Подкидыш

Дом Миниха находился у самой Петровской гавани, куда прибыла яхта. И был он не так чтобы совсем маленьким — во всяком случае, Летний дворец, где остановился Сергей, уступал ему в размерах раза в два с небольшим. Но до Зимнего, например, обиталище Миниха сильно не дотягивало. Да и вообще, рядом торчал какой-то здоровенный дворец, причем не очень запущенного вида, поэтому Новицкому стало интересно — чей он. Неужели опять Меньшикова?

Оказалось, что император почти прав. Домина была выстроена именно для светлейшего князя, но толком насладиться ей он не успел, будучи отправлен в ссылку. А хозяином дворца стала императорская фамилия — то есть в данный момент он, Петр Второй.

Узнав про это, молодой человек про себя вздохнул. Надо же, при ближайшем рассмотрении он оказался вовсе не так беден, как это представлялось поначалу! Эх, если бы только не дворцами, которые даже продать нельзя, а прямо сразу деньгами. А теперь на тебе — сиди, ищи применение этакой хоромине. Наверное, тут можно будет организовать что-то вроде нахимовского училища. Или просто поселить сюда, если оно уже есть.

Жена Миниха оказалась довольно миловидной дамой лет тридцати. Насколько Сергей был в курсе, генерал-аншеф женился на ней недавно, после того, как два года назад умерла его первая супруга. Причем, что интересно, и этот брак был заключен по любви. Более того, когда в покинутой Сергеем истории Миних был отправлен в ссылку, жена добровольно отправилась за ним. Почти за сто лет до декабристок!

Но здесь, кажется, ей предстоит обойтись без таких подвигов. Хотя как знать — случись что с Новицким, и Миних как минимум тут же загремит далеко и надолго независимо от того, кто сядет на освободившийся трон.

После ужина жена Христофора Антоновича куда-то увела Елизавету, а у мужчин образовалось время побеседовать наедине. И Миних тут же поднял вопрос о двух столицах.

— Воля, конечно, твоя, государь, — развел руками он, — но не бывает в одной стране двух столиц, и все тут.

— Так ведь это только вопрос названия, — пояснил свою позицию Сергей. — Вот скажи, нужно ли переводить Адмиралтейство в Москву? Нет, нечего ему там делать. А чем занимается Священный Синод в Санкт-Петербурге? Этот город никак не отнесешь к религиозным центрам, и мне кажется, что и дальше так будет. Просто, раз уж Питер все равно называют северной столицей, я хочу закрепить это на бумаге, вот и все. Для добавления городу престижа, а то он действительно выглядит каким-то не очень процветающим. Учреждения же в любом случае будут находиться там, где смогут наилучшим образом выполнять свою работу.

Под конец беседы Миних поинтересовался, как императору понравились образцы всяких редкостей в Академии. Сергей уже совсем было собрался ответить, что никак, потому как он их не видел и не особо о том жалеет, но тут генерал-аншеф упомянул о Янтарном кабинете.

Это какой такой кабинет, с удивлением подумал Новицкий, но почти сразу сообразил. Наверняка имеется в виду знаменитая Янтарная комната! Которую в войну уперли немцы, а отдавать совершенно не собираются. Все правильно, ее же подарил Петру Первому какой-то прибалтийский не то герцог, не то курфюрст. А оформлен в виде комнаты подарок был заметно позже, не то при Елизавете, не то вовсе при Екатерине Второй.

Да, с раскаяньем подумал молодой царь. Вот они, прискорбные плоды необразованности! Ведь про те самые экспонаты он до сих пор знал только то, что среди них есть заспиртованный двухголовый младенец. Понятное дело, что ни малейшего желания смотреть на такую гадость у него не появилось. А там, оказывается, кроме него еще и Янтарная комната есть. Правда, пока еще в виде кучи, а не комнаты.

К чести Новицкого надо сказать, что мысли продать такую редкую и дорогую вещь у его даже не мелькнуло. Во-первых, это просто неудобно — подарок же! А во-вторых, это не просто подарок, но и общенародное достояние, поэтому с ним надо обращаться особенно бережно.

Вот ведь блин, подумал Сергей, до чего же это вредная работа — быть императором! И сижу-то я в этой должности неполные полгода, а государственные мысли в башку уже так и лезут, причем эта далеко не первая. Да простому ученику девятого класса московской школы, коим я был всего два года назад, такие слова, как "общенародное достояние", и в голову не пришли бы!

Однако с комнатой все равно надо что-то делать, решил Сергей. Неплохо бы перевезти ее в какое-нибудь хорошо охраняемое место. А какое самое-самое в России? Разумеется, Кремль! Вот только верховников оттуда убрать, потому как рожи у них запредельной бескорыстностью не отличаются, и можно перевозить комнату.

Стоп, одернул себя Новицкий. Если история здесь пойдет так, как шла там, то в двенадцатом году в Москву войдет Наполеон! И тут же прикарманит мою комнату, это к гадалке не ходи. Так, может, оставить ее в Питере?

Тоже не выход, вынужден был вскоре признать молодой человек. Наполеона все равно потом разгромят, и можно будет вернуть драгоценности, потому как насчет спрятать украденное император французов был не очень, до немцев ему в этом вопросе далеко. И, значит, останется Янтарная комната в России. В советские времена, наверное, в нее будут водить экскурсии трудящихся. А потом наступит торжество демократии, и комнату разворуют свои же! Ибо демократы способны украсть гораздо больше, чем простая комната из янтаря, история это показала однозначно. Так что же, сейчас вообще ничего нельзя сделать?

Можно, решил Новицкий. Надо, чтобы Россия стала не просто великой страной, на троне которой будет приятно сидеть, но и приобрела запас прочности на будущее. Тогда, если он получится достаточным, и Наполеону не видать Москвы, как своих ушей, и Гитлера тоже ждет облом. Всякие же демократы будут по мелочи подворовывать где-нибудь в Швейцарии или Штатах, где они окажутся, сбежав из России. А в Янтарную комнату станут ходить экскурсии.

От мыслей о далеком будущем Сергея отвлекли вернувшиеся дамы. Оказалось, что уже довольно поздно, и пора ложиться спать. Разумеется, Сергею и Елизавете были предоставлены отдельные комнаты, причем не по одной, а по две каждому. И, что тоже разумелось само собой, дальние из них, то есть спальни, были смежными.

Пожелав чете Минихов спокойной ночи, император с цесаревной отправились к месту своего ночлега.

Глава 25

Первый месяц в Санкт-Петербурге пролетел незаметно, потому что был до упора заполнен всякими делами, не меньше половины из которых к тому же оказались срочными. Миних трудолюбиво и настойчиво таскал императора по городу, показывая, где что идет не так и предлагая, как это можно исправить. Правда, он быстро заметил, что возможных реакций со стороны царя может быть всего две. Или Петр кивал, иногда просил дополнительных сведений, несколько раз даже записывал что-то в тетради, которую носил с собой. Потом говорил, что здесь надо подумать, и не принимал никаких решений. Или он сразу со всем соглашался, после чего предлагал Христофору Антоновичу самому этим и заняться. Как раз к концу мая генерал-аншеф понял — если он впредь будет продолжать подобную политику, то своими руками погребет себя под такой кучей дел, с коими ему не разобраться и за несколько лет. После чего сам, по своей инициативе подвел к Петру Ягужинского и объяснил, что сей достойный муж не хуже него знает, что в Петербурге пошло наперекосяк после смерти Петра Великого, и сможет это показать государю. А он, Миних, вместе с кораблестроителем Гаврилой Меньшиковым хотел бы приступить к постройке корпуса парового судна, потому что в таком важном деле нельзя терять времени.

Сергей согласился, ничем не показав, что не только ожидал именно такого результата, но и в значительной мере сам его подготовил. Потому как императору очень не нравилось положение дел, при котором у него из важнейших вещей если что и было, то в единственном экземпляре. Возьмем, например, самолет. Ведь в нем абсолютно все системы управления имеют резервные цепи! А важнейшие — и не по одной. Значит, и в порядочном государстве тоже должно быть так, ведь управлять им не проще, чем упомянутым самолетом, а отказ какой-нибудь цепи управления может привести к куда более катастрофическим последствиям.

Но пока — увы.

Человек, которого можно назвать хоть правой рукой, хоть первым министром, всего один. Это Миних. Но ведь рук у человека две, и Новицкий, например, левой писал ничуть не хуже, чем правой. Стрелял с обеих рук одинаково, да и многие работы, особенно тонкие, предпочитал выполнять именно левой рукой. Так получилось из-за того, что от рождения он был левшой, а в школе из него старательно делали правшу. И сейчас, всего с одним ближайшим помощником, он чувствовал себя одноруким.

Верное воинское подразделение, осуществляющее охрану царственной особы, одно-единственное. Вот уж здесь не надо быть семи пядей во лбу для понимания, чем это грозит.

Секретная служба тоже пребывала в гордом одиночестве. Нет, конечно, тут грех жаловаться — за столь короткое время много не успеешь, и это еще повезло, что удалось организовать хоть одну. Но останавливаться здесь тоже не следует — бабка, без сомнения, очень ценный кадр, но за ней тоже нужен присмотр. Именно из подобных соображений Новицкий сразу согласился вернуть из ссылки бывшего генерал-полицмейстера Девиера. Однако выяснилось, что того законопатили аж в Охотск, и ожидать его появления следует не раньше чем через полтора года. В принципе, конечно, можно и подождать, но при этом не прекращая поиск кандидатур на роль создателя второй секретной службы. Это такое дело, запас в котором никогда не помешает.

Тут молодого человека посетила мысль, что еще одно важное направление до сих пор остается не задублированным. Ведь он, в конце концов, император, а не хрен собачий. И сколько у него любовниц? Ровно одна! А если она вдруг вздумает как-то использовать свое положение в антигосударственных целях? Или просто начнет капать на мозги в смысле продвинуть наверх кого-то из своего окружения.

Нет, решил Новицкий, в ближайшее время здесь оставим все как есть. В конце концов, Елизавета пока не дает никаких поводов упрекнуть себя ни в чем. И, значит, можно не торопиться искать еще кого-то, потому как полно гораздо более важных дел. Да и вообще в глубине души молодой человек считал, что это будет совершенно ненужный разврат.

Про Павла Ивановича Ягужинского Сергей знал не так уж и мало. В изучаемой им истории этот персонаж сразу после смерти Петра Второго попытался примкнуть к верховникам, но что-то там у них не срослось, и Ягужинский стал одним из вдохновителей Анны Иоанновны, благодаря которым она решилась прилюдно порвать ограничивающие ее власть "кондиции". Здесь он сразу после выздоровления Петра получил от Остермана приказ немедленно убираться из Москвы в Питер, который вынужден был выполнить.

Получив доступ к царю, он повел себя совсем не так, как Миних. Павел Иванович не таскал Новицкого по верфям, мастерским и недоделанным каналам, показывая, что тут идет не так. Нет, Ягужинский приезжал в Летний дворец и вел с царем беседы о том, почему после смерти его деда все начало потихоньку разваливаться. Казалось бы, он предлагал бороться именно с причинами, а не со следствиями, как Миних, но уже после второй беседы у Сергея появилось подозрение, что это тоже не так. Генерал-прокурор, как и генерал-аншеф, предлагал всего лишь исправить отдельные недостатки, только в системе отдачи приказов, а не их исполнения. Поэтому в начале третьего визита гостю было сказано:

— Павел Иванович, давай начнем с того, какие цели имел в виду мой великий дед, создавая Правительствующий Сенат. Насколько я понял, этот орган должен был осуществлять верховную власть в отсутствие государя, а так же в тех случаях, когда он присутствует, но занят чем-то, что не позволяет ему тратить много времени на текущие дела. А генерал-прокурор должен следить, чтобы оный Сенат, управляя Россией, оставался в рамках утвержденных императором законов. Так?

— Именно так, государь.

— Получалось ли это у Сената при жизни Петра Великого? Насколько я знаю, да. Так почему же сразу после его смерти все пошло наперекосяк? Ведь если подумать, то смерть тоже есть вариант отсутствия, только окончательный. Так вот, мне хотелось бы понять — произошло это оттого, что Сенат имеет какие-то внутренние недостатки, не позволяющие ему работать самостоятельно? Или причиной явились какие-то внешние причины — например, распоряжения лиц, стоящих во власти над ним. Это, по-моему, только император, и больше никто. Кто подписал указ о том, что Верховный Тайный совет стоит выше Сената?

— Меншиков, Головкин и Апраксин, государь.

— Ага, то есть люди, в тот момент бывшие и сенаторами, и верховниками. Отсюда первый вывод — должность сенатора нельзя совмещать ни с какой другой. Смотрим дальше. Как Совет смог ограничить власть Сената?

— Многими способами, государь. Главный из них — денежный. Средства на дела, кои Совет считал вторжением в область своих полномочий, не выделялись вовсе.

— То, что они там все жадины, мне и без тебя известно. Но снова задаю вопрос — какой пункт какого документа о Сенате наиболее способствовал его теперешнему бедственному положению? Не знаешь? Я тоже не знаю этого точно, но могу предполагать. Это указ Петра Великого о том, что жаловаться царю на Сенат запрещено, а наказанием за это является смертная казнь. Вместо того чтобы разъяснить государю всю пагубность такой постановки вопроса, все сенаторы были вне себя от радости! И ты тоже, между прочим. А результатом явилось то, что почти все подчиненные Сенату коллегии с радостью восприняли поползновения Совета о том, что выполнять теперь надо именно его распоряжения. Потому что если вдруг встает выбор между таким начальством, жаловаться на которое нельзя, и таким, где это позволяется, то при малейшей возможности люди выберут второй вариант.

— Но, государь... так можно вообще бог знает до чего дойти! Ведь на самого-то царя жаловаться некому.

— Кроме господа бога, но определенный смысл в твоих словах есть. И следует из них вполне логичный вывод — царь в делах повседневного управления державой вообще принимать участие не должен, тогда и жаловаться станет не на что. Его задача — быть высшим после бога судьей. А руководство брать на себя только в каких-либо особых случаях. Великий голод, война или еще что-нибудь подобное. И мне представляется, что лично перед тобой, Павел Иванович, сейчас всего три пути. Первый — подумать и доказательно объяснить мне, в чем я неправ. Второй — ничего не объяснять, а тихо отойти в сторонку. Наконец, третий — всемерно помогать мне в осуществлении только что изложенного плана. В принципе вроде бы есть еще и четвертый путь — тайная борьба против меня, но его я не рассматриваю, не тот ты человек.

В последней фразе молодой император был совершенно искренен. И не потому, что считал Ягужинского рыцарем без страха и упрека. Но вот что он не дурак, в этом у Новицкого сомнений не было. Поэтому какой смысл ставить перед ним вопрос, на который он все равно не пожелает ответить, даже если и будет что? Нет, это дело совсем других служб.