Почему и нет? Часть первая.

— Далеко ли кочуешь, пшало? Слыхали мы о тебе, земля слухом полнится для того кто умеет слушать. Есть нужда в чем? Или нам чем поможешь? Может, коней продаешь? Совсем загнал красавцев. От кого убегаешь? Или догоняешь кого? — Еще довольно молодой, но явно старший в этой ватаге цыган говорил от имени всех на хорошем русском языке.

— Судьбу свою догоняю, от неволи убегаю. Хороших хозяев для своих коней ищу, а то ведь пропадут. Жалко, из беды меня выручили теперь бы отблагодарить их. Походили под военным седлом, пусть походят под цыганским.

— Отдохни, Сергей, дальше не надо ехать. За час метель будет, до утра не стихнет. Не бойся, судьба дальше не побежит, и неволя тоже пережидать метель будет, не нагонит. Айда с нами, до утра отдыхать будешь в тепле.

А и верно, ветер крепчает. Сворачиваем под защиту деревьев в распадок. Тут и дует потише, да и укрытие есть. Громадный сруб. Склад или сарай, но по мне больше похож на авиационный ангар. Окон нет, только двое ворот в разных концах строения. Хватило места под крышей и для кибиток, и для людей, и для коней.

Я так подумал, что это помещение используется только летом, как временное хранилище для урожая. Оказалось — нет. Здесь планировался военный магазин. Магазин не в понятии торговая точка, а склад фуража и продуктовых запасов армии. Поставили уже года три тому, но пока пустует. Вскоре явился и смотритель за добром, пожилой отставной солдат.

Видно процедура по получению мзды за возможность комфортно заночевать была отработанна всеми сторонами, проходила не впервые и много времени не заняла.

За стеной воет вьюга, а мы сидим в тепле у огня самодельного очага. Лишних лошадей и ружья с пистолетами я оставил в таборе, переведя стрелки за расчет на Илью, моего названного цыганского брата.

Мол, встретите, что положено за лошадей и стрелялки ему и отдадите.

Ужином меня покормили, и теперь на сытый желудок пришла пора спокойно подумать о том, в какой же ситуации я оказался.

Насколько я понимаю, меня втравили в одну из государственных афер, где задействованы несколько различных интересов сильных мира сего. Каких? Проанализируем для начала фамилии, о которых говаривал мой командир.

Что я помню о министре финансов Гурьеве? Да маловато, пожалуй. Знаю только, что он был третьим министром по счету.

Ну да, Васильев, родной дядя капитана, был первым. Служил еще у Павла, потом у Александра. Ценим независимо от власти.

После его смерти назначен второй, фамилии не помню, но тот накосячил и его сняли и уже в этом году назначили графа Гурьева. Вроде справлялся, налоги собирал на войну, за что его в дворянской среде не любили. Чего еще? По-моему какая-то реформа, связанная с банками и бумажными деньгами. Или это уже не он? Не помню, но уже теплее.

Точно, изымались излишки ассигнаций с заменой на серебро.

Так, так — это что же выходит?

Россия изымает необеспеченные собственные бумажки, выплачивая при этом компенсацию, а Париж эти бумажки штампует. Здорово. Включили печатный станок и получают в обмен на бумагу золото от контрабандистов. Те тоже не в накладе, вернее их высокие покровители. Меняют французскую бумагу на русское серебро по официальному курсу. Все в плюсе, в минусе только Россия. Блин, как все знакомо.

Что еще по министру?

В памяти потомков остался больше не как министр финансов, а как любитель манной каши, которой присвоили его имя. И, похоже, был не самостоятельной фигурой, а хороший и преданный исполнитель.

Пусть это будет сила 'раз'.

Теперь по Кочубею. С этим полегче. Интересовался всей фамилией, как связанной с Петром и Мазепой после прочтения 'Полтавы' Пушкина. Попутно и про князя Виктора Павловича прочитал — личность примечательная.

Англофил, ненавистник Наполеона, сторонник отмены континентальной блокады. Входил в Негласный комитет при Александре, но держался особняком. Всегда был у власти в разных должностях, вплоть до министра внутренних дел, а позже и канцлера. Дружил со Сперанским, даже выдвигал его, но не ладил с Аракчеевым, хотя потом отношения и наладились. Какие-то заморочки имел с Голицыным, главным идеологом при Александре. Что еще? Сейчас является членом Государственного Совета и курирует там один из четырех департаментов. Экономики, между прочим. Значимый дядя. Пусть это сила 'два'.

А мой-то капитан, похоже, слуга сразу двух господ. От министерства финансов занимался золотом Сигизмунда, и под этим прикрытием, от князя Кочубея французскими фальшивками и русскими предателями. Что-то типа контрразведки. Полковник, пусть земля ему будет пухом, тоже что-то копал именно под крышей Кочубея и, возможно, Сперанского. Сперанский сейчас в фаворе, и будет в силе еще год.

Третья сила — деятели, делающие бизнес на фальшивых ассигнациях и на торговле Родиной.

Вычислить можно? Попробуем. Судя по тому, что за нами гонялись полицейские чины и в деле плотно завязаны контрабандисты, которых полиция должна гонять, плюс Васильев обмолвился о ненадежности полиции — это следы мышек, ведущие в одну норку. Везде — ключевое слово полиция.

И кто у нас во главе доблестной ми..., блин, полиции?

А это, выходит, ее глава — Балашов Александр Дмитриевич, генерал и чего-то там шеф и комендант. Имеет кучу чинов. Главмент.

Так, а про этого что знаем?

Был противником Сперанского, сам его арестовал в 1812. Один из врагов реформ, умен и прагматичен. На словах — истинный русак, но всегда держал сторону немцев. Крепостник. Масон. Сторонник союза с Пруссией и Австрией. Соратник Аракчеева, но после с ним горшки побил. Всегда — при Александре, до начала 1814 года, а после — больше по заграницам. Не хотел Александр его видеть рядом. А вот Николай так вообще турнул в отставку. Еще был вхож в круг приближенных сестры императора. Чуть ли не первая скрипка в этом не простом кружке.

Умная и властная баба была, великая княжна Екатерина Павловна, своим влиянием на брата делиться не желала ни с кем. Тем более с реформатором, или как его окрестили в свете, 'бездушным преступником' Сперанским.

Да тот и сам постарался. Ему было просто интересно просчитать задачу — обустроить Россию так, чтобы она стала первой в мире. Он ее успешно решил, но вот с внедрением отличных планов в жизнь лоханулся. Слишком многим его реформы пришлись не по нраву. А Сперанский на это не обращал внимания, надеясь на защиту Императора. Борзел парень без меры. Масонил и европеил не по детски. При всем моем уважении к его мозгам, вел себя беспардонно как депутат Думы. Вот его неприкосновенности и лишили.

Екатерина Павловна собрала кружок, в который входили кроме главмента еще куча влиятельного народа, в том числе Карамзин и какой-то швед на русской службе. Фамилию вот не помню, Арфельд или Армфельд, вроде.

Его мемуары попадались мне как-то на глаза, вот только осилить до конца не смог. Основной тезис в них таков, все русские — свиньи и от Европы их надо держать подальше.

А денежку и чины этот швед, между прочим, именно в России и рубил, и влияние на императора имел. Мразь, одним словом.

Вот они тепленькой компашкой Сперанского и свалили.

Карамзин убедил Александра, что русские могут жить только в крепостном состоянии, да по старине. Защищал в "Записке о древней и новой России" свою тогдашнюю концепцию исторического развития, яркий представитель русской интеллигенции, блин. Доказал-таки императору, что мы — дикие и к изменениям не способные, низкий ему поклон. Потом, правда, сожалел о содеяном, да все мы крепки задним умом.

Лучший мастер слова в тогдашней, в смысле теперешней, России, позабыл, что слово — оружие. Зато те, кто его на это дело настропалил — помнили. И использовали литературный дар Карамзина на все сто.

Балашов материальчик на реформатора подсобрал, я так понимаю, свою собственную шкуру спасая, да тот и сам его подкидывал его в обилии. Решил, что он единственный, неповторимый и незаменимый. Ха! Наивный...

А бывший шведский подданный Армфельд все преподнес в нужном свете, напирая на то, что Сперанский 'пилюет' на проект Легарпа (учителя Александра), а значит и на самого императора.

Тра-ля-ля, фа-фа-фа он кака, бяка и вообще не джентельмен. Ату его!

Александр — в гневе.

Сперанский — в опале.

Реформы — под сукном.

Страна — в... глубоко, короче.

Финита.

На полвека откинули ребятки державу. И добро бы это произошло в средневековье, так ведь нет. Уже наступил век пара — век скоростей. Каждый год шел за три. Почти все реформы потом внедрили, только с временной задержкой и позором Крымской войны. Мы отстали, как в том анекдоте про электронику, навсегда.

ГЛАВА 13

Метель дала передохнуть и мне, и лошадям. Особенно мне, ведь сутки перед этим не спал, просто не имел физической возможности отдохнуть.

Снега намело не слишком много, но ветер действительно сильный. Сек сухой снежной крупкой кожу лица до крови. В такую погоду путешествуют только полные отморозки, и то если прижмет на край. Как меня, например.

Цыганский Гидрометцентр оказался точен, перед рассветом вьюга стала затихать. Проверяю сбрую перед дорогой и выслушиваю последние напутствия атамана. Старики предсказывали затишье на сутки, может чуть больше, а после уж зимушка разгуляется настоящей вьюгой на несколько дней.

Встреча с табором позволила мне не только согреться и отдохнуть, но и превратить предприятие по обгону противников из почти безнадежного дела во вполне исполнимое предприятие.

Фокус оказался прост. Я не могу менять лошадей на станциях, а мои противники могут. Это минус. Но я очень хочу выжить и помочь своему командиру. В помощь мне — моя удача и цыганская конокрадская тропа. А это — большой плюс.

Лошадиная подмена есть в зимующих таборах, на лесных хуторах, в помещичьих усадьбах и даже в военных частях, нужно только знать где они находятся и к кому обратиться с нужным словом. Так и уходили от погони при нужде конокрады и воры, растворяясь среди дорог и теряясь на лесных тропках. Свежие кони уносили их от измученных лошадей преследователей, срезая путь более короткими хоть и малоезжеными маршрутами. Ветер в поле поймать легче, чем цыгана на коне. Как там в песенке про российские дороги, что распевали с Гаврилой? '...Здесь спасаться легче, чем ловить'.

Вот уж точно сказано.

Кроме того, за обещание подарить чалого, я приобрел попутчика и проводника в лице чаворо (паренька), которого все называли Мурш (удалец, мужчина). Неплохое имя для совсем молоденького паренька.

На вид ему не больше пятнадцати лет, но, как я убедился дальше, парень действительно абсолютно безбашенный, а о таком попутчике в скачке можно только и мечтать.

Чалый ему глянулся, да и он чалому тоже. Пацан даже ночевал возле него. А утром заявил мне:

— Или отдай, или продай... А то ведь — уведу. Но лучше подари...

Перед всем табором.

Вот смеху было. Подарил, конечно. На эту парочку надо было посмотреть. Стоят, как двое влюбленных, а чалый все головой о плечо Мурша трется и на шаг отойти не хочет. Картинка.

Я себя вспомнил и подаренный бабулей тайком от родителей мотоцикл на мое четырнадцатилетие. Как я его тогда обхаживал. Очень похоже.

Вьюга почти стихла, выезжаем. Последнее — Джя Дэвлэса! ( Иди с Богом) — и в путь.

С места стартуем размашистой рысью. Гонка началась.

Дистанция, которую нам нужно пройти — около семисот верст. Но прямых дорог тут нет, так, что верст семьдесят лишних набежит, а может и больше. На машине — часов десять езды. Верхом, на подменных лошадях не теряя время на отдых и переброску седла — дольше раза в три, а то и четыре. И это летом. Но мы с чаворо решили побить летний рекорд.

Наша средняя скорость при скачке держалась в районе двадцати двух верст в час. Это — очень много.

Время теряли только на замену коней и переговоры с хозяевами точек, где мы меняли лошадей. Себе позволили лишь два коротких отдыха по часу, когда уже совсем валились с седел.

Нас передавали как эстафету от адреса к адресу, от человека к человеку, сообщая секретное слово по которому встречали и оказывали помощь. Доплачивать, естественно, тоже приходилось, но не много, весьма по-божески. Пока переседлывали лошадей, нам от хозяев давалось описание маршрута, видные приметы, ориентиры.

Многие дороги Муршу оказались известны, как и многие из встречающихся нам на маршруте людей, а его, похоже, вообще все знали. Его присутствие оказалось весьма значимой помощью. Ни разу не сбились.

Тропа работала четко. Американский Дикий Запад с его ковбоями может отдохнуть и покурить в сторонке. Здесь — покруче. Даже в темноте не слишком сбавляли ход, получая вместе с лошадьми факелы или фонари.

День, ночь, еще день. Больше тридцати пяти часов в седле. От морозного ветра слезятся глаза, и горит кожа на лице. Ноги немеют от постоянного напряжения. Кожа на бедрах..., ну про это даже лучше не вспоминать. Вьюга нас все-таки догнала, и в Санкт-Петербург я въезжал вместе с разгулявшейся непогодой и наступившей ночью.

Хорошо, что последний отрезок дороги шел уже прямо по тракту, но задержись я еще на пару часов — все, не прорвался бы. Паренька оставил на предпоследней подмене у родственников. Цыгане только головой качали, с уважением глядя на него, когда пацан рассказывал о нашей скачке.

Абсолютно измученный и ужасно гордый своим поступком Мурш уже почти засыпая, пообещал позаботиться о Морете, которую мы оставили вместе с его чалым граем (конем) на первой точке смены. Выдержал мальчишка, теперь он считается взрослым, всем это доказал. Молодец. А у меня оставался последний рывок.

Петербуржская ночь и вьюга. Какая романтика...

Я хоть и двужильный после переноса, но из седла почти выпадаю. Пробираюсь сквозь снег по указанному солдатом, дежурившим на въезде в город, адресу. Министерство, конечно, закрыто, но тусклый свет внутри горит. Сторож бдит.

Слез с седла. Слегка повело в сторону.

Эк меня качает.

Стучу в двери. — Отопри, служивый. Кто там на стороже! Отопри! Пакет для его светлости графа Гурьева от губернатора Смоленска.

— Ступай себе. Не видишь, ночь на дворе. Какие пакеты? Утром приходи.

— Да не будет меня утром, у меня еще пакет, дальше еду. Ты, служивый, скажи, на кого мне кивать, что пакет не приняли? Обзовись, как зовут-то тебя, человече?

Мне без разницы, но ты в Сибирь поедешь. Сейчас подорожную на ближайшем посту отмечу, что был я тут, да далее двину. Там рапорт складу, а на обратной дороге через пару али тройку дней и завезу. Да только их превосходительство барон Аш, наказывали срочно.

Ты давай думай быстрей, я ведь не железный. Отмахал столько, погода поганая, а мне ехать еще. Это ты, ... в тепле сидишь, а я на сосульку промерз. Слыхал, али нет?!... Ну, на нет и суда нет. Прощавай, будущий колодник! — поворачиваюсь от крыльца, вроде как уходить.

— Эгей, постой. — Дверь приоткрылась.

— Давай свой пакет, передам с утра дежурному. И подорожную давай, отмечу уж, а сам тут жди. Не велено никого пускать ночью.

— Ну, коли по службе нельзя, так это..., хорошо подожду. Давай, только быстрей. Холод собачий.