Такие ловкие дипломатические интриги многие часто принимают за тонкую политику и превозносят мудрость министров. Однако подкуп и криводушие недостойны просвещенных политических деятелей и великодушного государя. Взаимоотношения народов основаны на тех же главных принципах, что и отношения между отдельными людьми; даже в том случае, когда честность, открытость и нерушимая вера могут повредить достижению цели, политика все равно должна строиться только на них, ибо они одни в конце концов служат залогом славы и успеха.
Король Жуан, получавший, как уже говорилось, донесения тайных агентов, узнал о двойственных инструкциях, данных дону Лопе де Эррера, и принял его так, чтобы у испанского гранда не было повода представить категоричное письмо. Португальский правитель уже отправил к испанскому двору несколько человек; дабы ублажить Фердинанда и Изабеллу, он назначил послами доктора Перо Диаса и дона Руя де Пену, велев им уладить все вопросы, касающиеся последних географических открытий, и пообещал, что ни одно судно не пройдет по маршруту Колумба в течение шестидесяти дней после прибытия послов в Барселону.
Послам было велено предложить действенный способ разрешения противоречий, а именно: провести линию от Канарских островов на запад, пусть, дескать, земли и моря северней этой линии принадлежат Кастилии, а южнее — Португалии (разумеется, за исключением островов, уже находящихся во владении этих двух держав).
Фердинанд получил преимущество над Жуаном, теперь ему нужно было втянуть короля в затяжные дипломатические переговоры и выиграть время, чтобы Колумб успел подготовиться к экспедиции и отплыть в Новый Свет. В ответ на предложение соседнего монарха он отправил дона Педро де Айялу и дона Гарсиа Лопеса де Карвахаля с дружественной миссией в Португалию; все выглядело очень помпезно и парадно, то и дело звучали уверения в дружбе, однако по существу испанцы предложили передать возникшие территориальные споры в третейский суд или в Рим. Высокопоставленные послы ехали неспешно, как и полагалось им по чину, однако, дабы оповестить короля Португалии об их прибытии и заинтриговать, вперед выслали гонца.
Король Жуан понял, в чем истинный замысел и цель посольства, и почувствовал, что Фердинанд пытается перехитрить его. Наконец послы прибыли и весьма церемонно представили верительные грамоты. Когда они удалились, Жуан презрительно бросил:
— Послам моего кузена неплохо бы обзавестись головой и ногами.
Он намекал на определенные особенности послов: дон Гарсиа де Карвахаль отличался тщеславием и фривольностью, а дон Педро де Айяла хромал на одну ногу.
Говорят, в припадке раздражения король Жуан даже проявил некоторую враждебность: повел послов посмотреть на его кавалерию и обронил в их присутствии несколько двусмысленных фраз, в которых можно было усмотреть угрозу. Послы вернулись в Кастилию, оставив его в замешательстве и гневе, но как бы Жуан ни досадовал, разум удержал его от открытого разрыва с Испанией. Он возлагал надежды на вмешательство Папы; жаловался ему на то, что испанцы свои открытия выдумали, а в действительности нарушают неприкосновенность территорий, дарованных Португалии папской буллой, и просил вернуть их назад. Но его святейшество в ответ лишь сослался на демаркационную линию от полюса до полюса, мудро начерченную им когда-то. Вот какую дипломатическую игру вели владыки мира, поставив на карту весь Новый Свет. Жуан II был человеком способным и умным, он подобрал себе искусных советников, без коих не ступал ни шагу, но в тех случаях, когда требовалось вести тонкую, глубоко продуманную политику, победителем оказывался Фердинанд.
Глава 10
Дальнейшие приготовления ко второй экспедиции. Характер дона Алонсо де Охеды. Разногласия Колумба с Сориа и Фонсекой
(1493)
Испанские правители боялись, как бы Португалия не помешала им в открытии новых земель, и ведя переговоры с Жуаном II, слали письмо за письмом, торопя с отплытием. Однако Колумба не нужно было подгонять: в начале июня, сразу после приезда в Севилью, Адмирал принялся снаряжать флотилию и, пользуясь данной ему властью, реквизировал корабли со всеми членами экипажа. Вскоре к нему присоединились Фонсека и Сориа (последний какое-то время еще оставался в Барселоне), и объединенными усилиями они снарядили флотилию из семнадцати больших и малых кораблей. Для экспедиции отобрали лучших лоцманов, а команды матросов прошли испытания в присутствии Сориа, выступавшего в роли инспектора. Для освоения предполагаемых колоний наняли довольно много опытных управляющих, рудокопов, плотников и прочих мастеровых людей. На кораблях собирались везти лошадей (и для военных целей, и для исследования новых территорий), рогатый скот и всевозможных домашних животных. Зерно, семена разных растений, виноградные лозы, сахарный тростник, черенки и саженцы деревьев загрузили вместе с большим количеством товаров: безделушек, бисера, соколиных колокольчиков, зеркал и других броских, но дешевых предметов; их брали в расчете на торговлю с туземцами. Не забыли и огромный запас провианта, боеприпасов, а также лекарств и прочих средств, укрепляющих здоровье больных.
Экспедиция готовилась в обстановке необычайного возбуждения. У людей возникали самые неожиданные, сумасбродные фантазии по поводу Нового Света; рассказы путешественников, уже побывавших там, отличались множеством преувеличений, на самом же деле они имели лишь смутные, сумбурные представления о тех краях, похожие на воспоминания о чем-то, увиденном во сне; известно, что даже Колумб воспринимал все сквозь дымку иллюзий. Живые описания и оптимистичные предсказания этого пылкого человека приводили толпу в неистовый восторг, но при этом исподволь готовили почву для горьких разочарований. Алчные натуры воспламенялись при мысли о несметных богатствах земель, где реки текут по золотоносным пескам, а горы нашпигованы драгоценными камнями и металлами, они думали, что пряности и ароматические растения встречаются там в каждом лесу, а океанское побережье усыпано жемчугом. Фантазии других были более возвышенными. Дело происходило в романтическую, бурную эпоху. И поскольку война с маврами окончилась, а с Францией еще не началась, отважных, беспокойных людей, которым надоела монотонная жизнь, обуревала жажда деятельности. В Новом Свете открывалось широкое поле для их необузданной энергии и необычайных приключений, столь близких по духу испанцам того времени, с их южным темпераментом и блеском фантазии. Многие знатные идальго, офицеры, состоявшие на королевской службе, андалузские кавалеры, искусно владевшие оружием и бредившие после романтических боев под Гранадой новыми отчаянными подвигами, ринулись в экспедицию: кто в качестве королевского офицера, а кто просто за свой счет. Для них открытие Нового Света было началом очередной серии крестовых походов, превосходивших своим размахом и благородством деяния рыцарей в Земле Обетованной. Их воображение рисовало большие прекрасные острова в океане, которые предстоит захватить и покорить, разные диковины, что встретятся на этих островах, и крест, который будет водружен как символ новой веры на стенах предполагаемых городов. Они считали, что поплывут к берегам Индии или, точнее, Азии, проникнут в Анги и Китай, обратят в истинную веру или — что одно и то же! — покорят Великого Хана, начав тем самым славную историю завоевания чудесных стран и полуварварских народов Востока. Из сказанного следует, что ни один человек не имел четких представлений о целях и характере службы, которую ему придется нести в Новом Свете, равно как и о положении и особенностях тех краев, куда он направляется. Впрочем, если бы кто-нибудь попробовал отрезвить сих пылких мечтателей точными фактами и реальными оценками, они с презрением отмахнулись бы от него, ибо людей ничто так не раздражает, как развенчание их сладостных грез.
Среди известных личностей, принявших участие в экспедиции, был молодой кавалер по имени дон Алонсо де Охеда, прославившийся необычайными дарованиями я отвагой; он выделялся среди первооткрывателей отчаянными подвигами и предпринятыми им удивительными путешествиями. Охеда происходил из хорошей семьи, доводился троюродным братом падре Алонсо де Охеде, великому инквизитору Испании. Мальчик воспитывался под покровительством герцога Мединасели и участвовал в войне с маврами. Роста он был небольшого, но крепок, сложен пропорционально, лицо имел смуглое, красивое и живое и отличался могучим здоровьем и ловкостью. Прекрасно владея любыми видами оружия, он преуспел в охоте и единоборствах, считался прекрасным наездником и одним из лучших фехтовальщиков на алебардах, имел отважное сердце, был свободолюбив, щедр, в бою свиреп, в ссоре горяч, но незлопамятен и склонен забывать обиды. Он стал героем многих удивительных историй, и его долгое время боготворила взбалмошная молодежь авантюрного склада, принимавшая участие в освоении Нового Света. В своей книге Лас Касас рассказывает об одной из выходок Охеды, которая была бы недостойна упоминания, если бы в ней не проявился удивительный характер этого человека.
Когда королева Изабелла посетила колокольню кафедрального собора Севильи, больше известного под названием Хиральда, Охеда, желая развлечь ее величество и продемонстрировать свою смелость в ловкость, влез на большую балку, выступавшую за стены колокольни на двадцать футов и находившуюся на такой высоте, что люди, стоявшие на земле, казались карликами, да и сам Охеда содрогнулся, поглядев вниз. Он быстро прошел по балке, причем так уверенно, словно по полу своей спальни. Дойдя до края, Охеда постоял на одной ноге, затем проворно повернулся и возвратился тем же путем на колокольню, не убоявшись головокружительной высоты, а ведь сделай он один неверный шаг — и разбился бы вдребезги. После этого он ступил одной ногой на балку, уперся другой в стену и закинул апельсин на крышу колокольни, дабы, говорит Лас Касас, доказать свою необыкновенную силу. Таков был Алонсо де Охеда, ставший вскоре одним из самых выдающихся соратников Колумба. Если затевалось какое-нибудь авантюрное предприятие, он всегда оказывался в первых рядах; Охеда обожал рисковать просто из любви к опасности и сражался больше ради удовольствия, чем из желания отличиться.
Число людей, которым дозволили участвовать в экспедиции, изначально ограничивалось тысячей человек, но собралось столько добровольцев, готовых отправиться в плавание, не требуя за это никакой платы, что цифру увеличили до двенадцати сотен. Очень многим отказали из-за нехватки места на кораблях, однако кое-кому удалось пробраться на суда тайком, и в конце концов на борту оказалось примерно полторы тысячи испанцев. Поскольку Колумб, проявивший похвальное усердие в подготовке экспедиции, старался предусмотреть все, что могло понадобиться в чрезвычайных случаях, расходы оказались выше предполагаемых. Это вызывало возражения главного ревизора Хуана де Сориа, который подчас отказывался подписывать счета Адмирала и в пылу споров не всегда относился к нему с должным почтением. За это его не раз порицала королевская чета, горячо требовавшая, чтобы окружающие оказывали Колумбу величайшее уважение, помогали ему во всех начинаниях и ублажали. Аналогичные предписания содержались в королевских письмах Фонсеке, архидиакону Севильи; вероятно, он тоже грешил излишней придирчивостью. Фонсека отклонил несколько запросов Колумба, например, требование предоставить ему лакея и других личных слуг, дабы он имел дворовых людей и свиту, приличествующую Адмиралу и вице-королю; прелат счел это требование излишним, так как все участники экспедиции находились у Колумба в подчинении. В ответном письме королевская чета велела выделить Колумбу десять лакеев и двадцать человек для прочих домашних нужд и напомнила Фонсеке, что в переговорах с Адмиралом он и по форме, и по существу должен стараться удовлетворять его просьбы. Поскольку, замечали правители Испании, Колумбу доверена целая флотилия, разумно будет прислушаться и к его желаниям, а не смущать человека мелочными придирками и препонами.
Эти банальные разногласия достойны особого внимания, ибо они повлияли на умонастроение Фонсеки; очевидно, именно в них следует искать корни той удивительной враждебности, которую он вдруг стал питать к Колумбу, с каждым годом она все возрастала и проявлялась весьма зловредным образом: Фонсека исподтишка постоянно возводил на пути Адмирала преграды и чинил ему неприятности.
Колумб еще мешкал с отправлением экспедиций, как вдруг пришла весть о том, что португальская каравелла отправилась из Мадейры на Запад. Колумб написал об этом сюзеренам и предложил послать часть кораблей в погоню. Его идею одобрили, но не осуществили. На официальный протест, заявленный в Лиссабоне, король Жуан ответил, что каравелла покинула порт без его разрешения и он выслал три корабля, повелев доставить ее назад. Это лишь усилило подозрения испанских монархов, они сочли случившееся хитроумным планом, по которому корабли должны были встретиться и вместе пойти дальше в Новый Свет. Правители Испании потребовали, чтобы Колумб отплыл без промедления, не мешкая ни часу, и наказали ему держаться подальше от мыса Св. Винсента, а также, во избежание неприятностей, не заходить в португальские земли и на острова. Встретив же какое-либо судно в открытых им морях, Колумб должен был захватить его и сурово наказать моряков. Фонсеке тоже предписывалось быть начеку, и в том случае, если Португалия отправит в Новый Свет еще одну экспедицию, послать вдогонку силы, вдвое превосходящие силы неприятеля. Однако эти меры предосторожности не понадобились. Так и неизвестно, отплывали ли в действительности эти корабли или нет, а может, португальцы послали их безо всякого злого умысла; во всяком случае, Колумб за время своего плавания ни разу их не видел и ничего про них не слышал.
Ради разнообразия мы нарушим здесь привычный ход нашего повествования и расскажем о том, как же в конце концов был разрешен территориальный спор двух соперничавших правителей. Король Жуан все не мог успокоиться, думая о хитроумных затеях испанских монархов, он не знал, как далеко они могут зайти, и боялся, что испанцы опередят его, доберутся до Индий и перехватят все открытия, которые он уже заранее считал своими. Когда провалились попытки перехитрить и обыграть осторожного, искусного врага, и стало ясно, что поддержки из Рима ждать нечего, Жуан прибегнул, наконец, к честным и дружественным переговорам и обнаружил, как обычно случается с теми, кто сворачивает на заманчивую, но извилистую тропку обмана, что если бы его государство вело искреннюю и открытую политику, все обстояло бы гораздо проще, и он скорее достиг бы цели. Жуан предложил испанским правителям спокойно продолжать исследование западных территорий и согласиться разделить мир по меридиану, однако настаивал на том, чтобы не относить демаркационную линию слишком далеко на запад, ибо тогда испанцам было бы где развернуться в океане, а его мореплавателям разрешалось бы удаляться от владений португальской короны не более, чем на сотню лиг, и для экспедиции на юг попросту не оказалось бы возможности.
