Боги Яви часть 1,2

Итого...

Первый день моего нахождения в прошлом подходит к концу, уже сумерки, я выжил, и это радует. Спрашивается, какого лешего и как надолго меня занесло в глубину стародавних времён? Ответ. ХЗ. Я прислонился спиной к стволу берёзы и прикрыл глаза, есть время подумать, а то всё спех да спех. То, что сознание человека может перемещаться в прошлое в информационном поле земли, для меня не ново, опыт у меня имеется, да и по чужим мирам нави я уже нашастался. Побывал и в мире скандинавского бога Одина, посидел своим эгом в этом рыжем засранце, да и в далёком прошлом какое-то время находился в старике. Это раз.

Но я был там как сторонний наблюдатель, а не как телесный паразит, который полностью захватил контроль. То, что сознание Олега переместило его в родной мир, прихватив заодно моё, тоже понять можно, маяк, видно, у него тут был. Даже знаю какой. Подвести друзей своих, бросить на произвол судьбы он не мог.

Что там у него в прошлом случилось? ХЗ! Но вот куда он делся сам?.. Вопрос! Ведь, как я понимаю, он в моём теле также находился своим духом, но даже и попытки никакой не сделал, чтобы аннексировать мой драгоценный организм или выйти на связь, ну, кроме моих снов. Даже, засранец, не отзывался на зов шамана, как бы тот ни старался, когда якут хотел наладить с ним контакт своего О-сознания. А шаман севера был ведь в этом непростом деле очень даже ничего, довольно крут, на себе испытал. Тогда тут я должен был сидеть тихо, как мышка, и наблюдать за всем происходящим со стороны. В лучшем случае пищать в его яйцах. А тут вон оно как получается. Тело как влитое, вроде как с рождения моё, никакого дискомфорта я не почувствовал после переноса, а только наоборот — молодость ощущал и силу неудержимую, словно мне лет двадцать от силы, да и память его при мне осталась, а вот навыков его я пока не замечал.

Хреново всё это, чувствую себя каким-то захватчиком, оккупантом, что ли... Я приоткрыл один глаз и посмотрел на нашу девочку. Ну а кто она для меня, от силы лет восемнадцать-двадцать, юная совсем особа, несмотря на свой грозный вид. Она наклонилась, пытаясь отчистить от тины сапожки, при этом что-то бормоча себе под нос. Чувствую, прямо любовь огнём жгучим всполохнула в моём теле, чуть ниже души, в штанах. Ая-я-а-й! Ну, Олежа, ну, ты даёшь... прямо к месту сейчас! Я поёжился... прикрываясь руками, а то неудобно как-то стало, хоть щит сверху клади. Это вы с Олегом друзья с самого детства, вместе выросли. А я Гудвин Великий и Ужасный из далёкой и сказочной такой страны, сиречь Russia. Вашего родного и в то же время далёкого и чужого мира. Вы его даже представить не можете. Впрочем, и наоборот, выходит, так же, если всё это перевернуть, для меня оно тоже странно и непонятно.

Вот они поверили колдуну на слово, ну, тут, думаю, звёзды сошлись, обстоятельства, так сказать, заставили, или чья-то коррекция была, допустим, такое тоже бывает в жизни. Да и, ей-богу, они же как дети малые да доверчивые. Например, помогли немного знания Олега, да в дороге уже были, почитай, три недели, а до горы рукой подать, так что интересам этой неопытной пары без пяти минут выпускников военной дружины, скажем так, я никак не противоречил: мол, выберемся, а там видно будет. Куда им деваться-то теперь, понятное дело — идти нужно до конца. А то бы висеть мне, чувствую, коптиться над дымом можжевельника кверху сракой. С этих упырей станется. Как пить дать... Может, ещё успею... какие мои годы.

Шуток совсем не понимают, да и суеверные они, боязливые сильно к непонятному для их разума. Как я ещё заметил, память хозяина проявляет себя, когда я полностью на автомате, то бишь это когда на работу собираешься в спешке и, не думая, кладёшь себе в карман ключи от квартиры или хватаешь пачку сигарет и зажигалку. Млять... Вот только подумал — и курить очень захотелось, аж мурашки по черепушке побежали. Курить как охота, сука... А так полностью это я, ваш многоуважаемый и любимый Серёжа. То, что мне повезло, — это плюс. А вот кем я был в своём времени, — это для меня огромный минус. Никаких путных познаний или случайных навыков вроде тех, о которых всё время пишут, у меня не имелось. Работа скромная. Я сотрудник охраны. Давно высмеянный и зачморённый нашим любимым, ничуть не однобоким телевиденьем персонаж. Короче, я из самой непонятной и таинственной организации России. Я из ЧОПа! Вот и случилась, видимо, со мной очередная ЧОПа по жизни. Так что ни боевых искусств, ни познаний военных инженеров, не программист я или бизнесмен и даже никак не историк. Чего там было до нас? Ответ: ХЗ. Говорила мне мама — учись... А, как и многие мои знакомые, мы в своё время забили на это ненужное дело, да и не так это было легко в девяностые годы. Жрать сильно охота было... аж пузо подводило, вот и приходилось плясать кто как мог. И не надо смеяться, а то прокляну. В наше время от тюрьмы и ЧОПа никто не застрахован. Видел я и офицеров, которые после ухода на пенсию работают в охране, и сотрудников МВД после ихнего перехода в полицию, да и людей с тремя высшими образованиями у нас предостаточно, ну, это уже государство вот такое интересное. Так что всё просто, я сотрудник охраны. Кстати, я в детстве своих детей этим пугал: плохо будете учиться, придёт чопа и вас заберёт. И, главное, помогло! Дети получили хорошее образование в Санкт-Петербурге. Вот так я в поисках работы и лучшей жизни лет пятнадцать тому назад перебрался в стольный город Питер в поисках земного счастья. Географическое своё местоположение тут я тоже не смог определить, у чёрта на куличках, примерно как-то так. Вот и выходит, что ни черта не выходит.

— Не спишь? — прошептал Горыня.

— Да что-то никак... — ответил я, хоть и устал, как бездомная собака.

— А как у вас там... ну в этом, как его, в вашем мире яви. Как люди живут?

— Да живут, хлеб жуют, — ответил ему. Я приподнял руку и указал в чёрный угрюмый небосвод, прочертив линию от края до края. — Птицы железные летают да людей в своём брюхе на большие расстояния переносят по всей земле-матушке. Куда пожелаешь... — Это я сумничал, называется... можно и по-другому сказать, но не буду, промолчу, но суть важна... Ну а что я им ещё мог рассказать, не говорить же, что и через многие тысячелетия всё так же, все по уши в говне. Как сейчас...

— Космопланы, что ли... — отозвался Горыня.

Млять! Удивил пращуров, у нас самолёты, а у них космопланы... от слова "космос"! К-а-р-а-у-л!

— У нас на них только волхвы летают по острой нужде. Да боги спускаются иногда из старых миров. А нам это не нужно, мы своим ходом любим, чтобы силушка была в тебе и хворь не терзала, по утренней росе босиком ходить надо. Чтобы матушка Треглава чувствовала, что ты рядом с ней, как сын её любимый. А коль не будет тебя чувствовать, вот как сейчас, кручина возьмёт её, звать станет, страдать да переживать, где ты бродишь по печали. Может и призвать к себе... — богатырь вздохнул. — А у вас тоже на них боги летают?

— Ну да... — кивнул в темноте богатырю, соглашаясь. С такими ценами, как у "Аэрофлота", думаю, только боги "Газпрома" и могут позволить себе перелёты. "Сила Сибири", называется! Да и босиком скоро полстраны шлёпать будет, здоровья набираться. Горыня замолчал, минуту раздумывал чём-то своём. Его-то тоже понять можно, был рядом с тобой с самого детства лучший друг, раз — и всё, нет его, заговорил он непонятно и чудно, словно перед тобой чужеземец, впрочем, оно так и есть — чужой, только с большой буквы, я бы сказал точнее, отчуждённый. И он, как никто другой, это чувствовал и переживал о судьбе нелёгкой своего пропавшего товарища. Ничего, думаю, если вылезем из этой передряги, наведаемся к этому старому жулику Гарауну, может, чего такого и выясним путного для себя.

— Перед самым нашим выходом из лагеря, — прошептал он в потёмках, — земля сказкой пошла да народ заречный зашушукался. Что сам командор на "Орионе" прилетал в Ирей, к волхвам. Перун! Великий вой... — и он покачал в темноте головой. — Хоть бы одним глазком на него посмотреть, отца... Заступник наш... — он замолчал.

Вот так... взял и прилетел сам Перун-батька на космоплане "Орион". Будем надеяться, что стартовая площадка не под Минском находится. А то знаю я их... белорусов наших. Всех батек по миру пособирали. Жадюги... Видимо, теперь была моя очередь зависнуть, и я на пару минут потерялся... "Ни хера, думаю, куда меня закинуло... Сам Перун! Это же на сколько меня лет назад занесло?!."

— Поведаешь, как живёт племя Русов там, в вашей Яви, если выберемся и уйдём от псов Одина живыми, — и богатырь протянул мне открытую, словно сердце, ладонь.

— Если выберемся... обязательно расскажу. Но если ты мне покажешь, как Русы живут тут у вас, — я улыбнулся в кромешную пустоту и пожал руку Горыни.

— Договор подтверждаю... — кивнул он и сильно стиснул мою кисть. Да так, что хрустнули кости.

— Горя, осторожней, сломаешь же...

— А я всегда говорила, — отозвалась арийка, — сила есть — ума не надо! Дубина берёзовая...

— Гля... змея... сидит тихо, уши греет!

Я вроде как маленько кимарнул, усталость взяла своё. Опять нижнюю чакру отсидел, сил нету никаких на это. Я встал, начал разминать булки. Предчувствия нехорошие какие-то обуяли, всё время жопа болит. Не к добру всё это...

Чёрная, вороная ночь вошла в силу, ни звёзд, ни месяца не видно, хоть глаза выколи. Я потянулся, чтобы размять кости, подозрительная тишина стояла, даже гадь — и та перестала томно дышать. Где-то вдалеке натужно завыл одинокий волк. Вот же, зараза, как надрывается, хороший голос, красивый, мощный, видно, матёрый волчара поёт, от всей своей звериной души тянет.

— Слышите... — тут же всполошилась Фрида. — Волки...

— Ага, — отозвался Горька, — прощальная песня сына для своей матери, покинувшей чертоги этого мира. Она погибла, защищая своих маленьких волчат от росомахи. Теперь он принял стаю, он вожак, и ему отвечать за своё племя перед родом. Вот и воздаёт песню хвалебную родителю и указывает душе путь в белое око бесконечности. Оплакивает бедняжку.

— Да я не об этом, сама слышу, не дура... Берег недалеко... Всего полдня ходу...

А я стоял и молчал, как в штаны наложил, слушая древних. Ну да, ну да, я так сразу и подумал об этом самом, последняя прощальная песня для матери волчицы от старшего сына. А как может быть иначе? Пока я пытался переворотить эту волчью информацию, мою ногу неожиданно обвило щупальце осьминога и сильно дёрнуло в сторону трясины.

Я заскользил сапогами по слякоти и стал заваливаться на спину, а меня все тянули в непроглядное болото. Я даже пискнуть не успел, насколько быстро всё это произошло. Вцепившись в своё копье, постарался на автомате острым наконечником ткнуть в темноту, но, видимо, без результата, жало копья не встретило сопротивления, а меня всё ещё старательно волокли за ноги в ночь густую. Испугаться я тоже не успел, но выронил своё оружие, пытаясь хоть как-то зацепиться пальцами за мягкий дёрн.

Однако напор только усилился, кто-то явно захотел мной поужинать или повечерять. И мне это очень не понравилось, усиливая и так нарастающую панику. Где-то в стороне громко вскрикнула Фрида. Метрах в пяти от меня сильно забурлило болото. Да так, что окатило меня вонючими брызгами. Я включил реверс и стал с удвоенной силой упираться, как нашкодивший кот, которого злой хозяин хочет ткнуть носом в ещё тёплую кучу, — всеми свободными в данный момент конечностями.

Богатырская рука Горыни опустилась на мой загривок и сильно дёрнула, у меня аж глаза вылезли, думал, он мне кольчугу порвёт или придушит, как щенка, хорошо хоть, шею не свернул — и то ладно. Тонкий луч стали резанул бликом глаз. В болоте раздалось недовольное гортанное ворчание. Меня отпустили. Я постарался быстро отползти от этого опасного места, перебирая ягодицами, помогая себе любимому руками, загребая ладонями грязь. И тут лунный свет богини, матери всех влюблённых, пробился сквозь ночные тучи, найдя в этом океане мрака небольшую лазейку, подсветив серебряным лучом край таинственного острова.

Когда я посмотрел на берег, у меня под стальным колпаком начали медленно подыматься дыбом волосы. Я сразу же забарабанил ногами и чуть не завизжал молодым диким кабанчиком, который случайно в лесу натолкнулся на льва. Из самой глубины мрака вязкой трясины, словно из ада, вспучивая чёрной горой топь, выползала на берег невиданная доселе человеком страшная тварь. Даже глаз на её теле не было видно, только корявые тонкие лапки, которые были неестественно выкручены и тянулись в мою сторону. Дыхание сразу же перехватило, сердце забилось, как у маленькой лесной птахи, немой крик застыл в пересохшем горле. В правом отростке у твари начал появляться длинный коготь, который медленно поворачивался в мою сторону, колыхнувшись на ветру, словно смертоносный шип самого Кракена. Куски ила комками сползали с тела в его родное болото. Я не выдержал и закрыл глаза. Смотреть своей смерти в лицо я ещё не готов, а тем более такой паскудной, как эта.

— П-о-д-а-й... — прошипел демон и закашлял трясиной, протягивая свободную от длинного шипа конечность. Я ощутил липкий ужас, который сковал разум, язык сразу же прилип к нёбу, только сдавленный жалобный стон вырвался из груди.

— П-о-д-а-й... — тот же хлюпающий звук прошелестел над островом. За спиной у меня кто-то пустил в атмосферу газы.

— Горя, может, оно жрать хочет?.. — постарался я прошептать русскому богатырю, стараясь говорить тише, чуть дыша, чтобы не спровоцировать это существо на агрессию. — Кинь ему яблоко, пожалуйста...

Тварь на мгновение замерла, услышав мою безумную просьбу, и напряглась всем своим естеством — видно, для последнего и смертельного для меня рывка.

— Я вот вылезу и сам кину яблоком! Я вам морковки отгрызу чичас вместе с ботвой вашей! — заскрипел зловеще зубами демон. Он выкинул свободное щупальце, вцепившись в мой сапог костлявой лапой смерти, и стал тащить в свой страшный ад, приговаривая. — Чичас, чичас! Доберусь и вырву... — Я не выдержал и заорал во всё горло. Как говорят, у страха глаза велики. Первым её узнал Горыня.

— Репей... да ты дура! Разве можно так пугать... Я думал, кикимора поганая за мной вылезла... А если б не узнал и пришиб!

Арийка, обтекая от грязи, выползла на берег и нервно выдохнула.

— Я спасла его! А он "кинь яблоком"... — она всхлипнула. — Еле первый раз оттёрлась, а сейчас чего делать?

Не успел отойти от первого шока, как пришёл второй! Я почувствовал, что мою ногу, противно извиваясь, что-то больно сдавило. Шустренько подскочил с земли и резко ею боднул, словно передо мной был туго накачанный футбольный мяч, который находился перед большим окном класса химии. Кусок отрубленной плоти улетел метров на пятнадцать в топь и мерзко хлюпнулся в трясину. Сразу же в той стороне раздалась жуткая возня и чьё-то громкое чавканье.

— Уровень опасности жёлтый... — пропел уже знакомый приятный девичий голос, напугав меня до икоты. — В дистанции броска агрессивно настроенная нежить!

Моя нижняя чакра сразу захлопнулась, предчувствуя очередную беду! Я сразу закрутил головой, как сова, на все триста шестьдесят градусов. Полная темнота... Луну опять проглотили лохматые прожорливые тучи.