Когда падают звезды

* * *

*

— Какой прелестный кулон, давно хотела спросить, что эта за птица? — Кэрри подошла к Майе в тот момент, когда та направлялась к своему месту. Девушки остановились на полпути. Почему-то Майе не хотелось, чтобы посторонние прикасались к ее подарку, инстинктивно положив на него ладонь, девушка закрыла свое сокровище от посягания. Кэрри, реагируя на такой жест, лишь хмыкнула. — Похож на воробья, уж больно маленький, — осознав свою ошибку, Майя отдернула руку. — Или попугай, глаза голубые, никогда таких у птиц не видела. — Кэрри разглядывала ее шею так, будто на ней, по меньшей мере, висел таракан, живой, перебирающий лапками. — Но вам в самый раз, — бросив же последнюю фразу, она улыбнулась самой своей очаровательной улыбкой. Майя на это не отреагировала никак, ведь прекрасно понимала, почему та так себя ведет. Это все месть за тот их разговор. Видимо, публичное унижение мисс Хапперн прощать не собиралась, и такие ее подколки были лишь началом. Беззаботной жизни можно не ждать.

Убедилась в этом Майя совсем скоро.

— Чего она от тебя хотела? — Соня проводила Кэрри тяжелым взглядом, помня свое оскорбление, и будучи уверенной, что оно было не первым и уж конечно не последним.

— Сама не знаю. Видимо решила, что постояв рядом со мной пару минут, какой-то джентльмен обратит на нее должное внимание, сравнив... если можно так выразиться, — Майя в душе посмеялась над своей шуткой, а вот Соня посмотрела на нее укоризненно. Она никогда не воспринимала как должное сестрину самоиронию.

— Куда ты пропала днем? Встречала герцога? — Майя чуть не поперхнулась водой, которую отпила из стоящего перед ней стакана. — Уверена, услышь он все, что ты сказала тогда у меня в комнате, выглядел бы значительно печальней, чем сейчас, — в подтверждения ее слов, справа раздался хохот. А Майя осушила стакан двумя глотками. Да, в тот вечер, когда он уехал, а Соня убивалась из-за их так и не состоявшихся отношений, Майя была зла на него настолько, что, наверное, впервые в жизни сознательно желала ему всяческих невзгод, причем, побольше и сию же минуту, и даже дала сестре слово, что как только он вернется, скажет все это ему в лицо. Он вернулся, но вот только обещание она не сдержала, да и вряд ли у нее хватило бы на это смелости, да и желания.

— Я читала, как обычно читала, — Соня лишь покачала головой, не разделяя сестрину страсть, но тему развивать дальше не стала.

Подали горячее, и все закрутилось своим обычным чередом. Стучали приборы, поворачивались головы, сияли улыбки, переливались голоса. Каждый раз, когда как бы невзначай обводя присутствующих взглядом, Майя останавливалась на его светлости, происходило что-то странное. Он был увлечен беседой с окружающими его людьми, тоже улыбался, смеялся, говорил, поднимал бокал с тостом, чокался с дамами, при этом смотря им прямо в глаза, вынимая одним взглядом душу. И Майю это раздражало. Она бы чувствовала себя ужасно, как тогда, если бы он смотрел так на нее, но подмечать взгляды, адресованные другим, было неприятно. Если шла в столовую она с намерением учиться вести себя так же, как с самого начала пребывания тут независимо от того, есть он поблизости или нет, то постепенно Майя начала ловить себя на том, что элементарно следит за ним. Ловит краем глаза любые движения, отпивая из бокала, смотрит, как будто сквозь, но в реальности очень даже осмысленно. И пару раз, а может и не пару, они встречались взглядом. Ее, задумчивый, пересекался с его, и что заставляло клокотать в ее душе неизвестное чувство, совершенно безразличным, как будто, поставь рядом с ней шифоньер и стул, два последних предмета получат столько же внимания, как и она. И в момент осознания этого, сердце снова падало, опять фон, опять всего лишь фон.

* * *

*

Глупая, она опять думает, не о том думает. Такая серьезная, и такие наивные делает попытки оказаться незамеченной, может перед кем-то ей это и удается, но только не перед ним. Неужели не понимает, что посмотри он на нее, так, как хочется ему, да и ей, спокойной жизни больше не жди. Нет, это невозможно, она уже на что-то обиделась. Понять женскую логику мужчине не дано. Вот только ее собственная логика не только непредсказуема, но еще и опасна.

Когда с едой было покончено, хозяин пригласил гостей выпить с ним за удачный урожайный год, который, дай Ях, грядет в его владенья. Отказавшихся не нашлось. Почти не нашлось — Витор покинул комнату под предлогом срочного дела, какого — не уточнял, а держать мужчину сестры не собирались. Его частую загадочность можно было простить хотя бы потому, что каждому было что скрывать, теперь-то Майя знала это точно, и лучшее, что мог сделать друг — не заметить тайны, даже если она его и интересует.

Сегодня вечером вино и прочие напитки покрепче лились рекой. Не знавшие толком своей меры, девушки начинали хихикать и заливаться краской все чаще, шутки становились все двусмысленней, и в определенный момент Майя поняла, что грань дозволенного уже перейдена. Она не судила присутствующих людей, ведь будь все чуточку по-другому, она бы возможно и сама чувствовала себя не менее расслабленно после третьего бокала игристого. Но лично ее,атмосфера совершенно не располагала к веселью. Единственное, что заставляло остаться, сидящая на диване неподалеку Соня. Покинув их на время, Витор сослужил плохую службу девушке, место возле которой занял уже достаточно веселый Малколм, не замечающий, а может не желающий замечать, натянутость Сониной улыбки и попытки отодвинуться подальше. На Майю же сестра оборачивалась каждый раз, ища немой поддержки и подбадривающего взгляда, чтобы потом опять с достойным видом выслушивать весь бред, который нес кавалер. Ведь, в сущности, он совсем не плохой, всего лишь глуповат, а сейчас еще и на удивление расхрабрившийся. Майя же ждала возвращения Витора, чтобы со спокойной душой оставить сестру на его попечение и незаметно выскользнуть отсюда. Такие развлечения ее совсем не прельщали. И темы разговоров тоже.

— Ну и что же, вы хотите сказать, что совсем не против так называемого многоженства? — Кэрри говорила уже с характерной писклявой интонацией. — Зачем же мужчине несколько жен, когда они спокойно заводят любовниц? — девушка сама же и посмеялась над своей шуткой, но она была не одна, посчитавшая ее остроумной. А вот Майя поежилась, ей стало еще менее комфортно.

— Но вы не думаете о бедных детях тех, кого называете любовницами. Одно дело бастард, и совсем другое — благородный сын своего отца, рожденный в браке, — оппонирующий ей Малколм как бы ожидая одобрения, посмотрел на сидящую рядом Соню. Та просто пыталась не прислушиваться к происходящему, сил выносить это уже не было, а покинуть комнату почему-то было еще сложнее. Складывалось впечатление, что ведется борьба без приза и победителя, а лишь с проигравшим — тем, кто первый признает своим уходом, что происходящее вышло за все рамки. Девушка смотрела на то, как в вине играют блики свечей, освещающих комнат, и ни поддерживать спорящих, ни самой вступать в спор не собиралась.

— Может в чем-то вы и правы. — Майя периодически оглядывалась на дверь, молясь, чтоб Витор вернулся побыстрей, тут становилось душно, винные пары будто облаком заполнили комнату, как и табачный дым, а бедняжка Кэрри все продолжала распинаться, явно желая доказать свою свободу выражать взгляды, — ведь куда же деваться девушкам, которым повезло чуточку меньше? Кто же возьмет в жены урода, ведь так? А вот обзаведшись женой красавицей, можно подумать и о объединении капиталов с хромой дворянкой, или например, с девушкой с бородавкой прямо на носу, или ... или косую... — она все пыталась выискать описание поярче, но Майе было понятно одно — это и есть месть. Ей мстят.

— А как же любовь? — вопрос задал стоявший у камина герцог. В отличие от многих, он хоть и держал в руках бокал, отпивал из него очень редко, взгляд у мужчины оставался ясным. Майя знала это наверняка, ведь отрываясь от двери, она вновь смотрела на него. А он, все так же, как и за ужином, этого даже не замечал, слишком она была незначимой фигурой. И от этого в девушке снова просыпалась обида.

Кэрри лишь хихикнула, посчитав, что герцог так пошутил, хотя выглядел он более чем серьезно.

— А что любовь? Восточные лорды уже давно держат целые гаремы. Так вот, я слышала, что на уродства сейчас самая цена. Все аристократы, кому не посчастливилось иметь дочь с изъяном, соглашаются на эти "браки" без разбору. Ведь это выгодно. И никакая любовь тут значения не имеет. — Кэрри сделала театральную паузу, как охотник затаивает дыхание перед выстрелом. — Особенно много там девушек-анибальтов, — ну вот и он — выстрел. По комнате прокатился смешок. Соня отвлеклась от разглядывания рубиновой жидкости в бокале, а Майя лишь чуть сильнее сжала руку на деревянной спинке дивана, за которую держалась.

Далеко не в первый раз ей ставят в упрек ее изъян. И хуже быть не может. Ведь внешность мы не выбираем, над ней не властны. Но этого не объяснишь, а даже если и получится, то понимание, не означает приятие. Но вместе с нахлынувшей на нее обидой, Майя почувствовала и еще одно чувство, стыд. Снова стыд, и снова за себя. Но не перед Соней, не перед родными, а перед Дэрреком, за то, что было их общим воспоминанием, за то, что для него все было наверняка совсем не так, как для нее. За то, что он, возможно, один в этой комнате знал ответ на вопрос, который Кэрри задала следующим:

— Герцог, а как вы думаете, как же достойный лорд может породниться с семьей, в которой имеется урод? Ведь это может и передаваться, ведь не может он быть уверен, что его дети не родятся с изъяном?

Время, проведенное в этом доме, было назначено показать, что людские возможности действительно безграничны, и сердцу, которое уже лежит в пятках, еще есть куда падать. Кэрри решила одним ударом убить сразу двух зайцев, Майю унизить, а в голове Сони посеять сомненья насчет вины сестры в том, что ее отношения с герцогом так и не сложились.

Младшая Дивьер повернулась к чуть побледневшей Майе и отрицательно помотала головой, глаза ее так ясно говорили: "ты же понимаешь, ты же должна понимать, что это неправда. А даже если и правда, то он недостоин! Не ты! Он!", что не поверить ей, Майя не могла, но от этого не стало менее гадко на душе, все, на что ее хватило — незаметный кивок. Продолжая смотреть на сестру, Майя слушала ответ герцога на заданный вопрос, и казалось, все внутри начинает отмирать.

— Достойный лорд просто никогда не станет иметь дела с уродом. А если станет, то лишь для собственного развлечения, ну и для развлечения своих гостей, — например, как вот уже больше месяца, все присутствующие потешались над ни о чем не подозревающей Кэрри. Лезущей из кожи вон лишь с одной целью — привлечь к себе внимание. И оно было — внимание, вот только думала ли девушка, что внимание будет таким — вряд ли. Предмет насмешек, худшее сравнение. Дэррек сдерживался из последних сил, чтобы не выпроводить ее за дверь прямо сейчас, и скажи она еще слово, наверное, свершил бы задуманное.

Но мыслей читать люди не умеют, а "не станет иметь дела с уродом" и "для развлечения" стали той каплей, которая переполнила, казалось, бездонную бочку терпения Майи. Как ломаются вещи? Достаточно лишь приложить чуть больше усилий, чем способен вынести предмет. Души ломаются так же, а иногда они разбиваются вдребезги, когда поднять их над землей, а потом с размаху ударить о землю. Для собственного развлечения. И опять в памяти вспыхнули те ощущения, которые лишь отпустили ее измученную душу. Лишь для развлечения ее снова и снова бросают как тряпичную куклу о каменный пол. Смех присутствующих заглушил ее удаляющиеся шаги, в этой игре проиграла она, но это ее уже совсем не заботило.

* * *

*

Все стало вдруг неважным, хотелось только не расплакаться на виду у присутствующих. Не расплакаться на виду у него. И это не глупое желание казаться сильной, уйти с гордо поднятой головой — было последним шансом оставить хотя бы крупицу уважения к себе, хоть на еще один день, час, минуту.

Заметит ли кто-то, что она ушла? Конечно! Ведь она чувствовала себя как узник, которого ведут к гильотине через толпу зевак, получающих извращенное удовольствие от предстоящего убийства.

Бежать куда-то сил не было, а так хотелось умчаться... От себя, из этого дома, из этого мира, но вот только не было сил. Ноги сами несли Майю в комнату, как будто это последний уголок, не знающий еще ее позора. Для него она свою вину окупила, пожертвовав рисунки, там она опять сможет почувствовать себя не такой голой. Для развлечения гостей... Ну что ж, не зря она думала, что бояться следует двери в смежную со спальней герцога комнату, чужих глаз. Значит, так оно и есть, значит все уже в курсе, что она вот так просто, ради его забавы, отдалась, без сопротивления, без малейшего сопротивления. И даже больше — не прошло и трех дней, а она уже готова верить в его благородные намерения. Наивная дура! Урод не только снаружи, но и внутри.

Сердце билось так часто, что Майе не хватало воздуха, поднявшись по ступенькам вверх, она оперлась рукой о стену, пытаясь привести дыхание в порядок. Предательские слезы начали щипать глаза. Как раненый зверь, Майя могла думать только об одном — нужно спрятаться, спрятаться и там зализывать раны, или умирать, но главное не на виду. Оттолкнувшись от стены, она поплелась дальше. Еще трижды девушка останавливалась, прижимая горячий лоб к прохладным стенам. И как бы ни хотела забыться, в голове билось "дура! Какая же дура!".

Когда Майя добралась до двери, за пеленой слез не видно было уже ничего. Нажатие ручки, повеявшая оттуда прохлада, безопасность. Девушка не видела застывший силуэт в противоположном конце коридора, не слышала приближающихся шагов.

Дрожащими пальцами она попыталась закрыть дверь на ключ, но все, на что сподобилась, провернуть ключ в полуоборота, и снова ее подвели дрожащие ноги. Чтобы не упасть, она схватилась за стенку камина. Второй рукой Майя закрыла рот, ведь не знала, что вырвется из души вместе с больше не сдерживаемыми слезами, всхлип или крик, крик боли.

Майя не слышала ни того, как с размаху открылись двери, ударившись о боковую стену, не почувствовала потока воздуха, не слышала щелчка засова.

* * *

*

Увидев, как после его слов изменилось лицо Майи, Дэррек был готов убить и себя, и эту идиотку, из-за которой сказал то, что сказал. Как же еще она могла это воспринять? Что еще подумать? Слишком неуверенна она в нем, в себе, слишком неопытна, чтобы верить ощущениям, а вот словам — другое дело. Черт. Опять ее глаза будто умирали, опять она ставила эту стену, опять закрывалась в ракушку. И опять он в этом виноват. Когда Майя выходила, он готов был разнести тут все, лишь бы остановить ее, но вот чего это будет стоить ей? Остановить ее сейчас, значит разрушить жизнь. Этого делать было нельзя. И он стоял. Стоял и смотрел, как она уходит. Рвался изо всех сил и продолжал безразлично смотреть на огонь. Он считал до ста. Медленно, как только мог, представляя, что она опять себе напридумала. Медленно, думаю о том, закрыты ли все окна на втором этаже, спрятано ли оружие. Медленно, рассчитывая свой путь поиска. Сто. Он поставил на камин стакан, сказал Дамиану, что устал с дороги, вышел.