— Зло соблазняет, — почти так же тихо ответил Хэлком. — Оно не может победить силой оружия, если только благочестивые люди не позволят ему это сделать, и если бы его маска не была такой красивой и такой соблазнительной, тогда в Аду не было бы никого, кроме самой Шан-вей. Но Ад не пуст, сын мой, и какими бы благими ни были намерения Шарлиэн изначально, какой бы благой она ни была, все еще искренне в них веря, сейчас она полностью на службе у Шан-вей. И поэтому, какой бы симпатичной она ни была, какой бы физической или даже духовной привлекательной она ни была, она враг Бога. И не может быть ни пощады, ни компромисса с Его врагами.
Остальные кивнули в торжественном молчании, и он снова переключил свое внимание на священника.
— Очень хорошо. Когда у вас будет возможность поговорить с ним еще раз, скажите ему, что потребуется по крайней мере некоторое время, чтобы договориться с нашей стороны. Если он, кажется, испытывает нетерпение, укажите ему, что трудности, связанные с поиском безопасного и, при необходимости, защищаемого места для нашей базы после фактического удара, далеки от тривиальных. Скажите ему, что мы завершим наши приготовления как можно быстрее, и сообщите ему, когда все будет готово. И было бы неплохо предложить ему начать думать о том, как привлечь внимание императрицы к святой Агте.
— При всем моем уважении, хотим ли мы, чтобы он сделал это до того, как наши приготовления будут завершены? — спросил священник.
— Думаю, что будет лучше заложить основу как можно раньше, — ответил Хэлком. — Учитывая, насколько сложной и напряженной должна быть ее жизнь в данный момент, сколько бы советников Кэйлеба ни были доступны, чтобы помочь ей, маловероятно, что она сможет выделить время в своем расписании для посещения конвента, прежде чем мы сможем подготовиться. Даже если наш друг окажется более неуклюжим, чем я ожидал, упоминая при ней святую Агту, она не сможет сорваться с места в любой момент.
Священник кивнул, и Хэлком глубоко вздохнул, отодвинул стул и встал.
— В таком случае, сыновья мои, — сказал он, поднимая руку и подписывая скипетр, — теперь, с Божьего благословения и на попечении Лэнгхорна. Помните о преданности и любви к Богу и архангелам, и пусть сила, которую приносит вам любовь, укрепляет и направляет ваши руки, сердца и умы, когда мы отдаем себя служению Богу и Матери-Церкви против всех врагов Света.
.VI.
Храм, город Зион, земли Храма
— Что ж, это должно быть интересное шоу собак и драконов, — тихо пробормотал чей-то голос, и викарий Сэмил Уилсин поднял глаза, когда его брат устроился в кресле рядом с ним.
— Возможно, это не самая тактичная — или безопасная — вещь, которую можно сказать, — ответил Сэмил еще тише.
— Может быть, и нет, но это не делает ее неточной, — прорычал Хоуэрд Уилсин.
— Не делает, — согласился Сэмил.
— Ну, что ж, — пожал плечами Хоуэрд, а Сэмил поморщился.
На самом деле вокруг двух братьев Уилсин был достаточно широкий ров из пустых кресел, так что вероятность того, что кто-нибудь подслушает их приватный разговор, практически не существовала. С другой стороны, Сэмил не продержался бы так долго, подвергаясь ненужному риску. Тем не менее, он понимал глубоко смешанные чувства своего младшего брата, когда они вместе, возможно, с сорока или пятьюдесятью другими викариями и старшими архиепископами ждали созыва трибунала.
Сколько лет мы собираем доказательства коррупции — особенно по управлению инквизиции? — спросил себя Сэмил. — У нас, должно быть, их уже достаточно, чтобы заполнить дюжину сундуков! Больших сундуков. Тем не менее, несмотря на все эти годы, все эти усилия, мы до сих пор не добились серьезного обвинения в отношении кого-либо. А теперь это.
Бывали времена, когда Сэмил испытывал сильное искушение отказаться от своих донкихотских розысков. Шансы на успех, даже если он каким-то образом, когда-нибудь, окажется в кабинете, который Клинтан и его приспешники так основательно развратили, были невелики. Он знал это. Он всегда это знал. И даже если бы он каким-то образом достиг этой цели, это означало бы только то, что он столкнулся бы буквально с поколениями укоренившегося сопротивления и своекорыстия. И все же он был тем, кем он был, и бесконечная (и в целом неблагодарная) задача реформирования Церкви и очищения ее от многочисленных злоупотреблений стала наследием Уилсина.
И это также чертовски рискованное "наследие"! — он мрачно задумался.
На самом деле на протяжении многих лет он предпочитал выдвигать обвинения по меньшей мере против дюжины своих коллег-шулеритов, когда мог представить необходимые доказательства, не раскрывая более широкую, тайную и гораздо более рискованную деятельность Круга. По крайней мере, дважды у него были абсолютно убедительные доказательства того, что инквизиторы, о которых идет речь, использовали свой офис (и все связанные с этим ужасные угрозы), чтобы вымогать деньги у совершенно невинных мужчин и женщин. И однажды у него были почти абсолютно неопровержимые доказательства убийства. И все же самым суровым наказанием, которого ему когда-либо удавалось добиться, было не более чем годичное отстранение от ордена Шулера... и это было для одного из вымогателей, а не для убийцы.
Его тошнило от того, что его собственный орден, которому поручено сохранять святость собственной души Церкви, был еще более коррумпированным, чем другие ордена, которыми он должен был руководить и направлять, но не было смысла притворяться, что это не так. И хуже всего было то, что многие из этих коррумпированных инквизиторов даже не осознавали, что они коррумпированы. Они были частью системы, намного большей, чем они сами, и выполняли свои обязанности именно так, как их учили выполнять Жэспар Клинтан и его непосредственные предшественники. Мысль о том, что они искренне верили, что служат Божьей воле, пугала, но он уже давно пришел к выводу, что для многих из них это тоже было правдой.
Иногда я задаюсь вопросом, действительно ли даже Клинтан осознает, насколько он коррумпирован. На самом деле, сомневаюсь, что он это делает. Он вообще не видит в этом коррупции, и это, наверное, самое отвратительное в нем. Думаю, что он искренне не видит расхождения между тем, чего он хочет, и волей Божьей. Это совершенно одно и то же, и именно поэтому он имеет право делать что угодно — вообще что угодно — для достижения своих собственных целей. Все, что поддерживает и укрепляет авторитет Церкви (и его), хорошо и благочестиво; все, что угрожает авторитету Церкви (и его), является делом рук самой Шан-вей. И никого больше, кроме Круга, это ни черта не волнует, пока это продолжает работать на них, продолжает выжимать для них деньги, власть и привилегии.
Правда заключалась в том, что, хотя Сэмил никому не говорил, даже своим братьям по Кругу, на самом деле он был согласен с Мейкелом Стейнейром и Церковью Чариса. Церковь Ожидания Господнего была безнадежно коррумпирована, попав в ловушку таких людей, как Клинтан и остальные члены храмовой четверки. Даже если бы он мог каким-то образом свергнуть Клинтана и Тринейра, не было смысла обманывать себя, полагая, что не было по крайней мере десятка других викариев, готовых занять место храмовой четверки и вести "дела как обычно". Просто так обстояли дела.
Но и среди викариата действительно есть хорошие и благочестивые люди, — упрямо твердил он себе. — Ты же знаешь, что они есть. Это единственная причина, по которой ты сам не сдался и не сбежал куда-нибудь вроде Чариса.
Возможно, это и так, но цепляться за эту веру становилось все труднее. И была пугающей атмосфера отчаяния, ощущение людей, готовых ухватиться за любой путь спасения, которая пронизывала Церковь на ее самом высоком уровне с тех пор, как чарисийцы призвали к неповиновению храмовой четверке. То, что раньше было просто опасным, стало чем-то гораздо худшим, и после ужасной судьбы, уготованной Эрейку Диннису, Сэмил Уилсин не питал иллюзий на этот счет. Напуганные люди яростно нападали на любого, кто, казалось, угрожал их собственной безопасности, их собственному положению, и Жэспар Клинтан был более чем готов использовать этот страх в своих собственных целях.
Возможно, пришло время, — подумал он. — Если Ключ был дан не для подобного момента, тогда почему он был дан? Неужели внутренняя угроза Церкви так же смертельна, как и внешняя?
Но это было не одно и то же, и он знал это так же хорошо, как и Хоуэрд. Возможно, время приближалось, но пока этого не произошло...
Размышления Сэмила Уилсина внезапно прервались, когда в большой зал вошли члены трибунала и расселись за огромным столом для совещаний. Их было восемь, но в действительности имел значение только один, и лицо Уилсина напряглось, когда Уиллим Рейно, архиепископ Чьен-ву и адъютант ордена Шулера, наклонился вперед и легонько постучал в маленький колокольчик, висевший на подставке перед ним.
Сладкие серебристые ноты поплыли по залу, и тихое жужжание посторонних разговоров резко оборвалось.
— Этот трибунал начинает заседание, — объявил Рейно. — Давайте помолимся.
Головы по всему залу склонились, и Рейно повысил голос.
— О Боже, Творец всех людей, творец всего сущего, проектировщик и архитектор всего, что было, есть сейчас или когда-либо будет, мы приходим к Тебе в благоговении и трепете. Мы умоляем Тебя направлять нас в этой нашей торжественной задаче — поддерживать святость, чистоту и истину Твоего слова и Твоей Церкви, переданные нам архангелом Лэнгхорном в самый день Творения. Мы благодарим и благословляем Тебя за то, что Ты дал нам это священное наставление и направил нас в его сохранении и обучении, и с тяжелым сердцем мы приносим Тебе результаты обсуждений и решений, к которым Твое управление инквизиции было призвано недавними событиями. Будь с нами, мы умоляем Тебя, когда мы сражаемся с силами Тьмы во имя Твоего пресвятого имени. Во имя Лэнгхорна мы молимся, аминь.
В ответ раздался хор ответных "аминь", но Сэмила Уилсина среди них не было. Как и его брата.
Рейно поднял голову, подождал, пока его слушатели снова устроятся поудобнее, затем откашлялся.
— Уверен, что все в этом зале полностью осведомлены о событиях, которые привели к созданию этого трибунала, — сказал он. — Поскольку это так, кажется, нет особого смысла обобщать их еще раз.
Одна или две головы в зале кивнули, и Рейно оглянулся через плечо на одного из помощников, собравшихся у покрытой гобеленами стены позади членов трибунала. Помощник, удивительно молодо выглядящий верховный священник ордена Шулера, быстро вручил ему толстую папку, и Рейно положил ее перед ним на стол для совещаний. Он открыл ее и несколько секунд листал первые несколько листов бумаги. Затем он снова посмотрел на ожидающих священнослужителей.
— Этот трибунал был создан для рассмотрения обстоятельств смерти шестнадцати посвященных священников ордена Шулера, — сказал он. — Нет никаких сомнений в причинах этих смертей или в том, кто был ответственен за них, но некоторые обвинения, выдвинутые против священников, о которых идет речь, были настолько серьезными, настолько тревожными, что великий инквизитор, с решительного согласия великого викария, счел необходимым провести официальное расследование и следствие. Данный трибунал теперь завершил это расследование и следствие к удовлетворению своих членов и готов объявить о своих выводах.
Вряд ли это было неожиданностью, но, несмотря на это, по залу пробежал ажиотаж, подобный сильному ветерку, шелестящему по полю созревшей пшеницы. — Согласно утверждениям, опубликованным так называемой "Церковью Чариса", — продолжил Рейно, — шестнадцать священников, погибших в Фирейде, были виновны в подстрекательстве к убийству женщин и детей в том же городе в августе прошлого года, когда король Жэймс, повинуясь указаниям Матери-Церкви, приказал захватить чарисийские суда, находившиеся тогда в Фирейде. В подтверждение этих утверждений так называемая "Церковь Чариса" опубликовала то, что якобы является отчетами, написанными теми самыми священниками, в которых они открыто признали свое соучастие в этих "убийствах".
— Этот трибунал рассмотрел эти отчеты, включая документальные доказательства, присланные нам королем Жэймсом из Делфирака. Эти доказательства состояли в основном из того, что, по утверждению чарисийцев, было официальными копиями этих отчетов, захваченных во время их жестокого нападения на жителей Фирейда.
— Излишне говорить, что первоначальная реакция любого разумного человека должна заключаться в том, чтобы отвергнуть обвинения и наветы со стороны тех, кто богохульно объявил о своем собственном неповиновении собственной Церкви Бога. Когда эти утверждения и обвинения исходят также от людей, которые сами совсем недавно стали причиной гибели стольких невинных гражданских лиц, включая женщин и детей, и сожгли дотла целый город, причины сомневаться в... достоверности их показаний удваиваются. Этот трибунал уверен, что никто не удивится, узнав, что первоначальной реакцией великого инквизитора и канцлера совета викариев было не обращать внимания на эти обвинения.
Рейно сделал паузу, и его челюсть заметно сжалась от очевидного несчастья и боли. Челюсть Сэмила Уилсина тоже сжалась, хотя и по несколько иным причинам, когда он отметил драматургию адъютанта своего ордена.
— Несмотря на то, что такова была первоначальная реакция великого инквизитора, — продолжил Рейно через мгновение, — он не забывал о своей ответственности как главы управления инквизиции. Даже самые невероятные обвинения должны быть проверены, когда они затрагивают целостность Матери-Церкви и, особенно, инквизиторов, которым поручено защищать эту целостность, и поэтому, несмотря на его собственный глубокий скептицизм, он приказал созвать этот трибунал и рассмотреть возможность того, что может быть какое-то основание для нелепых обвинений "Церкви Чариса".
— Теперь мы завершили наше расследование, и мы должны с сожалением, с самым глубоким раскаянием и тревогой объявить, что, по нашему убеждению, священники, погибшие в Фирейде, действительно были виновны в действиях, выдвинутых против них так называемой "Церковью Чариса".
Оба Уилсина уже знали, что Рейно намеревался объявить. Судя по внезапной волне шепота, прошелестевшей по залу, по крайней мере, некоторые из присутствующих этого не сделали.
Рейно снова сделал паузу, на его лице было выражение горького сожаления, пока в зале снова не воцарилась тишина.
— Братья в Боге, — сказал он тогда, — увы, это правда, что даже Божьи священники могут ошибаться. Даже лучший из людей не равен архангелам, и Писание достаточно свидетельствует о том, что даже сами архангелы могли впасть в ошибку В этом случае, кажется, очень мало сомнений в том, что инквизиторы Фирейда сделали именно это. Они действительно взяли на себя руководство отрядами делфиракских войск, которым было поручено захватить чарисийские торговые суда в Фирейде. И когда начались боевые действия, они действительно приказали этим войскам убить чарисийцев, которые сопротивлялись попытке конфискации их судов, и в результате этих приказов то, что было задумано как мирный захват, действительно превратилось в массовое убийство невинных людей.