Боярин. Князь Рязанский

Я усмехнулся, и подошел к вентилю спуска воды, патрубок которой смотрел вертикально вверх, и слегка приоткрыл его. Фонтан речной воды ударил на метров тридцать.

— Матерь Божья! — Одновременно вскрикнули и Царь, и тесть.

Северным ветром фонтан сдуло, и вода падала за плотиной, образовав радугу. Я прикрыл вентиль.

— Вода по трубам подаётся в каждый дом города.

— И в горшки смывные, — сумничал Василий Васильевич.

— Обязательно, — серьёзно сказал я. — А из горшков по трубам керамическим вода стекает в специальный закрытый водоём. Вон туда, — показал я на "Красную горку". А оттуда уже в реку. Оттуда и гумус для полей в этом годе возьмём. Земля тут... большого к себе внимания требует. Добрить надо.

Иван-Царевич, понимающе и одобрительно качал головой.

Дым от печей стелился по реке.

— Стекло у тебя там? — Спросил тесть.

— Там, — Иван Михайлович, — Показать?

— Покаж.

— Надо в повозки пересесть, далековато ногами топать, — сказал я.

Пересели в стоящие на берегу открытые повозки, и поехали смотреть заводы.

Мои умельцы, в экспериментах с различными присадками к стеклу дошли до качества хрусталя, но гранить у них самих не получалось, и я гранил его у минских ювелиров.

Стаканы получались толстыми, но, после огранки, красивыми. Я такие когда-то давно, в прошлой жизни, дарил на юбилей своему отцу. Набор для виски, он назывался. Квадратный графин и шесть невысоких широких квадратных стаканов.

Почти такой же Царю и показал мастер, сняв со стола шёлковый плат.

— Вот, Царь-Батюшка, извольте принять в дар от мастеров наших, — сказал я просто.

Василь Василич взял огранённый стакан и поставил его в луч света. Многоцветные искры брызнули в разные стороны.

Тесть ткнул меня в бок.

— Как он видит? — Тихо шепнул он.

— Сам диву даюсь... — шепнул я в ответ.

— А может сюда чегой-то плеснуть? — Задумчиво спросил Государь.

Как говорил классик: "У нас собой было..."

Я кивнул вестовому, и тот бегом принёс из повозки коньяк с оливками, и ловко расплескал коньяк по стаканам.

— Выпьешь с нами крепкого? — Спросил Царь мастера.

— Не позволительно, на работе, чай... — с тоской сказал тот, косясь на меня.

Я чуть видно качнул головой.

— Но ежели Михал Фёдорович не против, то мы с царём-Батюшкой... завсегда... — уже весело сказал он.

— Взяли, — сказал Царь, и первым поднял бокал, глянул сквозь него на свет, и покачал головой. — Ну, Михась... За мастеров наших, твою светлую голову и помыслы.

— Ура! — Тихо сказал я.

— Что это за питьё!? — Спросил Василь Василич, зажёвывая оливкой, сунутой мной ему в руку. — И ягода, какая-то... не ягода. Кишмиш думал, ан нет...

— Виноградный дух в бочках дубовых выдержанный, — пояснил я. — А ягода... Масленица греческая. Олива.

— Слышал. Так себе и масло, и ягода. Но под виноградный дух... не плохо идёт. Не распробовал токма, плесни ещё, — сказал он, обращаясь к вестовому.

Мастер снова вопросительно посмотрел на меня.

— Ты пить — пей, но работу на сегодня кончай. Не гоже дурной пример показывать людишкам, да и браку наделаешь...

Выпили ещё по одному.

— Добрый напиток, — сказал Царь. — Мягко идёт. Где ж стокма вина делают, что его на дух переводят?

— У франков, Батюшка. А вот мой попробуй...

Вестовой налил из другой бутыли.

Все понюхали и выпили.

— Тоже хорош, — сказал Царь. — А ты как делаешь? Из чего?

— Из плохих вин германских. Перегоняем в кубе, и в бочки. Этот только год постоял. Чем дольше постоит в бочке, тем вкуснее.

— А! — Воскликнул тесть. — Так вот зачем ты скупил через меня всё плохое вино в Германии. На много лет вперёд подписал контракты. Обошёл тестя, паршивец, — завистливо сказал он.

Я показал им склады коньяка и конфетную фабрику, на которой сейчас выпускали два вида конфет: молочную тянучку и "коровку". Обёртки в этом мире не было и конфеты висели гирляндами, как тонкая колбаса. Так и продавались на рынке Минска. Очень удобно получилось. И практично, и гигиенично.

И производство было упрощено до предела. Масса заливалась в тонкую "оболочку" для колбасы, перевязывалась, и варилась. Процесс начинки мясных колбас моим цеховикам был известен и понятен. А тут — конфетные... Никакой разницы.

А рецепт конфетной "массы" дал им я. Конфеты получались на удивление вкусные, и на рынках раскупались быстро. Сейчас в цеху осваивали цветную печать на оболочке. Доходы от конфет в эту зиму были основным источником пополнения городской казны.

— Вот, Государь, — говорил я, когда мы вышли из конфетного цеха, жуя тянучки, — в городе все людишки заняты производительным трудом. Либо в казенных цехах, либо в моих. С нового сева даже свободные пахари общинники, ушли в казённые. Так надёжи больше и всё организованно лучше.

— Утомил ты нас своими подвигами, Михал Фёдорович, надо бы отобедать, да отдохнуть.

— У нас ещё свинофермы и колбасная фабрика... Смотреть будем?

Тесть взялся за голову.

— И это он за год успел? — Спросил он Царя.

— В ту зиму приехал, а стокма делов наворотил...

— А что сидеть-то? Командовать — не брёвна таскать. Людишки есть, задумки есть, гроши есть.

— Не скажи, не скажи... — почесав бороду протянул тесть, и улыбнулся. — Ох, не прогадал я... взяв такого зятя... — и он подал мне свою ладонь.

— Так и я не в прогаре с тестем... — засмеялся я, пожимая ему руку. — Да и жинка — огонь!

Я рассказал, как получил от неё "под дых". Мужики стали громко ржать. Ивана ломало аж до земли. А тесть, довольно зардевшись, сказал:

— Она такая... Вся в меня...

* * *

Царь, царевич и тесть с тёщей прогостили до конца марта, до ледохода. Остальные родичи разъехались. Съедено и выпито за казённый счёт было немало. Но я организовывал им охоту и рыбалку, так что, часть потраченного, я компенсировал руками гостей. На вскрытых ото льда и прикормленных участках за плотиной стала ловиться щука. Мои умелицы с льнопрядильной фабрики наплели из шёлковой нити лески, а умельцы изготовили по моим чертежам простые катушки для спиннинга.

На прикормку шла плотва, а за плотвой щука. Щука ловилась и так, на живца, но и мои эксперименты со спиннингом и блеснами увенчались двумя двухкилограммовыми красавицами.

Иван тоже вытащил одну. Забрасывал я сам, чтобы не отвлекаться потом на распутывание "бороды" , а выуживал Царевич. Удилища я укрепил тонкими гибкими стальными прутами, и они, хоть и были тяжеловаты, но от веса рыбы не сломались.

Василий Васильевич ловил по старинке на поставки, и зацепил хорошего сома. С вытягиванием десятикилограммового чудовища канителились долго. Благо, нам удалось поддеть сома двумя баграми с подогнанной под плотину лодки.

* * *

Посмотрев взлом Сожа и начавшийся ледоход, мои гости засобирались домой. Новые родственники возвращались в Данциг, Царь и Царевич в Москву. Мы с женой поехали их провожать. Попрощавшись с царским семейством в Минске, мы с моим новым семейством поехали дальше, и так доехали до Данцига, где я свою любимую оставил на попечение матушки, а сам, вместе с тестем, отбыл в Прагу, сначала морем, а потом по рекам Лабе и Влтаве.

Шли на вёртком, почти круглом, но очень вместительном, купеческом двухмачтовом судёнышке. Шли в караване восьми судов. Мы везли пиленный лес, поташ , а также, пушнину и русский речной жемчуг. Полыни, особенно "чернобыльника", предпочитающего влажную почву, рядом с Лоевым было много, с него поташ и жгли.

Эта полынь была не горькой, и добавленный в тяжёлое медовое пряничное тесто поташ, делал пряники нежными и рассыпчатыми. Поташ на Руси использовалась повсеместно, и я ничего нового в технологию пряничного дела не принёс, кроме использования пряничных форм и туннельных жарочных печей. Противни с пряниками перемещались в туннели печи, по принципу печей для обжига кирпича, только жар в таких печах шёл сверху. И не было сушильных камер.

Глава четырнадцатая

До устья Эльбы добрались без происшествий. Все купеческие суда были вооружены пушками, поэтому желающих проверить наш караван на "прочность" не нашлось. Почти весь товар продали с борта в Гамбурге. Поташ повезли в Прагу.

Пришвартовавшись в Праге возле Карлова моста, я быстро нашёл, совсем недалеко от порта, контору негоцианта "Фомин и сыновья".

— Здрав будь, негоциант, — приветствовал я Николая, увидев его стоящим за стойкой, в рабочем фартуке и холщовых налокотниках, что-то высчитывающим на счётах. — Совсем погряз в торговой рутине?

— О! Михал Фёдорович! — Воскликнул он радостно. — Да нет, втянулся уже... Даже нравится. Наш товар бойко уходит.

— Читал отчёт за лето. Добре дело ладится.

— Поташ привезли?

— Привезли. А ты... сговорился о встрече?

— Сговорился!

Николай вышел из-за стойки, и мы невольно обнялись. Его порыв, вызванный постоянным напряжением "нелегала" и резидента, был мне понятен. Наши отношения, давно стали доверительными. Мы по духу с ним были похожи, поэтому, постепенно, сближались. Я с интересом читал его отчёты, как торговые, так и информационно-аналитические, легко вникая в их суть.

У чешско-венгерского престола после смерти в 1439 году Альбрехта Второго: австрийского герцога, короля Германии, Богемии и Венгрии, происходила такая кутерьма, что, читая записки Николая, я с трудом складывал цвета на гранях кубика европейской политики.

Сейчас в Богемии правил некто Йиржи из Подебрад — происходивший из знатной и влиятельной чешской семьи панов, примкнувшей к гуситскому лагерю. Правил, не смотря на наличие официально признанного короля Ладислава, правда отсутствующего в Богемии.

— Они ждут вас, Великий Князь, с посольскими полномочиями.

— Сговаривайся.

— Они ждут от меня голубиной почты. И потом пришлют гонца.

— Ну, тогда запускай птицу, — полушутливо сказал я. — Там так мокро, что долетит ли она до дворца? Тут далеко?

— Рядом.

Николай сходил на верхний этаж, потом вернулся, но не с пустыми руками. В каждой руке у него было по две стеклянные бутылки с разного цвета жидкостями.

— Они тут неплохие фруктово-ягодные водки делают, — показал он напитки в правой руке, — и вина, — он поднял левую. — У меня тут есть небольшая каморка, — он кивнул на дверь за стойкой.

Взгляд его был таким просяще-наивным, что я не выдержал.

— Пошли, конечно. Чешские короли подождут.

Коморка выглядела, как капитанская каюта фрегата, с типичными высокими ютовыми окнами, выходившими на портовую причальную стенку с пришвартованными к ней кораблями, из стороны в сторону качающими своими мачтами под порывами ветра. Меня аж снова закачало. Я машинально схватился за стол. Двадцатидневное морское путешествие на паруснике — то ещё ощущение!

Я отвернулся от окна, едва сдерживая естественный позыв.

Николай, видимо всё понявший, закрыл ставни и зажёг нашу газовую лампу.

Начали с вин, попробовав из каждой бутылки по стакану. Потом перешли на крепкое. Закусывали мочёными яблоками и грушами. Попробовать напиток из второй бутылки мне не дали, процесс прервал стук в дверь.

— Король не терпелив... — чуть заплетающимся языком, сказал Николай. — Больше я никого не жду.

Он вышел из каморки и быстро вернулся.

— За вами карета, Князь.

Я внимательно посмотрел на себя в зеркало, висящее у двери, разгладил бороду, накинул плащ, шляпу и вышел под дождь. У двери стояла высокая карета с откинутыми складными ступеньками и раскрытой дверкой. Рядом с каретой стоял вооружённый офицер, тоже в плаще и шляпе.

В карете, кроме меня, никого не было, офицер сел с возницей, и карета тронулась

Ехали не долго, но я успел задремать. Колёса кареты и подкованные копыта лошадей стучали по булыжной мостовой, рессоры отыгрывали, меня укачало, в карете было тепло и темно, и я уснул.

Дверка кареты открылась, открылись и мои глаза. Сойдя по ступенькам, я заметил, что карета стоит во внутреннем дворе крепости перед одноэтажным зданием с высокими окнами. В него мы и вошли. Это оказалась церковь. Пройдя мимо скамей по практически тёмному помещению, с серыми каменными стенами, мы повернули на право и прошли под высокой аркой, а потом вошли в ещё одну дверь. Некоторое время мы шли коридорами, редко освещённым факелами. За очередной дверью оказалась просторная, уже светлая комната, с двумя, такими же высокими, как и на фасаде, окнами.

Сопровождающий меня офицер стукнул ключом в одну из дверей и засунул ключ в скважину. С той стороны послышался ответный стук, и раздался двойной скрежет, проворачиваемых ключей.

Мы вошли в кабинет правителя Богемии, который сидел в небольшом кресле у чуть теплящегося камина. Я подошёл ближе, вынимая верительную грамоту прусского короля, и передавая её стоящему рядом со входом офицеру.

Йиржи искоса посмотрел на меня через левое плечо, и пошевелил босыми пальцами ног, ступнями стоявшими на каминной решётке.

— Присаживайтесь, Князь, — сказал он хриплым голосом и беря из рук помощника развёрнутый пергамент, со взломанными сургучными печатями Гроссмейстера Тевтонского ордена и короля Пруссии. Первую печать знали все, а вторая пока была известна не многим.

Я присел на предложенный мне стул. Пока Йиржа читал, я устроился на стуле получше, и тоже протянул кожаные подошвы своих мокрых сапог к теплу камина.

— У вас широкие полномочия... — произнёс он, — Вы важный человек?

Я пожал плечами.

— Когда караван вдруг поворачивает назад, самый последний верблюд может стать первым, — сказал я.

Йиржи посмотрел на меня вскинув брови и улыбнулся.

— Мудрые слова, но вы мне не ответили. На сколько ваш род известен, чтобы с вами можно было говорить без ущерба для своей репутации? Кто вы, Князь Михаил Фёдорович?

— Ваш панский гонор не позволяет вам общаться с простолюдином? Даже в том положении, в каком находитесь вы сейчас?

— О чём вы? В каком положении?

— Ну, например, в таком, что, буквально через десять дней, на вас нападут турки, и помочь ни вам ни Ладиславу будет не кому. Болгария и Трансильвания уже пали. Польша — уже не Польша, а Пруссия. Литва отошла к Руси. И ни та, ни другая не собираются вам помогать. Пока, — уточнил я. — А возможно, что и объединятся с османами...

Правитель Богемии сидел молча, глядя на разгорающийся огонь камина. Я тоже молчал.

— Выпить хотите? — Вдруг спросил Йиржи.

— Да я в общем-то уже... Не удержался... Попробовал ваши фруктовые настойки. Сильно друг расхваливал.

— Это тот русский купец? Николай, кажется?

— Да... — не стал скрывать я банальную истину. — Но от добавки не откажусь. У вас, реально, вкусные напитки. Но мне уже нельзя понижать крепость... — добавил я, как бы смущённо почесывая затылок

Правитель Богемии сделал рукой непонятный знак, и между нами появился маленький столик с наполненным стеклянным графином и двумя стаканами.

— "Богемское стекло, — подумал я, разглядывая. — Красиво".

— Красивое стекло, — сказал я. — Мы сюда, кстати, русский поташ привезли. Целый корабль. Хороший порох из него получается..., или стекло.