Еще один штрих изменений, замеченный нами, удивил — на улицах редко можно встретить в полной офицерской форме военных, в основном мелькали солдатские гимнастерки, и матросские форменки, нередко мимо проходили военнослужащие в шинелях и бушлатах, несмотря на вполне уже теплую весеннюю погоду. На полковника и поручика сразу обратили внимание, стоило нам только выйти из вагона, и предпринять попытку, нанять извозчика. Четыре небритых и помятых личности, судя по красным повязкам на рукаве — местные патрульные, с винтовками, небрежно висевших на плече и старшего унтер-офицера, у которого был легендарный маузер в деревянной кобуре на ремне через плечо, потребовали предъявить "докУмент".
— Какие именно вас интересуют докУменты? — Вежливо, с явной издевкой спросил полковник.
Унтер-офицер хмуро смерил взглядом всю нашу компанию, сплюнул на землю под ноги офицера и повторил:
— ДокУмент давай вашбродь. А то не знаешь, какие бумажки должны быть у тебя? Небось, драпаете с фронта, бросили на произвол судьбы своих солдатиков и намылились отсидеться под бабьим боком.
Стараясь предотвратить возможную нехорошую реакцию со стороны полковника, я поспешил вылезти вперед и вежливо стал рассказывать кто мы и откуда. Заодно представил свои бумаги. Кипя как самовар, но сдерживаясь и полковник, и поручик, а затем и наш финансист стали доставать документы.
С трудом вчитываясь, унтер выводил вслух то, что сумел разобрать. Споткнувшись на моей национальности, он оторвался от чтения и, осматривая меня с ног до головы, произнес:
— Француз, союзничек значит, бляха муха. И какого х-на тебе здесь в России надо?
— Вот тут написано любезный — я подсунул ему новый документ — доверенное лицо от нашей компании, занимающейся поставками конской амуниции и снаряжения, направляется в Россию в соответствии договоренностей с военным министром временного правительства для координации работы тыла армии.
— Ну и зачем этим временщикам седла и хомуты? Деньги девать некуда?
— Мне трудно сказать вам что-то в ответ, неизвестность в будущем как раз и заставило моих хозяев послать меня в Россию. Я человек подневольный, куда прикажут, туда и поеду.
На ворчание старшего патруля отреагировал стоящий чуть в стороне один из команды в гражданском пиджаке и картузе, видимо рабочий, как бы ни он и старший.
— Семен, брось фигней маяться, есть документы, проверь и хватит с них. Четы тут выясняешь, что да как? Или тебе больше всех надо?
— Ага, так вот и брось. Не помнишь што ли, командир как сказал? Контру ловить. А они все как один на контриков смахивают. Ишь вырядились, офицерье поганое. Ниче скоро сорвем погончики, дай только время.
Продолжая изрыгать всяческую хулу на офицеров он, тем не менее, отдал документы, и мы поспешили исчезнуть с глаз долой, этих, как я понял, нынешних красногвардейцев.
— И вот это быдло станет, по-вашему, будущим России? — С яростью спросил полковник — и я буду обязан выполнять приказы гопоты? Да ни в жизнь, я....
— Не кипите граф. Судьба у вас такая, вы живете на границе между прошлым и будущем. Ваша жизнь милейший полковник напрямую зависит от взглядов на окружающий мир, в том числе и в отношении к простым людям. Нет господ и слуг, все равны. Вы пока только слегка прикоснулись к новому и то уже выходите из берегов. Благодарите судьбу за наше знакомство, хоть немного познакомил с тем, что ожидает Россию, и всех живущих в это неспокойное время в стране, а ведь другие люди останутся в полном неведении. Вы представляете, каково им будет проснуться в одно прекрасное утро и увидеть — империи нет, рухнуло все знакомое, впереди темнота и неопределенность.
— Так надо срочно идти к тем, кто взял на себя бремя власти, нужно их предупредить, что нас ожидает в будущем, если они не предпримут экстренных мер.
— Успокойтесь полковник, вон, кстати, поручик нам достал извозчика — я специально отвлек Павла — и давайте пока не будем пороть горячку. Я уже много с вами беседовал, думал, что вы все поняли, а вы вдруг как та лошадь, которую недавно приводили мне в пример, пытаетесь сорваться с обрыва. Не гоните лошадей поручик Голицын — я поспешил успокоить полковника — не обращайте внимания граф, это я вспомнил кое-что из будущего. Давайте поедем, прокатимся по улицам Петербурга, еще раз посмотрим на действительность. Кстати куда мы направляемся?
— Куда, куда к матушке естественно, к урожденной княжне Софье Мещерской. Уж кто-кто, но она наверняка в курсе всего, что тут происходит. Не в гостиницу же нам заселяться.
Кажется, я сумел заглушить желание немедленного посвящения нынешнего правительства в предстоящие события. Я и дальше старался отвлечь полковника от такого пагубного шага разговором о его матери:
— Вот ей не мешало бы рассказать о предстоящих переменах, но и то не все. А спасать всех живущих в России от грядущей катастрофы доверим Создателю нашему, он знает, кого и как уберечь, и уж точно сможет разобраться, нужно ли вообще спасать. Да и как определить — сохраним одних, а загубим других, так что ли? Может, в его понятии наша Родина заслужила то, что произойдет, и, вмешавшись в сегодняшнюю ситуацию — не поможем, лишь навредим. Мы ведь не ставим перед собой задачу кардинальных перемен, основываясь на знаниях о будущем. Я уже вам говорил: — попытаемся сделать все возможное, чтобы сократить массовую гибель людей, но менять мироустройство не будем, ибо нам не по силам. Не наше это дело, не потянем.
Про себя же подумал: — неизвестно получится ли вообще хоть что-то. Сомнения не оставляли ни на минуту, не было уверенности в правильности выбранного пути и, хотя я все это скрываю от окружающих, но вопросы типа: "не слишком ли я много на себя беру" продолжали преследовать постоянно. Да, я из будущего, но кто его знает, что день, грядущий мне, готовит.
Ямщик довез, как и попросил граф, до посольских особняков на французской набережной, где и находился дом Софьи Сергеевны Мещеряковой.
Смутно, но я помнил, опять-таки по мемуарам братьев, что собой представляла эта женщина. После убийства революционерами мужа и отца трех сыновей и двух дочек она впала в религиозный фанатизм.
Стоило нам войти в ее квартиру, как именно это обстоятельство бросилось в глаза. И она сама, и обстановка в доме произвели на наше состояние угнетающеее, если не сказать деструктивное, ощущение. Слегка оторопев от увиденного, я вначале подумал — хозяйка из старообрядцев, помешанных на вере. Но вспомнив рассказ Павла о своей матери, и то, что она все-таки является фрейлиной императрицы и соответственно ведет светский образ жизни, я сообразил — эту женщину понять будет трудно, очень противоречива, и в словах, и в поступках. Понять еще ладно, как-нибудь переживу. А вот цель — уговорить ее уехать во Францию, ведь может и упереться, и не принять предложение сына покинуть Россию. Такой вариант мог весьма осложнить уже продуманную версию моих дальнейших планов. Нисколько не преувеличиваю, моментально сложилось мнение о даме. Видно было с первого же произнесенного ею предложения, что женщина явно "себе на уме", властная и уверенная в своем праве решать кто прав, а кто нет.
— Павлуша, тебя ли я вижу? Отколь ты взялся? И не предупредил матушку. Но все равно, я рада видеть своего сына живым и здоровым. А это кто?
Ни здрасте тебе, ни до свидания. Лишь удивленный взгляд на меня.
— Ты кого мне привел Павел? Бог мой! Нет, вы посмотрите только.... Да это же Алексей в молодости. Рассказывай.
— Матушка, может, вы нам позволите все-таки пройти в гостиную, как-то неудобно в вестибюле знакомиться. Не волнуйся, сейчас я тебе все расскажу.
Я с интересом осматривался в доме этой великосветской женщины, фрейлины императрицы Марии Александровны, церковной и общественной деятельницы, благотворительницы, попечительницы Петербургского Александровского женского монастыря, и так далее и тому подобное. Все эти ее титулы и причуды мне успел поведать Павел, пока добирались до ее дома. Он же рассказал, что она владелица восьми доходных домов в городе и двух больниц, в которых сейчас размещены госпитали. По его словам она большая патриотка России и верная поклонница царской семьи. Павел с возмущением рассказал о том, что значительную часть получаемых средств выделяет на благотворительность, следуя примеру своей патронессы, много времени, ну и денег естественно отдает делу победы России в войне.
Снующие по комнатам монахини, иконы, расположенные в самых неожиданных местах и свечи, чадящие и смердящие непривычным запахом, делало этот дом похожим на монастырь. Различные приживалки как мухи, слетевшиеся за накрытый в честь нашего приезда стол, усиленно изображая чуть ли не подруг хозяйки, бросали цепкие взгляды прожженных осведомителей на новых посетителей, и оставлять ее один на один аж с четырьмя неизвестными мужчинами явно не желали.
— Матушка, вы извините меня, но хотелось бы поговорить наедине, разговор пойдет строго конфиденциальный, касательно нашей семьи. Сами понимаете, вырваться из Франции и проделать такую тяжелую дорогу я мог лишь потому, что необходимо многое поведать, рассказать, посоветоваться с вами и совместно решить, как остаться на плаву в этот непростой период.
— Разве обязательно вести подобные разговоры за столом? Павлуша, я тебя не узнаю, испортила тебя Франция, никакого этикета, простого вежества и то не осталось.
— Война матушка, а не Франция заставляет экономить время и российская тягучесть в делах нам теперь не по карману.
Я, наблюдая за разговаривающими родственниками, делал вид человека полностью поглощенного выставленными яствами на столе. После долгой дороги все, что успели слуги выставить на столешнице, на мой взгляд, было роскошным, и явно не по времени. Чувствовалось по накрытому в "спешке" столу, Софья Сергеевна не бедствовала, и недовольство выставленных монашек мне было понятно. Покидать застолье им явно не хотелось. Их попечительница поняла причиненную ее решением утрату их желудкам, и уже вдогонку уходящим произнесла:
— Извините милые дамы, семейные дела мне не позволяют разделить с вами трапезу, поэтому для вас в столовой накрывают такой же стол.
Беспрекословность ушедших женщин лишний раз подтвердило — под маской добродетели и благодушия у хозяйки скрывается твердый характер, и непререкаемая уверенность — ей позволено все. Уже обращаясь к нам, она как бы оправдывая свою вынужденную строгость, сказала:
— Любим мы с сЕстрами божьими посидеть за самоваром, побеседовать и рассказать друг другу новости. Привыкли они к подобному времяпровождению.
Мне стало смешно, и я еле сдержался, чтобы не ляпнуть:
— Вот оказывается та самая яблоня, от которой яблоки в виде сыновей разведчиков и агентов откатились. Прямо семейная традиция, начиная с прадеда, и заканчивая Алексеем и Павлом, все служили и продолжают служить Родине на этом поприще. Вот и Софья Сергеевна тоже ведь сведения собирает, не зря же у нее периодически сливки светского общества Петербурга собираются. А сестры — монахини не иначе как ее агентура. Интересно кому в настоящее время она собранную информацию несет? С царской семьей вроде как дружить сегодня чистый моветон. Надо будет попросить Павла уточнить этот вопрос. Да он и сам, вероятно, догадается поинтересоваться, кто в городе на сегодня владеет всей ситуацией и делает политику. Ему по долгу службы необходимо знать обстановку. Одна из задач которую он преследует, прибыв в город — получить инструкции для своей будущей работы. Кто вправе отдавать распоряжения по его службе и от кого зависит сохранность его должности при новом правительстве ему просто крайне как важно знать. Он не в курсе новостей в городе, и не знает, чье слово сегодня является решающим в правительстве. А матушка, собирая у себя бомонд Петербурга, наверняка знает и ведает пути подходы к нужным людям. Насколько я знаю на таких вот подобных встречах в гостиных царедворцев и других влиятельных особ государства, и получают разведчики всех мастей секреты правительства. Желая казаться всеведущими и всезнающими под взглядом красавиц или за "рюмкой чая" должностные лица выбалтывают тут все что угодно. Поле непаханое, для любителей получить агентурные данные, причем вполне легально. И совсем не обязательно темной ночью пробираться в офис, где скрыт сейф, в котором все тайны сосредоточены. Это только в наших современных фильмах можно увидеть такую рискованную деятельность разведчиков. На самом деле все достаточно просто. Чем больше людей встречают с распахнутыми руками, видя в тебе нужного человека, тем очевидней вероятность — в этом гостеприимном доме можешь получить необходимые сведения. Некоторые агенты и дипломаты именно так и представляли свою работу на этом поприще и частенько отправляли отчеты начальству, копируя все разговоры на таких вот посиделках, при этом не затрудняются даже свои выводы изложить. Зато каждая информация подобного толка стоила денег и немаленьких. Так было поставлено дело еще со времен Александра второго, который впервые утвердил инструкцию о работе военных агентов под крышей российских дипломатических ведомств за рубежом. Она четко и недвусмысленно обязывала "приобретать наивозможно точные и положительные сведения" о структуре и численности военных сил страны, передвижениях войск, состояния фортификаций и даже о духе подразделений и образе мыслей офицеров и высших чиновников. Так что подобные посиделки в известных домах, где и собираются наиболее осведомленные завсегдатаи, как раз и было местом, откуда можно все это узнать, не подвергая себя риску.
Разговор в кругу семьи, а к нам присоединился еще и Сергей, младший брат Павла, вначале шел о религии, в основном о православной вере, ревностной любви к церкви и о трудностях, испытываемых княжной при исполнении ею благотворительной миссии. Об участии хозяйки дома в похоронах солдат и офицеров, умерших в ее госпиталях, о том, что все труднее и труднее получать от управителей ее доходных домов денежные средства, о необходимости личного присутствия в обществе попечения по надзору за состоянием бедных и больных детей. Сокрушалась, что никому нет дела до военных инвалидов, и что многие ее знакомые стараются найти в благотворительности материальную выгоду, не задумываясь насколько это все, грязно выглядит.
Чувствовалось в разговоре ее искренняя заинтересованность, непроизвольно сопровождая комментарии мимикой лица, тем самым показывала насколько важно все, о чем она так увлеченно делится с нами. Вот только на пустопорожние салонные беседы тратить время было жалко. Дел по предварительным планам у нас было не в проворот. Павел по просьбе матери представил меня, охарактеризовав как одного из известнейших во Франции провидцев будущего, неплохо разбирающегося в событиях, причем не только во Франции, но и в мире. Ничего удивительного, еще, будучи в Париже, обговорили в качестве кого, я стану рассекать по России.
— Я был рад, когда узнал, что мою поездку в Петербург — заливался соловьем Павел — скрасит присутствие такого человека как месье Саласар. Алексей настоятельно просил представить тебе известного своими прогнозами в Париже человека, он надеется, что ты прислушаешься к его советам. Этот человек, матушка, совсем не твой Гришка Распутин, которого ты чуть ли не боготворила, месье Саласар строит свои мысли о будущем, основываясь на реалиях сегодняшнего дня. Поверь мне, да и Алексей передавал вместе с массой наилучших пожеланий просьбу вникнуть во все, что наш друг станет говорить, и по возможности воспользоваться его советами.
