Канцлер Империи (бывш. Дж)

Кстати, неделей раньше я имел беседу с Полозовым, освоившим и "Стрижа", и "Элен", и тот про нового "Ишака" высказался несколько резче: "самолет для тех, кто ни летать, ни стрелять ни хрена не умеет!" Впрочем, потом он самокритично признал, что даже в его полку таких почти половина.

Авиация противника состояла из небольшого числа английских и американских машин. По нашим сведениям, англы уже сделали нормальный V-образный мотор мощностью почти тысячу сил и сейчас испытывали сразу три самолета на его основе, но в Китае были только "Фантомы-2". Наиболее выдающиеся недостатки старой машины были смягчены, но все равно это был плохой истребитель и вовсе никакой штурмовик. Кроме того, мы получили сведения, что в Китай отправлены два четырехмоторных бомбардировщика "Либерейтор" — нечто вроде "Кондора", но с рядными движками от "Фантомов". Однако авиаразведка, даром что весьма усиленная, смогла обнаружить только один! Пока он не залетал за границу, его не трогали. Но однажды он ее перелетел и был тут же сбит... В общем, английская авиация себя не показала. Зато американцы поддержали честь англосаксов! Их истребитель-штурмовик "Мустанг" доставлял нам немало хлопот, несмотря на невеликое мастерство штатовских пилотов. Самое интересное, что эта машина имела двухтактный мотор! Райт его ухитрился сделать аж шестнадцатицилиндровым водяного охлаждения. Компоновка была Х-образной. Это чудо работало на спирту, причем жрало его в совершенно диких количествах, и имело ресурс всего около сорока часов, но зато весило чуть за полтонны при мощности в тысяча двести сил. Правда, с планером самолета они поступили так, как будто уже сочинили изречение "аэродинамику придумали те, кто не умеет делать хорошие моторы". "Мустанг" был подкосным высокопланом с неубирающимся шасси — что-то вроде польских истребителей времен второй мировой. Но благодаря огромной тяговооруженности и мощным пушкам этот самолет неплохо себя показал — хорошо хоть летать далеко не мог, одной заправки спирта ему хватало на полчаса полета.

В декабре, как и было договорено, широкомасштабные наступления китайцев прекратились до весны. Главными причинами были экономические — если бы мы продолжали принимать рабсилу, то расходы на ее обогрев при сортировке и транспортировке заметно подняли бы себестоимость, да и с одеждой было не очень, несмотря на то, что основную ее часть поставляли японцы.

Так что в Манчжурии воцарилась тишина, лишь иногда прерываемая небольшими перестрелками — когда какая-нибудь китайская часть, замерзнув и оголодав, шла пробиваться в плен по собственной инициативе, без распоряжения командования. "Дикими" пленными занимались немцы.

Для систематизации итогов первого года войны в России было создано сразу две комиссии — в Генштабе и в Главном штабе. Правда, та, которая в Главном, скромно именовалась "рабочей группой", но зато занималась делом. А уж генштабовская, под руководством Янушкевича, развернулась вовсю! Первое, что она сделала — это обратилась в мой Секретный отдел за допуском на ознакомление с документами любого уровня. Им его предоставили, так как данный отдел и создан-то был для того, чтобы фабриковать секретные документы; но, пока там еще не достигли должного мастерства в изготовлении бумаг государственного масштаба, допуск для генштабовцев был временно ограниченным. Однако, чтобы родить концепцию применения танков в современной войне, подчиненным Янушкевича хватило и того, что им дали. Прочитав черновики комиссии, я даже в какой-то мере проникся глубиной ее новаторских замыслов.

Итак, основным тактическим приемом будущих войн предполагалось сделать наступление пехоты при поддержке танков. Выглядеть это должно было следующим образом: впереди борт к борту едут три танка, а за ними, сужающейся к хвосту колонной, трусцой бежит полк. Рубеж атаки был принят в два километра, и, чтобы танкистам было чем заняться в пути до противника, на них возлагалась обязанность за это время провести артподготовку. В связи с чем танки типа "Фишман" предлагалось модернизировать: увеличить ширину и высоту для лучшей защиты бегущей за ними пехоты, а в задних башенках вместо пулеметов установить минометы. Якобы во исполнение этих пожеланий в Гатчину и прибыла бригада инженеров из Екатеринбурга. На самом же деле ей предстояло окончательно утвердить новый единый танк и сделанные на его основе самоходку и бронетранспортер.

В настоящий момент с конвейера сходили сделанные на одном и том же шасси танк "Тигр" и самоходка "Диарея". Шасси имело компоновку с движком и коробкой спереди, поперек корпуса, мощность составляла сто двадцать сил. "Тигр" был вооружен сорокасемимиллиметровкой Гочкиса и пулеметом, "Диарея" — двумя трехдюймовками. То есть в первых экземплярах пушка была одна, и самоходка называлась "Медея". Но конструктора сумели основательно ужать орудия, что дало возможность в ту же самую рубку засунуть два. Вообще-то поначалу это устройство называлось "Диодорея", но в процессе согласования документации лишние буквы потерялись, и на вооружение самоходная двустволка была принята под свом теперешним названием. Сейчас этими машинами была вооружена учебная танковая дивизия, а конструктора уже приступили к изделию, ради которого и создавалось данное шасси, то есть к БМП.

Одновременно с екатеринбуржцами в Гатчину приехали и немцы — они привезли чертежи своих новых орудий, которыми предстояло вооружать бронетехнику стран Большой Четверки. Это были действительно пушки немецкой разработки, но более позднего времени, то есть их знаменитая "ахт-ахт" в танковом и зенитном вариантах и пятисантиметровая KwK-38, эта только в танковом.

То есть немцы теперь представляли себе качественный состав своей бронетехники следующим образом. Для действий против заведомо слабейшего противника нужны гиганты вроде "Фишмана", но немного. Основным танком становится средний, с 50-мм пушкой, в качестве основы которого сейчас рассматривались предложенные мной чертежи Pz-III. Также имеется небольшое количество тяжелых самоходок с 88-мм пушкой — эти для прорыва укрепрайонов. И немного легких танков Pz-II. Для пехоты предполагалось создать открытый сверху полугусеничный бронетранспортер.

Мы же собирались обойтись всего одним типом танка — с немецкой "ахт-ахт" в качестве орудия. Да, поначалу оно будет избыточным, но настильность его траектории позволит вести точный огонь с больших дистанций, что не лишнее в любой обстановке. А там, глядишь, скоро и у противника танки появятся, вон, французы уже зашевелились. С такой пушкой, как "ахт-ахт", наши танки будут поражать вражеские с запредельной для них дистанции.

Пехоту мы (то есть мы с Гошей плюс рабочая группа Главного штаба) думали снабдить сравнительно дешевой БМП в приличных количествах и вооруженным серьезной пушкой тяжелым бронетранспортером — в каких получится, для действий в условиях прорыва насыщенной противотанковыми средствами обороны. Кроме того, на нашем вооружении предполагались и самоходки. Одна из них — "Диарея" — уже производилась. Вторая была в проекте, и в данный момент проходили конкурсные испытания 105 и 122 мм пушек для установки на нее.

Единый танк, компоновку которого привезли на утверждение екатеринбуржцы, тоже имел движок и коробку спереди. Специально для танков Тринклер разработал V-образную восьмерку мощностью в триста пятьдесят лошадей, а Луцкой — шестиступенчатую (четыре скорости вперед и две назад) коробку передач для неё. Кстати, управление фрикционами в этом танке производилось не рычагами, а штурвалом. Потому как с рычагами переключение скоростей одновременно с поворотом направо представляло из себя весьма непростую задачу, с которой мог справиться далеко не каждый мехвод.

Сам же танк был сильно похож на первую "Меркаву", но не с литой, а со сварной башней более простой формы. Как и у израильского танка, у нашего имелось дополнительное кормовое отделение с дверью, которое могло использоваться как аварийный выход. А вообще-то там можно было разместить или четырех десантников, или двух раненых на носилках, или дополнительный боезапас, или специальный контейнер на полтонны солярки сверх того, что в баках.

Ну, а после технических делегаций уже перед самым Рождеством мне пришлось принять и дипломатическую — то есть провести последнюю рабочую встречу перед представлением оной делегации Их Величествам. По поводу этого делегаты волновались, им, видимо, не хотелось ударить лицом в грязь с первой же встречи на высшем уровне.

Встреча же была первой не только для новоиспеченных дипломатов, но и для их страны, всего позавчера появившейся на карте — пока только на одной, той, что висела в моем кабинете. Да и то она там была пририсована вручную.

Главу делегации звали Арон Самуилович Немнихер, и он был министром иностранных дел Социалистической Республики Израиль. Кроме него, имелись два замминистра — финансов и национальной обороны.

К приходу делегации я как раз получил кое-какие сведения с Дальнего Востока, поэтому сразу перешел к делу:

— Чай, кофе, пиво — сами выбирайте. И можно мне сразу вам, уважаемый Арон Самуилович, задать нескромный вопрос — на кой черт Израилю понадобился "Либерейтор" — кого вы собираетесь бомбить? Как его удалось украсть — не спрашиваю, потому что в общих чертах мне уже доложили. Довольно грязно, кстати, получилось, но зато недорого.

— Так ведь в первый же раз, Георгий Андреевич, — развел лапками министр иностранных дел, — до сих пор как-то не доводилось связываться с самолетами.

С нашей первой встречи шестой отдел успел подробнейшим образом вникнуть в биографию Арона Самуиловича, и я, в знак хорошего расположения, решил намекнуть ему об этом:

— Неужели процесс уворования самолета так уж сильно отличается от, скажем, неправедного заимствования вами пяти локомобилей, предназначенных к отправке на фронт в одна тысяча девятьсот четвертом году? Да не волнуйтесь, если бы они были там хоть зачем-нибудь нужны, с вами бы уже успели побеседовать в соответствующем ключе. Но толку от них не было никакого, зато мы вместо них авиабомбы смогли отправить... И вы ведь примерно шестую часть вырученной суммы пожертвовали на победу — мне правильно доложили?

По скромному кивку собеседника я сделал вывод — похоже, доложили неправильно, денег он получил заметно больше.

— Скажу по секрету, — сообщил я, — Его Величество решил наградить вас только что учрежденным орденом святого Антония! Даже у меня такого нет (и никогда не будет, продолжил я про себя). Но все же — зачем вам тяжелый бомбардировщик?

— Но ведь должен же в нашем государстве быть самолет для высшего руководства! — пояснил один из замов, кажется, финансовый.

— Вы собираетесь возить своего премьера в бомбоотсеке?

— Мы хотели сделать вам подарок, — застенчиво сказал глава израильского МИД-а, — и надеялись, что вы, в свою очередь, подарите нам семь широкофюзеляжных "Кошек"...

— Четыре! — мгновенно отреагировал я. — И не спорьте со мной, а то я еще и уценю ваш аэроплан за отсутствие документов. И, кстати, дату президентских выборов вы уже назначили? Если не трудно, поделитесь со мной предположениями об их результате — мне просто интересно, кто из их величеств одержит победу. Я, между нами говоря, за Машу болею...

Глава 24

На второй день нового, тысяча девятьсот десятого года, Петербург хоронил генерал-адмирала. Дядя Алексей, без потерь проведя эскадру Северным морским путем, по прибытии во Владивосток захворал. Сначала медики списывали это на реакцию организма после тяжелого перехода, потом нашли воспаление легких и начали колоть пенициллин, то есть георгиум, потом что-то говорили о нервном истощении... В общем, три недели назад Алексей Александрович почил в бозе, и вот сейчас траурный поезд прибыл в Питер.

Жаль, конечно, неплохой был мужик, но все же в этом мире ему повезло куда больше, чем в том. Тут он прожил на год с лишним дольше и умирал не в Париже, уволенным со службы и оплеванным за все беды российского флота, в том числе и те, к которым он вообще не имел никакого отношения, а в России, полным адмиралом и героем легендарного Алексеевского перехода из Найденовска во Владивосток. И последние свои годы он провел не во Франции с дурой Балеттой, а в делах и походах, почти всегда со своей красавицей-женой Ольгой, с которой он был счастлив — я сам это видел.

После похорон я поехал с величествами в Зимний — помянуть генерал-адмирала в узком кругу. И там я услышал от Гоши, что, если я и дальше буду только работать, а не отдыхать, то (тьфу-тьфу) и у меня может нервное истощение произойти, если не что-нибудь похуже, каковое развитие событий было бы ему, Гоше, весьма неприятно.

— Ты же с четвертого года не то что без отпуска — без выходных пашешь! — открыл мне глаза император. — Только собрался в свою деревню съездить, так и то смог пробыть там всего один день. Что я? Я все-таки каждый год на неделю к семье в Крым езжу, да и по воскресеньям далеко не всегда торчу на службе... Вроде сейчас обстановка спокойная, может, возьмешь отпуск на недельку-другую? На лыжах где-нибудь покататься или на снегоходах.

— В Куршавеле, — невинным тоном предположил я.

— М-м-м, — вынужден был согласиться Гоша, — ты прав, не выйдет. Без охраны тебя туда не отправишь, а с охраной получится натуральная оккупация Швейцарии, что кое-где могут неправильно понять. А если на Канары? Ты же вроде дачу там собирался строить, так съезди, подбери участок, вообще на место посмотри и на соседей... Ты там вообще-то хоть раз был?

— Нет, не довелось. В том мире как-то не особо позволяли финансы, а здесь все времени постоянно не хватает.

— Вот и замечательно! Так как ты у нас ветеран и японской, и черногорской, то дорога к месту отдыха у тебя за государственный счет. Так что собирай курортный чемодан, выход в море на днях. В том мире тебе ничего не нужно — водный мотоцикл там, или трусы какие-нибудь особенные?

— Да полно у меня и трусов, и мотоциклов. Постой, а что отплывает-то?

— Первая АУГ. Состав ты знаешь или дать тебе шпаргалку с перечнем?

Вот таким образом я и оказался в отпуске. Обошлось без бюрократии — заявления я не писал, отпускных не получал... Жена, которую я пригласил с собой, отказалась. Мол, без Насти я не поеду, а ей среди тамошних дикарей делать совершенно нечего. Ты там, главное, не бери пример со своих подводных адмиралов, и все будет хорошо. Сувенир привези, бумеранг или череп чей-нибудь, я даже и не знаю... В общем, езжай, и побыстрее, а то у меня что-то глаза слегка заслезились, — напутствовала меня супруга. И я, написав список — что надо срочно запихнуть в контейнер и доставить на АУГ, сам по-быстрому собрал чемоданчик, погрузился в "Кошку" и полетел в Либаву. Там сел на катер и вскоре был на крейсере "Коршун", выбранном мной в качестве места обитания во время отпуска. Ближе к вечеру мы отчалили.

Весь вечер АУГ собиралась в кучу, то есть в походный ордер, а с утра поплыла (или, по-морскому, пошла) к выходу из Балтийского моря. Погода испортилась, начался ветер с мокрым снегом, и я, посмотрев в иллюминатор, решил, что просыпаться было не лучшей идеей. Но снова завалиться в спячку мне не дали — пришел командир корабля и пригласил меня на завтрак. Мои возражения — мол, я ничего не делал, и поэтому никак не мог нагулять аппетит — он отмел. И сослался на ее величество Марию Федоровну, которая, оказывается, звонила ему и просила лично проследить, чтобы я питался три раза в день.