Нас встретили, словно важных и дорогих гостей, и проводили в разные комнаты. Да-да, развели в противоположные стороны: меня — налево, Мэла — направо. Потому что приличия требовали. Незамужняя девушка должна блюсти свою честь в отдельных апартаментах.
Кот проявил самостоятельность. Бежал рысцой, не отставая, и в холле предпочел повернуть налево. В комнате он запрыгнул на кровать и разлегся на подушке, наплевав на неодобрительный взгляд горничной.
Выделенные апартаменты вызвали растерянность. После Моццо я ни разу не ночевала без Мэла. Исключение составила демонстративная обида, когда он высказал сомнение в моих кулинарных способностях. Но две ночи на диване стали для меня тяжелым испытанием. Бессонница, угрызения совести, дыхание спящего Мэла из соседней комнаты, улавливаемое обострившимся слухом...
Горничная замерла в ожидании указаний.
— Спасибо.
Женщина не шевельнулась. Вежливо улыбалась и смотрела на меня.
— Спасибо, можете идти, — сказала я громче.
— Если потребуется, зовите. — Она показала длинный витой шнурок с кисточкой, спрятанный за шторой. Предполагалось, что за него нужно дергать, а когда прибежит прислуга, потребовать сказку на ночь.
— Спасибо, — сказала я в третий раз, и горничная вышла, оставив меня в компании Кота. Наверное, решила, что гостья со странностями.
С размаху я бухнулась на кровать, спружинившую под весом. Что делать? Ждать Мэла здесь или побродить по дому? Требуют ли правила приличия надевать вечернее платье к ужину? Зачем мы сюда приехали? Быть может, дед Мэла захотел проиллюстрировать изнанку жизни сильных мира сего и заодно решил намекнуть на удобства, потерянные внуком?
А удобства соответствовали заявленному уровню. Спальная комната была великолепна во всех смыслах. Ни царапинки, ни пылинки. Солидная мебель, ковер, кровать под атласным покрывалом, окно в пол. Тут же — двери в ванную и в туалет. С балкона — вид на парк и угрюмую черноту леса. Воздух чист и свеж, и птицы поют.
— Ну, как? Нравится? — обняли меня и поцеловали в щеку. Это Мэл подкрался неслышно, заставив вздрогнуть от неожиданности.
— Наверное. Не распускай руки, а то пойдут слухи. Подмочишь мою репутацию.
Он рассмеялся и не подумал послушаться.
— Переоденься во что-нибудь удобное. Покажу тебе дом и окрестности.
— Хорошо. Подождешь за дверью?
— Здрасте. Почему это?
— Потому что неприлично видеть девушку неодетой.
— Ясно. А Коту, значит, разрешается глазеть?
— Коту? — удивилась я. — Он ведь это... животное.
— Неважно, — ответил Мэл и ушел с балкона. — На выход, — донесся его голос из комнаты.
Кот неохотно сполз с кровати и со скоростью гусеницы направился к открытой двери. Мэл придал усатому ускорение, подтолкнув под зад носком ботинка.
— Мы уважаем приличия. Ждем внизу, в гостиной, — сказал и вышел вслед за Котом. А я и рта открыть не успела, чтобы спросить: как найти эту гостиную и не потеряться в незнакомом доме?
И почему жилища богатых и именитых похожи как близнецы? Скукотища. Ни разрисованных обоев, ни следов размазанного и отскобленного пластилина, ни рожек у портрета на картине, ни пятен от малинового варенья на ковре, ни прочего пакостничества и вороватых проделок. Прилизанный лоск. Даже лестница какая-то скучная: не скрипит, и ступени без выщербинок. Сейчас возьму и заблужусь. Или неэстетично столкнусь нос к носу с самым старшим Мелёшиным, вернувшимся из города. Или прицеплюсь к первой попавшейся горничной и выведаю о прислуге с побережья.
Не столкнулась и не прицепилась. Мэл вывернул из-за поворота.
— Наконец-то. Носик пудрила?
— И носик, и прочие части тела.
— Ну-ка, ну-ка, отсюда поподробнее, — оживился он, увлекая за собой.
Мэл показал дом, вернее, его часть. Библиотека произвела на меня неизгладимое впечатление. Просторное помещение. Застекленные шкафы вдоль стен. Лестница на колесиках — чтобы достать интересующую книгу с верхней полки. Посередине комнаты — основательный стол, на поверхности которого выложена в мозаике географическая карта мира. Удобные кресла. Два панорамных окна, зрительно увеличивающих пространство помещения. Балкона как такового нет. Он застеклен, и для любителей почитать с комфортом там устроена ниша с матрасом. Должно быть, незабываемое ощущение: укладываешься дождливым днем с любимой книжкой, снаружи лютует непогода, а ты представляешь, будто стоишь на высоком мысу. Внизу пенится и бурлит штормящее море, и того гляди, следующий шквал обрушится и столкнет вниз.
— Красиво, — кивнула я на модель парусника, застывшего на лакированной глади стола. Судно притягивало взгляд мельчайшими подробностями: многочисленными парусами, мачтами, канатами, фигуркой русалки, украшавшей нос судна.
— Это барк. Трехмачтовый. Севолод собирал. Видишь, какое имя у корабля?
Вижу. "Севолод Великий" — шла надпись по левому борту. Да уж, дядя Мэла не умрет от скромности.
Уж лучше Севолод, чем Мэл. Если бы мой мужчина, помимо всего прочего, увлекался сборкой парусников, мне бы осталось пойти и тихо утопиться в ванне от собственного несовершенства.
— Необычные интерьеры. Как и дом, — заключила я, когда мы обошли первый этаж, заглядывая в комнаты.
— Проектировал приятель деда. Чудак, каких поискать. Любил геометрию. Предлагал построить дом в виде пирамиды или в форме шара.
— И остановился на кубиках.
— Тоже заметила? Уж лучше кубики с нормальными ступенями, чем лестница-желоб, по которой скатываешься каждый день, — поделился Мэл бедами богатеев. На этом он прервал осмотр местных достопримечательностей, и мы отправились на улицу.
— Моя комната никуда не денется, а снаружи скоро стемнеет. Пошли, кое-что покажу.
Этим "кое-чем" оказались четырехколесные вездеходы, занимавшие целый угол в гараже помимо двух набриолиненных машин. Вездеходы отдаленно напоминали электромобили из Моццо, но имели мощные рифленые колеса и сиденье, как у мотоцикла. Мэл пояснил, что это квадроциклы, и поздоровался с мужчиной в рабочем комбинезоне, копавшимся во внутренностях машины. Он не побрезговал тем, что хозяин гаража за секунду до рукопожатия вытер тряпкой испачканные в масле руки.
— Это Михась, автомеханик. Это Эва, — представил меня. — Мы чуток покатаемся.
И почему я не удивилась? Мэл питался адреналином на завтрак, обед и ужин. А сейчас как раз подоспело время запоздавшего полдника, и вездеходы призывно сияли полированными боками.
— Гош, я не люблю гонять, — сказала с тоской, когда Мэл вручил мне шлем и перчатки.
— Никаких гонок, — заверил он. — Покатаемся с полчасика как на великах. Нагуляем аппетит перед ужином. Не волнуйся. Управляй квадроциклом как машиной. Дороги здесь укатанные, без кочек и камней. Шлемы снабжены встроенными рациями. Мы можем слышать друг друга.
Мэл помог взобраться на вездеход.
— А лошадей у твоего деда нет? — проворчала я, устраиваясь на сиденье.
— Есть. В конюшне, — подтвердил он. — Покажу, когда поедем мимо.
Осталось закатить глаза и вздохнуть мученически. Надеюсь, Мэл не предложит освоить гарцевание на коне.
И мы поехали по широкой дорожке, оглядывая окрестности: Мэл впереди, я — сзади. Действительно, поползли неторопливо, почти пешком. Мэл махнул влево.
— Флигель для прислуги, — раздался его голос в наушниках.
Одноэтажное здание пряталось за деревьями. Виднелись крыша и часть кирпичного угла.
Мэл махнул вправо, куда убегала дорожка, раздвоившись:
— На пруд.
Просто замечательно.
Взмах руки в другую сторону:
— Конюшня.
Куда же без конюшни в уважаемом семействе? Без конюшни над семейством будут смеяться.
Очередной взмах:
— Ежевичник.
По мнению Мэла, я — тезка с лесной ягодой. Нужно наведаться и проверить.
Он снова махнул вбок:
— Крепость и пиратская хижина.
Как Мэл определил? Нет ни тропинки, ни иных опознавательных знаков.
— Что за хижина?
— Мое детство было пиратско-рыцарско-космическим, — оглушил голос в наушниках. — Крепость из камней, а хижина — на дереве, чтобы не добрались тигры и львы. Я лично строил.
Ага, его детство прошло в играх. Воображаемые схватки с врагами и опасными животными. Полная приключений жизнь, насколько позволяла фантазия. А мое самое опасное приключение длилось изо дня в день, из ночи в ночь, в течение нескольких лет.
За разглядыванием окрестностей мы подъехали к другим, запасным воротам, выходящим на обводную дорогу. Мэл притормозил, остановилась и я. Из будки вышел рослый мужчина. Мэл поднял стекло шлема и поздоровался рукопожатием.
— Эва, покажи ему лицо, — велел по рации.
Охранник бросил на меня мимолетный, но цепкий взгляд, и ворота медленно отъехали в сторону. Красный шар солнца стремился к горизонту, отчего на фоне блеклого неба лес казался черной растянутой полосой. Секундное беспокойство промелькнуло и пропало.
Как и пообещал Мэл, мы ехали неспешно. Вывернули на просеку, идущую параллельно кромке бора, и двинулись вперед. То ли потому что дело близилось к вечеру, то ли повлияли тишина и безлюдность, но этот лес мне не нравился. Лучи опускающегося солнца лизали траву, рождая косые тонкие тени от деревьев.
Квадроцикл шел ровно, и трясучка не ощущалась. Колеса сминали шишки и вдавливали в землю. Выступающие корни игнорировались отличной системой амортизации. Поначалу Мэл рассказывал об обитателях алой зоны, но потом увлекся ездой. За соснами мелькали крыши особняков, и я притормаживала, чтобы рассмотреть архитектурные изыски. Так и добралась с короткими остановками до развилки. От перекрестья вторая дорога уходила в лес. А Мэл исчез. Куда сворачивать?
В тот момент мне и в голову не пришло позвать его по рации. Я сняла шлем и прислушалась. Деревья чуть слышно шумели. Смыкаясь кронами, напевали песню, казавшуюся тревожной и зловещей. Из глубины бора наползала тень, захватывая территорию, как вражеское войско. Почудилось, что за мной следят и тут же прячутся за стволами, стоит повнимательнее приглядеться.
В мозгах переклинило. Бывает так, что события наслаиваются друг на друга, рождая дежавю. Этому способствует определенная обстановка, освещение, запахи, звуки. Я вдруг перенеслась в прошлое, в лес рядом с домом тетки. Раскаленный блин солнца также погружался за край леса, также шептались деревья, и стояла такая же одуряющая, до звона в ушах, тишина. И никого вокруг, а в доме — мертвая женщина.
— Эва! Эва! — трясли меня. Тормошили. Гладили по голове. — Эва, очнись! Почему сняла шлем? Что случилось?
Я вцепилась в Мэла. Тряслась мелкой дрожью, а он успокаивал, уговаривал как испуганного ребенка. Откуда-то появился термос, и в руках — чашка с горячим чаем. Ароматный напиток прошелся теплой волной по пищеводу и привел в чувство.
Оказалось, прошло чуть больше минуты, когда Мэл заметил, что отъехал достаточно далеко. Он ринулся назад, звал по рации, но не услышал ни ответа, ни привета. Мэл нашел меня сидящей в скрюченной позе у колеса.
И я рассказала ему — с паузами, невнятно и сумбурно, — о тетке, о жизни в её доме, о том, что родственница умерла по моей вине. Слова выдавливались через силу, напитавшись старыми детскими страхами.
Мэл обнял и притянул к себе, поглаживая.
— Нет, Эва, ты не виновата. Она не ожидала, что ты сможешь дать отпор. Очевидно, ее потрясло твое сопротивление, и сердце не выдержало.
— Не оправдывай меня. Она осталась бы жива, промолчи я тогда.
— И надолго хватило бы твоего терпения? Насколько я понял, жизнь у тетушки была далеко не сахарной.
Я не ответила.
— Не вздумай обвинять себя в ее смерти. Ты поступила храбро. Я бы посвятил тебя в рыцари, — хмыкнул весело Мэл и продолжил, помолчав: — Ох, Эва, Эва... До чего же скрытная... Иногда кажется, что ты знаешь обо мне всё, а я ничего не знаю о тебе. Об интернате упомянула в двух словах. О других ВУЗах — и того меньше. О тетушке вообще не рассказывала.
— Зачем? Это неинтересно.
— Наоборот! — воскликнул он с жаром. — К примеру, меня никогда не заботило, как живут на юге. Я считал, что там рай для мазохистов. Для меня цивилизация ограничивалась пределами столицы. Ну, и Моццо. А оказалось, ты проучилась на юге достаточно долго. Расскажи еще о жизни у тетушки.
"Тетушка"... Змея подколодная. Неустанно вдалбливала мне в голову мысль об ущербности и недоразвитости. В кого бы я превратилась, не вздумай ее сердце остановиться одним прекрасным вечером? Если день за днем человеку внушать, что он свинья, тот вскоре начнет хрюкать. А что говорить о ребенке?
Мы тронулись в путь, когда начало темнеть. Включили фары и поехали неторопливо. Теперь Мэл пустил меня впереди и по рации указывал, где нужно сворачивать. В алой зоне тоже наступил вечер: загорелись фонари и окна особняков, высветляя темнеющее небо. Если бы не нервный срыв, поездка на квадроциклах понравилась бы мне. Миновав охранника у ворот, мы покатили к гаражу.
— Дед вернулся, — заметил Мэл, показав на темный "Эклипс", и сердце заколотилось в волнении. Нужно срочно хлебнуть успокаивающих капелек.
Освещенные окна придали дому вид праздничной елки и еще больше взбаламутили спокойствие. При входе дворецкий церемонно сообщил:
— Пожалуйте к ужину через полчаса.
Мэл церемонно кивнул и взял меня за руку:
— Пойдем, провожу.
— Гош, мне страшно, — заныла я, когда мы добрались до нужной двери.
— Не бойся, дед не кусается. И вообще, привыкай. Не робей. Не забудь — ждем тебя через тридцать минут в малой столовой.
— А-а... нужно вечернее платье?
— Нет. Это обычный ужин, без гостей. Но умыться не мешало бы, — Мэл мазнул меня по кончику носа. Войдя в роль, он целомудренно поцеловал в щеку и удалился.
Кто здесь замарашка? — разглядывала я себя в зеркало. Вполне чистенькое личико. И прическа Вивы доживет до понедельника. Но на всякий случай примем душ и переоденемся. И плотно задвинем шторы, чтобы не замечать темноту за окном. Пусть вдоль дорожек зажглись фонари, лес-то никуда не делся.
Долой воспоминания о тетке! Буду настраиваться на позитив и при случае обязательно опробую ванну. Понежусь в теплой водичке среди пенных шапок. А то всё душ да душ. Надоело уже.
До малой столовой проводила горничная, которую я вызвала с помощью шнурка с кисточкой. При моем появлении мужчины повернулись, прервав разговор. Мэл подошел и предложил локоть.
— Так и думал, что дай тебе на сборы хоть полдня, ты все равно задержишься, — поддел с усмешечкой.
Я не успела надуться.
— Дама обязана задерживаться. Удивительно, что ты до сих пор не понял, — ответил наставительно самый старший Мелёшин и обратился ко мне: — Эва Карловна, без стеснения пользуйтесь гостеприимством этого дома. Надеюсь, у вас не возникнет желание сбежать отсюда. Прошу к столу.
— А где Кот? — забеспокоилась я, усаживаясь на стул, отодвинутый Мэлом.
— Где-где, — отозвался он с легким раздражением и показал на соседнее сиденье с противоположного краю стола. Усатый сидел, укрыв лапы хвостом, и сонно щурился в ярком электрическом свете.
— На редкость сознательное животное, — заметил дед Мэла. — Поймал крысу и принес в дом. И надо сказать, умело поймал. Придушил, оставив живой. Но решил выпустить на кухне. Поэтому ужин задержался.
