Золото апачей

Они остановились возле песков. Чарльз видел, как они простираются до самого горизонта, как над ними возникают "пыльные дьяволы", вздымаются к небу и исчезают. Позади него слышалось бормотание сотен дикарей, переступавших с ноги на ногу. Небо было огненно-голубым, он ощущал жар раскаленного песка.

Он обернулся. Воины, женщины и дети собрались большим полукругом; на их лицах были написаны нетерпение и восторг, но никак не сочувствие.

Ka-jЗ приблизился к мальчику и остановился перед ним. Чарльз был выше него ростом, и старик смотрел на него снизу вверх.

— В последний раз, — сказал шаман, — я делаю тебе предложение. Ты отведешь нас к своим друзьям в горах, и позволишь нам схватить их сонными?

— Нет, я этого не сделаю, — ответил Чарльз, собирая всю свою волю в кулак.

Шаман отступил назад и сделал приглашающий жест. Четверо мужчин, с каменными мотыгами и лопатами, начали рыть яму в песке. Горячий песок подавался, и Чарльз увидел, что яма, хоть и неширокая, была глубокой. Его охватил ужас. Они собирались зарыть его, оставив на поверхности только голову, и оставить так, под пылающим солнцем, на радость стервятникам, ожидающим добычи. Он поднял глаза и увидел двух из них, привлеченных отвратительным инстинктом, парящих в небе прямо над ним.

Затем снова взглянул в сторону ямы, которую рыли воины. Три фута, четыре... Скоро будет пять, и тогда они поставят его в нее. Он слышал об этой пытке, принятой среди апачей, и она казалась ему самым ужасным, что только могла изобрести человеческая жестокость. Он обернулся и снова посмотрел на полукруг апачей. Воины, женщины, дети, — никто не смотрел на него с сочувствием, он видел только интерес и восторг. Он подумал о том, как они, будучи людьми, способны на такое.

Он смотрел на копавших индейцев и видел, как с их красно-коричневых тел слетают капельки пота. Он сам, стоя неподвижно, ощущал жар солнца, который, казалось, сжигал ему мозг. Все скоро должно было кончиться, ему следовало смириться с неизбежным, но его не покидало ощущение, будто все, происходящее с ним, происходит не в реальности, что это воображение, и это благословенное ощущение поддерживало его в тот момент, когда это было особенно нужно, позволяя ему достойно держаться перед теми, кто с надеждой вглядывался в его лицо, стараясь заметить признаки страха. Но сердце его бешено колотилось, а перед глазами начали плясать мириады маленьких черных точек.

Он услышал позади себя крик, не громкий, но исходивший из множества глоток. Это был крик удивления, и он повернулся, чтобы посмотреть. Индейцы отвернулись от него и смотрели куда-то в сторону пустыни. Он тоже увидел то, на что они смотрели, но сначала принял это на одну из черных точек перед своими глазами. Но затем понял, что это не так. Она увеличивалась в размерах, приближаясь к апачам, пока не обрела очертания человека.

Вероятно, это один из воинов, возвращающийся к своему племени, — подумал Чарльз, но затем, когда крик удивления повторился, он понял, что ошибся. Это был не апач; это был белый человек!

Чарльз напряженно вглядывался. Его сердце бешено колотилось. Возможно, кто-то спешит ему на помощь, хотя проку от одного человека было мало. Но, по крайней мере, это вызвало отсрочку на несколько минут, а он был рад даже этому. Потому что эта яма, и потные тела апачей — были реальностью.

Фигура приближалась, и Чарльз быстро заморгал, чтобы проверить, не обманывается ли он. Человек показался ему знакомым. Это было невероятно. Он снова заморгал, чтобы избавиться от пелены в глазах, но человек не исчезал. Ему еще не связали руки и ноги, прежде чем опустить в яму, и он протер пальцами глаза, — но казавшаяся знакомой фигура продолжала приближаться.

Это был, несомненно, белый человек, и вскоре стал отчетливо виден огромный шлем, затем — круглое красное лицо, глаза за огромными стеклами очков, одежда цвета хаки и коробка под мышкой.

Это был профессор Эразм Дарвин Лонгворт. Было невозможно поверить в то, что это он, и изумленный мальчик собирался крикнуть ему, что тот идет прямо к жестоким, беспощадным апачам, но поведение профессора было настолько странным, что он не смог произнести ни слова, и просто смотрел.

Возможно, виной всему было пылающее солнце Аризоны, возможно, он был слишком погружен в собственные мысли, но Чарльз никогда не видел, чтобы профессор вел себя столь безрассудным и странным образом. Он шел, словно пританцовывая, покачиваясь из стороны в сторону, держа свободную руку над головой жестом испанской танцовщицы. Время от времени он что-то напевал дурным голосом. Чарльзу показалось, что эти песни — песни плантаций.

Апачи молчали. Шаман, старый Ka-jЗ, стоял немного впереди остальных, чуть наклонившись. Но желтоватые глаза, немало повидавшие за почти столетнюю жизнь, подозрительно вглядывались в незнакомца. Чарльз не мог сказать, почему он не окликнул профессора и не предупредил его; возможно, он был слишком удивлен, а также в виду того факта, что профессор, похоже, не узнавал его.

Взгляд профессора был каким-то странно-восторженным, он, похоже, не замечал апачей, пока не оказался в двадцати футах от них. Он беспрерывно пел и танцевал, с ловкостью акробата. Некоторое время он танцевал перед старым Ka-jЗ, размахивая руками у него перед лицом, после чего запел с новой силой. Шаман словно съежился, в его старческих глазах мелькнул страх. Профессор принялся танцевать и махать руками перед лицом Большого Лося. Тот отступил, с нескрываемым испугом, а профессор, следуя за ним, все пел и танцевал. Раздались голоса, и Чарльз понял, что происходит. Этот странный маленький человек под огромным шлемом, который пел и танцевал, был околдован, а, следовательно, защищен Се-ма-че. Никто не мог причинить ему вреда.

Профессор пел и танцевал. Он остановился возле мальчика, и в тексте песни тот разобрал слова: "Не бойся, я спасу тебя". У мальчика появилась надежда. Разве мог он предаваться отчаянию, если профессор Лонгворт был жив и находился рядом с ним? Разум, наполненный мудростью веков, спасет его. Он не знал, как, но он знал, что это будет.

Неожиданно, профессор прекратил петь и танцевать, достал ящик из-под мышки и поставил на песок. Затем опустился перед ним на колени и низким голосом произнес какие-то каббалистические слова. Апачи молчали, внимательно наблюдая за его действиями. Его бормотание стихло, он повернул ручку, и из ящика донеслась мягкая и чистая мелодия "Дикси".

Апачи были изумлены. Это одинокое существо, безусловно заколдованное и лишенное разума, могло разговаривать с Се-ма-че, Богом Солнца, хозяином вселенной, и никто не мог поступить по отношению к нему враждебно, не опасаясь быть убитым самим Се-ма-че. Он может творить великие чудеса! Он поставил на землю маленькую коробку, и из нее раздались прекрасные звуки, какие был способен произвести только Се-ма-че.

Шаман погладил свой подбородок, в душе все сильнее и сильнее терзаясь сомнениями. В течение двух поколений он правил этим племенем апачей, и никогда раньше не сталкивался ни с чем подобным. Пользуясь властью и авторитетом, он не мог отказать в защите тому, кому покровительствовал сам Се-ма-че, в чем он был убежден, подобно прочим, взирая на ящик, из которого доносилась замечательная музыка.

Ящик смолк, профессор наклонился над ним, и он заиграл снова. Над желтыми песками величаво поплыла траурная песнь из "Лючии де Ламмермур", и теперь на лице профессора, под большим шлемом, ясно читалась скорбь, когда он снова медленно и торжественно принялся танцевать.

Когда песня смолкла, он склонил голову над волшебной коробкой и заплакал. Затем он взял ее в руки, подошел к Большому Лосю и протянул ему. Но этот мужественный воин, издав крик ужаса, шарахнулся прочь. Точно так же поступили еще два или три воина, после чего профессор приблизился к шаману.

Старый Ka-jЗ остался стоять на своем месте, когда профессор шел к нему, но Чарльз видел, как изменилось древнее, морщинистое лицо; на лбу и щеках обильно выступил пот. Профессор приближался, пританцовывая самым немыслимым образом, и протянул ящик ему. Шаман начал поднимать руки, но потом замер. Он утратил мужество, подобно прочим. Уронив руки, он отступил назад, и тогда толпа глубоко вздохнула. Теперь, когда даже сам великий шаман выказал страх, ничто в целом мире не могло поколебать их уверенность в том, что в лице незнакомца перед ними предстал сам Са-ма-че.

Когда шаман отступил, профессор, напевая и пританцовывая, направился к Чарльзу. Он протянул ящик мальчику, вставив в текст своей песни слова: "Возьми его; он настроен на "Сердце красавицы"". Чарльз смело взял ящик и коснулся рычага. Раздались звуки арии Герцога из "Риголетто", и, пока мальчик держал волшебный ящик, профессор танцевал и кланялся перед ним. Толпа апачей снова вздохнула. Неужели их пленник — также избранный Се-ма-че? Ведь если нет, то зачем бы безумцу поклоняться ему?

Песня закончилась, профессор неподвижно замер, склонив голову перед пленным мальчиком. Он оставался в таком положении в течение минуты, и никто из апачей за это время также не посмел пошевелиться. Единственный звук, который при этом доносился, было их тяжелое дыхание. Затем профессор медленно поднял голову, пока солнечные лучи не отразились от стекол его больших очков.

Апачи разом вскрикнули. Он мог выдержать взгляд великого Бога Се-ма-че. Профессор поднял обе руки и вытянул их в направлении солнца. Затем снова повернулся к пленному и взял ящик из его рук.

Ka-jЗ, шаман, пристально следил за происходящим. Ужас и подозрительность все еще вели борьбу в нем, но подозрение начинало одерживать верх. Он видел белых людей прежде и знал, что они полны хитрости и коварства. Что это за волшебный ящик? Мужество вернулось к нему, он взял себя в руки и был готов вступиться за свой народ. Он покажет им, что его сила ничуть не меньше, чем сила незнакомца.

Престарелый Ka-jЗ, за свою долгую жизнь, совершил немало храбрых поступков, но никогда прежде ему не было так страшно, когда он шагнул вперед и протянул руки к волшебному ящику. Его лицо покрылось крупными каплями пота, и, тем не менее, он это сделал. Профессор Лонгворт пристально взглянул ему в глаза, и увидел в них страх, но этот страх подчинялся воле, — и он на краткий миг восхитился старым дикарем. Он отдал ему ящик и принялся танцевать перед ним.

Ka-jЗ держал ящик в дрожащих руках и вслушивался, но оттуда не доносилось ни звука. Апачи издали слабый, но отчетливый крик ужаса. Волшебный ящик молчал в руках величайшего шамана на земле, но он пел в руках незнакомца и пленника. Они находились под защитой Се-ма-че, Ka-jЗ совершил святотатство. Впервые за долгие годы шаман слышал упрек от людей своего племени. Он понял, что поступил неправильно, и к его ужасу добавились упреки совести. Он уронил ящик на песок, словно это была ядовитая змея, и отскочил назад, к воинам.

Профессор поднял ящик, нажал на пружину, и из него донеслись звуки "Прекрасного голубого Дуная". Все было очевидно, но удивление апачей еще более возросло, когда маленький странный человек обратился к ним на их родном языке.

— Он — мой, — сказал он, кивая на пленника. — Я пришел за ним. Отдайте его мне.

Апачи не ожидали подобной просьбы, и вопросительно взглянули на шамана. Но тот дрожал. Он один совершил святотатство, и он один был наказан Се-ма-че страхом. Он не мог сказать "нет", поскольку это грозило ему куда худшим наказанием, а потому он просто кивнул и махнул рукой, как бы говоря: "Возьми его, он — твой".

Чарльз сделал несколько шагов вперед, и никто не сделал ни единого движения, чтобы остановить его. Безумец произнес суровым голосом, обращаясь к апачам:

— Отдайте ему все, что было при нем, когда он пришел к вам. Через меня с вами говорит Се-ма-че. Он должен быть принесен в жертву богу Солнца, и я отведу его в далекие горы.

Испуганные индейцы вернули мальчику его винтовку, пистолет и нож, патроны и прочие предметы, отобранные у него, когда он был схвачен, и, казалось, испытали облегчение, избавившись от них.

— Иди за мной, — сказал профессор Чарльзу по-английски.

Он нажал на пружину, из шкатулки донесся военный марш, и, сунув ее под мышку, профессор затанцевал к краю равнины, к предгорьям, поросшим кустарником. Чарльз, держа голову высоко поднятой, устремив взгляд на профессора, следовал за ним, словно повинуясь произнесенному тем заклинанию.

ГЛАВА XV. ПРЕВОСХОДНЫЙ ВЫСТРЕЛ

— Молчи, — сказал профессор тихо, когда они прошли ярдов пятьдесят. — Моя власть над ними не может длиться долго. Воздействие подобного рода уходит вместе с тем, кто его оказывает.

Но Чарльз не смог сдержаться.

— Вы — самый храбрый человек в мире, профессор, и самый мудрый, — произнес он с благодарностью.

Профессор продолжал танцевать следующие пятьдесят ярдов. Затем сказал:

— Не думаю, чтобы меня хватило надолго. Я никогда не любил танцевать, по крайней мере, на такой жаре. Еще пятьдесят ярдов, и я сворачиваю в кусты. Надеюсь, шаман все еще охвачен испугом.

Чарльзу очень хотелось оглянуться и посмотреть, что делают апачи, но он не решался. Его роль заключалась в том, чтобы следовать за тем, кого Се-ма-че выбрал своим посланником.

Пятьдесят ярдов, о которых сказал профессор, кончились. Маленький человек внезапно нырнул в кусты; Чарльз быстро последовал за ним. Профессор наклонился и поднял оставленное им здесь ружье. Музыкальную шкатулку он привязал к спине.

— Мы не можем оставить ее здесь, — сказал он. — Но, Чарльз, нам следует торопиться. Мое появление скоро перестанет оказывать воздействие. Это чистая психология; как только мы исчезли из виду, проницательный старый шаман начал осознавать, что мы имеем отношение к Се-ма-че, богу Солнца, не большее, чем он.

Профессор быстро направился к перевалу, ведущему к деревне; Чарльз следовал за ним. Его охватила неописуемая радость. Он снова был свободен! Он был спасен, совершенно невообразимым образом, этим замечательным человеком! Он был вооружен, цел и невредим. Он не верил в происходящее.

Позади них раздался громкий крик.

— Все! — сказал профессор. — Они пришли в себя. К старому шаману вернулось мужество, и он пошлет воинов по нашему следу. Теперь только быстрота и умение могут спасти нас, Чарли, мой мальчик.

— Я обязан вам жизнью, профессор, — ответил мальчик, когда они побежали. — Это было чудесное спасение. Как вы узнали, где я?

— Я соскучился по тебе, перешел через перевал и увидел в руках негодяев. Что касается всего остального, думаю, это можно назвать вдохновением.

— Я слышал, как вы говорили с ними на языке апачей. Я даже представить себе не мог, что вы знаете их язык.

— Изучение языков, это часть моих научных занятий. Это очень просто, когда ты изучишь первые двенадцать или пятнадцать. Остальные — всего лишь разновидности, и даже обычный лингвист способен овладеть ими за неделю-другую. Конечно, я изучал апачей и их язык. Я и не подумал бы отправиться в их страну, не сделав этого. Те, от кого мы сбежали, — апачи-юма. На своем языке они называют себя тулькепайас или натчу. Они живут к северу от Гила, между Верде и Колорадо. Существует еще одна ветвь апачей, апачи-мохавы, называющие себя на своем языке джавапаи или кокенины, утверждающие, что их страна — регион, простирающийся от долины Верде и Черной скалы до гор Билла Уильямса. Следует также упомянуть и третью ветвь, апачей-тонтов, живущих в бассейне Тонто и в окрестностях гор Пинал.