«В которой жители Семи Королевств уже не смогут скидывать на меня решение своих проблем», — бросив Сириусу его палочку, которую тот едва не уронил на пол, поймав в самый последний момент, отдаю барьеру команду на отключение.

— Ты достиг невероятных результатов, — протягиваю сыну ладонь для рукопожатия. — Твои друзья проделали отличную работу, помогая тебе становиться сильнее.

— Ага… — рассеяно кивнул великовозрастный подросток, по-видимому, ещё переваривающий моё предыдущее признание, рефлекторно протягивая свою руку, а когда грянули овации зрителей, с него спал ступор, и он воскликнул: — Так ты знал?!

— О том, что клуб по интересам, состоящий из представителей старой аристократии, проявляет невероятное усердие для усиления моего сына? — весело щурюсь.

— Но… — совсем уж растерялся принц. — Почему ты не вмешался?

— Зачем мне мешать добрым людям в том, чтобы они сделали моего сына сильнее? — вопросительно изгибаю брови. — Ну, а их убеждения… Сириус, мы живём во времена перемен и потрясений: от старых законов и традиций приходится отступать, дополняя и заменяя их новыми. Не все новые правила хороши, и далеко не всем они могут нравиться, но они необходимы для того, чтобы наш мир развивался и становился лучше.

— Лучше?! — вырвав руку из моей ладони, сын отступил назад, всем видом выражая негодование, но при этом даже не думая нападать (без поддержки Рглора, который не сильно-то и старался помочь в бою, шансов у него даже меньше, чем было у меня против Дамблдора). — Благородные дома…

-…остаются благородными, — прерываю обличительную речь сына, шагаю вперёд и, схватив его за плечо, применяю аппарацию, пользуясь своим правом перемещаться по замку. — Вот теперь, Сириус, поговорим.

Мы появились в утопающей в полумраке комнате, каменные стены которой от пола и до потолка украшены подписанными нишами, в которых находятся флаконы с серебристым содержимым (воспоминания людей, собранные по всему Вестеросу и за его пределами). В центре же стоит каменная чаша Омута Памяти, которой одновременно могли бы воспользоваться человек пять-шесть.

— Где мы? — придя в себя после перемещения, молодой мужчина стал искать дверь или окно, но ничего подобного так и не обнаружил. — Мы вообще в замке? Отец?

— Теперь уже «Отец», — фыркаю, а затем развожу руки в стороны и объявляю: — Добро пожаловать в обучающую комнату, сын мой. Здесь мы с Абраксасом проводили долгие часы, пока ты, твои братья и сёстры имели возможность играть, дурачиться… быть детьми. Но раз уж ты забил себе голову этой чушью, которую в твои уши сладкими речами льют те, кто сами уже плохо помнят, каково людям жилось раньше, то мне придётся открыть твои глаза. Ты готов, или боишься разбить свои розовые очки? Если откажешься, то я выпущу тебя отсюда… но больше ты сюда не попадёшь.

«От уровня пафоса в моих речах… у меня самого зубы сводит. Но нужно держать лицо, а то ведь этот борец за бобра против осла упрётся рогом», — требовательным взглядом смотрю в фиалковые глаза, злость, растерянность и испуг в которых медленно, но верно вытесняются упрямством, решительностью и гордостью.

— Я согласен, — тряхнув спутавшимися волосами, заявил мой сын. — Но знай: чтобы ты ни показал, я не изменю своего мнения.

— Чудно, — усмехаюсь и призываю первую склянку из ниши, в которой находятся воспоминания одного пастуха, в прошлом году погибшего от старости. — Начнём, пожалуй.

Вымоченная в зелье пробка покинула горлышко, а серебристый туман вытек из флакона в чашу, заполняя её до краёв. Сириус, получив приглашающий жест, чуть прихрамывая на правую ногу подошёл к Омуту, а затем уверенно взялся за края, опуская лицо в воспоминания о чужой жизни…

…

За первым флаконом последовал второй, потом третий и четвёртый. Разумеется, я показывал не всю жизнь, а нарезку из наиболее ярких событий, но даже с ускорением времени во время просмотра в восемь раз уходили часы.

Когда Сириус выныривал, я вливал ему в горло укрепляющее зелье, добавлял восстанавливающее и потом заставлял проглотить специальный питательный состав, после чего вынуждал вновь нырнуть в «радости» жизни в эпоху «До возвращения Драконов». Жестоко ли это было? Возможно и так. Чувствовал ли я себя при этом правым? Да мне хотелось самому себе руки сломать… Но раз уж сын страдает от наивности — в его-то годы — нужно принимать радикальные меры.

«Видимо я плохой отец, если приходится совершать подобное».

…

— Это неправда… — стоя перед чашей Омута, где клубились воспоминания городского гвардейца Королевской Гавани, хрипло произнёс Сириус. — Этого не может быть…

— Но так есть, — произношу устало. — Власть — это подлый наркотик, который развращает не хуже крепкой выпивки, доступных женщин, издевательств над слабыми. Роберт Баратион был могучим воином, хорошим полководцем, верным другом… но сев на Железный Трон, он сломался. Кто бы что ни говорил, но я уважаю этого человека… одного из немногих, кто участвовали в том восстании. Впрочем, уважение не мешает мне его ненавидеть.

— Почему?.. — не поднимая головы, спросил сын, пальцы коего вцепились в край чаши с такой силой, что костяшки побелели.

— Он был врагом моей семьи… и причиной гибели племянников, — качаю головой, начиная прохаживаться вдоль ниш в стенах. — В те годы я был… безынициативным, но даже тогда память у меня была хорошая. Для многих мой отец навсегда останется безумным чудовищем, сжигавшим реальных и выдуманных врагов в Драконьем Огне… но для меня он остаётся ослабевшим и испуганным стариком, лихорадочно старающимся защитить свою семью. Пусть его поступки и были продиктованы безумием, но… он боролся с этим до самого конца. Я даже не уверен в том, что приказ на сожжение города вовсе прозвучал бы, как утверждал предатель… Тем более после того, как они поступили с женой брата и её детьми. Я рассказывал тебе, сын, что один мальчишка во времена нашего с Дейнерис возвращения в Вестерос пытался притвориться моим племянником?

-…нет, — прозвучал тихий ответ.

— Ты был ещё маленьким, — киваю своим мыслям. — Если быть честным, то я очень хотел верить в то, что его слова — правда. Только вот это не помешало мне провести ритуал проверки на родство… а затем найти каждого причастного и просто знающего о заговоре, чтобы подвергнуть их пыткам для напитывания Стены магией. Заклинание «круциатус», предназначенное для причинения боли, как ты должен помнить из уроков школьного курса, является однозначно тёмным, из-за чего мне недоступно… Только вот любое ограничение можно обойти: артефакты, повторяющие эффект этих чар, стали коронами для каждого из заговорщиков. Они не могли сойти с ума от боли так же, как и не могли к ней привыкнуть. Благодаря лечению целителей эти люди находились в сознании сутками… Когда-то говорили, что Львы всегда платят свои долги, а волки помнят… Так вот, Сириус, Драконы никогда не забывают предателей, и тех, кто повинен в страданиях наших близких.

Остановившись напротив сына, протягиваю руку над чашей и, схватив его за волосы, заставляю посмотреть в мои глаза, после чего при помощи невербального заклинания начинаю транслировать собственные воспоминания. После завершения этого процесса разжимаю пальцы и опираюсь обеими руками о край чаши, чтобы не упасть от накатившей фантомной слабости.

— Я не добрый король из сказок, сын, и на моих руках столько крови, сколько не было у многих тиранов, — слегка усмехаюсь. — Но я и не зло во плоти, каковым меня пытаются выставить твои «друзья».

— Мне… — молодой мужчина сглотнул, поднял на меня потяжелевший взгляд, а затем выдавил из себя: — Мне нужно подумать.

— Это правильно, — улыбаюсь чуть искреннее. — И… не рассказывай маме о том, что мы тут устроили. Боюсь… она будет расстроена, из-за чего мне будет больно.

— Король-чародей боится свою жену? — скривил губы в усмешке Сириус, во взгляд коего вернулись искорки веселья. — За такую хохму меня в каждом трактире будут поить бесплатно.

Вымученный, усталый смех на два голоса раздался в маленькой каменной комнате, разрушая гнетущую атмосферу этого места.

Примечание к части

Редактировал Лунный Жнец.

Всем добра и здоровья.

Шаг в бесконечность.

Проснувшись утром, ещё до рассвета, неохотно открываю глаза и устремляю взгляд на мозаичный потолок, собранный из кусочков цветного хрусталя. Мягкая кровать, пушистое и тёплое одеяло, любимая рядом… что ещё нужно старому волшебнику? И пусть триста девяносто пять — это не предел для высшего мага, добравшегося до высшей ступени этого уровня, так как мастерства вполне хватает для остановки старения организма, но вот разум…

«Человеческий разум не предназначен для бессмертия. Слишком мы суетливые; слишком сильно цепляемся за нынешний момент и прошлое, из-за чего будущее принимается со всё большим трудом», — вытянув из-под одеяла левую руку, внимательным взглядом смотрю на гладкую светлую кожу, перекатывающиеся под ней мышцы, крепкие кости, которые могли бы принадлежать мужчине лет двадцати-тридцати, но не древнему старцу, биологический возраст коего приближается к четырём сотням, тогда как возраст личности уже пересёк эту черту.

Шевельнув пальцами, призываю с тумбочки магический обруч, похожий на золотую зубчатую корону с крупными рубинами вдоль всей длины. Стоило надеть этот артефакт, как перед глазами замелькали оповещения Красного Замка о том, сколько людей ушло и пришло, сколько комнат занято и свободно, каково состояние складов, накопителей, арсеналов и тому подобная чепуха (в конце концов, всем этим должен заниматься дворецкий). Куда интереснее оказалась личная переписка, так как лично мне пришло семьдесят девять писем от разных адресатов, которые поздравляли с годовщиной свадьбы и интересовались, почему их не позвали на приём.

«Потому, что приёма не будет», — мысленно хмыкнув, отправляю всем «друзьям» одинаковые ответы, после чего командую замку закрыть почту.

— М-м-м… — потянувшись всем телом так, что с неё сползло одеяло, открывая моему взгляду весьма соблазнительные формы, Нарси улыбнулась, как сытая кошка, открыла глаза и повернулась ко мне. — Доброе утро, Люци.

— Доброе утро, моя королева, — изобразить намёк на поклон, при этом продолжая лежать на спине, было… непросто, но судя по веселью во взгляде любимой и её «Балбес», у меня получилось.

…

Спустя полчаса мы вышли на открытую площадку, откуда тянется лестница к самым нижним уровням Красного Замка. Я сегодня надел красный камзол с золотым трёхглавым драконом, моя супруга же ограничилась белым платьем с юбкой-колоколом, открытыми плечами и перчатками до локтей, в котором она похожа на невесту. Её волосы были убраны назад, а голову охватывал такой же, как и у меня, обруч.

Солнечный свет, пробиваясь через заполонившие Королевскую Гавань башни, заменившие обычные дома, которые выглядели уныло даже во времена их строительства, невзирая ни на какие попытки это исправить, окрасил стены твердыни Таргариенов и залил сиянием внутренний двор. Чистое синее небо, глубокое и широкое как океан, словно бы улыбалось нам, даря ещё немного благодушия…

— Какое утро, мой король: нам солнце ярко светит.

— В моих глазах, звезда моя, ты ярче всех на свете. Всегда с тобою быть хочу, и вызов смерти по плечу… Всё будет точно так, как я хочу.

Короткий экспромт закончился тихим и мелодичным смехом, после которого Нарси положила голову мне на плечо. В тишине и молчании мы направились по лестнице вниз, наслаждаясь обществом друг друга и атмосферой уюта.

«А ведь ещё в моём прежнем мире говорили, что высшие маги не могут ужиться между собой. Дурачьё: хотел бы я посмотреть на этих экспертов в тот момент, когда им сообщат о том, что высший светлый волшебник и высшая тёмная волшебница живут в крепком, счастливом браке» — хмыкнув, скашиваю взгляд на город, после перестройки и расширения превратившийся в скопление башен разных размеров и толщины со стенами разного цвета, по которым вверх тянутся ползучие растения, а вниз льётся стекающая из-под куполов вода (архитектурное решение Белладонны, которая подалась в магические архитекторы в возрасте пятидесяти лет).

Вообще, мир за прошедшие столетия сильно изменился: по дорогам теперь ездят не кареты и всадники, а магокаты и магоциклы; в каждом городе появились площади с большими экранами для просмотра иллюзорных сообщений, а многоквартирные дома высокими башнями тянутся вверх; в воздухе летают установленные на металлические диски кресла с защитными полями, а общение между людьми и зверолюдами происходит посредством планшетов, созданных с применением улучшенной версии Протеевых чар. Благодаря заполонившим рынки артефактам труд крестьян превратился из тяжёлой обязанности в довольно простое занятие, так как от сорняков можно избавиться при помощи зелий, грызунов отгоняют специализированные звуковые устройства, ну, а удобрение, производимое из навоза драконов, позволяет за год снимать пять-шесть богатых урожаев. Пастухам и вовсе хватает двух артефактов на луг, чтобы не опасаться за поголовье скота.

Словно грибы после дождя, расплодились разные клубы по интересам — вроде фехтования, верховой езды, танцев, пения… Практически каждую декаду выходят новые фильмы для просмотра на головизорах, а молодёжь пристрастилась к разнообразным гонкам, начиная от обычных скачек и заканчивая полётами на дрессированных драконах.

К сожалению, не всё идёт так гладко, как того хотелось бы: поход на север, организованный двести лет назад, едва не закончился моей гибелью, так как затаившемуся там личу хватило одного удара морозом, чтобы превратить в хрупкий лёд пятьдесят тысяч боевых големов с военной техникой и специалистами, которые всё это обслуживали. Сам я сумел защититься, но… оставшись один, попросту не рискнул идти дальше. И пусть есть вероятность, что враг выложился полностью, вложившись в одну-единственную атаку, но я предпочитаю ожидать худшего из вариантов.

«Однажды мои внуки устроят ему орбитальную бомбардировку. Только нужно сперва вывести в космос что-нибудь достаточно крупное».

В самой стране бурлят страсти: потомки аристократов, которые даже не представляют себе, что значит — быть лордом, требуют возвращения каких-то старых времён (а когда речь заходит о праве первой ночи и при этом упоминаются имена их дочерей и сестёр, поднимают ор на тему ущемления их прав); рабочие тоже устроили собственное сообщество, регулярно сталкиваясь лбами с главными оппонентами; церковь богатеет, укрепляет позиции, воспитывает в народе верную идеалогию… постепенно тесня всех остальных от реальной власти. Ну, а я…