вскрикнула: «Босс идёт!», вскочила со своего места и подбежала к двери, на ходу разглаживая невидимые складки на пиджаке и юбке.
Работа замерла, взволнованные люди уставились на дверь.
— Чего остановились? — прикринул я и сам схватился за стол. — Поднажмите, времени нет!
Торреса мы услышали задолго до того, как открылась дверь: в коридоре раздался его раздражённый голос, который постоянно перебивал другой — женский, очень громко и визгливо тараторивший на испанском.
Перед глазами повисло окно синхронного переводчика — и я нажал «да», но опоздал и застал лишь конец реплики Торреса:
— ... в безопасности. Всё хорошо, довольно истерик!
— Но мы… — на этом слове переводчик снова перешёл на непонятную мне испанскую тарабарщину и предложил купить премиум-аккаунт на месяц «Всего за 9,99».
В следующее мгновение дверь открылась и внутрь протолкались два лысых квадрата в чёрных костюмах. Окинув нас мрачным взглядом, они отошли в стороны, и в офис закатился вспотевший и взъерошенный Торрес, сопровождаемый высоченной смуглой красоткой и толстым взлохмаченным мальчиком — точной копией отца. Ребёнок, судя по бегающему взгляду, играл во что-то в ДР и не обращал совершенно никакого внимания на скучный реальный мир.
— Добрый день, господин Торрес, — поприветствовала босса Гомес и опустила глаза, столкнувшись взглядом с красоткой. Та ощерилась и выплюнула несколько быстрых фраз, из которых я понял только последнее слово — Puta, — и кинулась на помощницу с яростным рёвом.
— Ух ты, — обрадовался Эрвин, стоявший на стремянке под самым потолком. — Обожаю женские драки.
Жена Торреса вцепилась Гомес в волосы и лицо с такой силой, что брызнула кровь, босс закричал и забегал вокруг них кругами, охранники бросились разнимать дерущихся и сами получили длинными красными когтями по лицам, а мальчик так и стоял рядом, не желая замечать, что вокруг него происходит, — и я не мог судить его за это.
Все остальные, кроме Эрвина, сделали чрезвычайно занятой вид и смотрели куда угодно, только не на разыгравшуюся перед ними безобразную сцену.
Наконец, охранники сделали свою работу и оттащили взбешённую красотку, которая вырывалась с прежней силой и материлась так, словно росла на одних улицах с остальным картелем. Торрес накричал на жену, потом отчитал Гомес, которая стояла ни жива ни мертва, и, схватив за руку равнодушного сына, скрылся вместе с ним и остальными в переговорной.
Эрвин спрыгнул со стремянки, подбежал к шокированной помощнице и помог присесть.
— Может, воды? Как ты себя чувствуешь? Пойдём, я помогу тебе умыться. Есть влажные салфетки? — закудахтал он над ошеломлённой девушкой.
У меня глаза на лоб полезли — весь такой заботливый и обходительный, — и куда только девался мерзкий и циничный психопат, которого я знал?.. Что-то явно было нечисто, что-то явно ускользало от моего внимания — и это чувство не давало покоя, как камешек в ботинке. Но, к сожалению, размышлять было некогда: работы невпроворот. Я отправил людей, чтобы они наглухо завалили выходы на пожарную лестницу и площадку перед лифтом.
— Противопехотные мины или гранаты есть? — поинтересовался я у громилы, который недавно спорил с Эрвином. Тот кивнул:
— Да, вроде должны найтись.
— Отлично. Тогда возьмите побольше и наделайте растяжек везде, чтобы ступить нельзя было.
А напарник всё вился вокруг Гомес: утешал, принёс воды, помог замазать раны медицинским клеем, попутно отпустив шутку о том, на что похожа эта мутная слизь на её лице, — и даже не получил за это по морде. Последней каплей стало то, что Эрвин сказал: «Сиди-сиди!» и побежал к кофемашине после того, как Торрес позвонил и затребовал кофе.
— Какого хера? — рыкнул я на скаута по внутреннему каналу. — Каждые руки на счету, ничего не готово, а ты изображаешь лучшую подружку?!
— Она нужна нам, — парировал напарник. — Видел же, что она здесь в авторитете, лучше будет заслужить её расположение, прежде чем начнётся стрельба.
— А ещё лучше будет достроить грёбаные баррикады! Хватит ей отлизывать, работы ещё море!
— Ла-адно, — протянул он. — Возьму на себя пожарный выход, — бравый скаут повернулся к девушке. — Прости, меня зовёт большой и страшный капитан. Справишься без меня?
— Я всё слышу! — проворчал я и отключился.
Ничто не подстёгивало работу так, как осознание того, что очень скоро, возможно уже в следующую минуту, за нами придут. Я наплевал на помощников и таскал тяжеленную мебель самостоятельно под уважительными взглядами здоровяков, которые пытались повторить этот номер, но не сумели.
Однако кроме подстёгивания был и другой эффект: люди нервничали, и то и дело то тут, то там звучала ругань, и вспыхивали перепалки, которые лишь чудом пока не перерастали в драки и перестрелки.
Куча неуравновешенных людей с оружием — что может быть лучше? Спасибо тебе, Эрвин.
Тем не менее в итоге у нас получились вполне сносные укрепления: мы контролировали опенспейс, переговорку, несколько кабинетов, склад и длинный коридор. Скаут через какое-то время вернулся и заявил, что завалил и заминировал там всё так, что и мышь не пролезет.
Громилы картеля расположились на баррикадах и негромко переговаривались. Кто-то хвастался, кто-то распускал перья, кто-то нервно шутил, а мы с Эрвином выбрали для себя местечко поудобнее: я расположил «супер-убиватор» возле импровизированной бойницы между огромным принтером и цветочным горшком и намеревался прикончить остатки текилы, а Эрвин приволок Пигги и теперь сидел, забивая патронные ленты.
Я видел, как Гомес понесла кофе Торресу и скрылась с подносом в переговорке, но через полминуты вновь раздался истерический женский вопль, брякнула разбитая чашка — и помощница пулей вылетела обратно с огромным кофейным пятном, расплывавшимся по белой блузке.
Девушка пронеслась мимо нас и скрылась на складе, громко захлопнув за собой дверь.
Эрвин вздохнул и поплёлся следом, не обращая внимания на мои протесты.
«Ладно, к чёрту, — махнул я на всё рукой, стараясь унять зудящее в мозгах раздражение. — Пусть успокаивает, если она так важна, пусть вообще делает, что хочет».
