Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Временное объединение двух групп детишек пошло на пользу всем: точильщики выучили сигнальную азбуку, и, все вместе, прошли через ряд довольно неприятных тестов, способствующих укреплению психики.
Вы когда-нибудь размахивали флажками, сидя на подожжённой снизу ёлке? А записывать передаваемые депеши, когда у вас над ухом часами колотят железными листами? А подсчитывать поголовье в мимо проходящем стаде, подглядывая из-за осиного гнезда? Точильщик, с моей помощью и по советам Артёмия, Ивашки и Якова, составил ряд довольно жёстких методик "сохранения функциональности при наступлении экстремальности".
Как бы объяснить... Вот мышки. Они довольно плохо плавают. Держатся на воде минуты. И — тонут. Но если мышку успеть спасти, то в следующий раз она бултыхается дольше. Потом болезную, подсушив и подкормив, снова кидают в воду. Раз за разом. В известных мне экспериментах продолжительность плавания мышки, уверовавшей на собственном опыте: "помощь придёт!" — доходила до пяти часов.
Ничего нового: на этом держится вся средневековая психология — "господь поможет!". Отсюда такая жгучая вера в чудеса, в чудесное спасение. Из пасти льва, из пещи огненной... Просто мы с Точильщиком увеличили наглядность неизбежности спасения при выполнении служебных обязанностей. И неизбежности наказания — при невыполнении.
Хотя, конечно, некоторых пришлось списать. Из недоверчивых. Так и в том эксперименте с мышами — тоже не всех сумели высушить.
Ещё прежде Вестового приказа мне пришлось создать приказ Воинский.
Тоже, факеншит, из-за женщин! "Во всём виноваты бабы!" — русская народная мудрость.
Разниц две: постель — не моя, и, в тот раз, она, таки, не "распахнулась".
Захожу как-то вечерком на конюшню — Гнедка перед сном проведать. Мы с ним как-то уже привязались друг к другу. Конечно, есть прислуга, которая покормит и напоит, вычистит и выгуляет. Но конь — мой. И от него, ежели что, будет зависеть моя жизнь. Так что, взаимопонимание необходимо поддерживать.
Тут в конюшню влетает Чарджи. Весь из себя... взъерошенный. Влетел, шипанул матерно по-торкски и с порога понёс:
— А! Кто тут у коней овёс ворует! Кто это по конюшне в темноте шастает!
— Чарджи, уймись. Это я.
Думал — успокоится. А он всё круче да громче:
— ...ля! Овёс гнилой! Сено прелое! Денники не чищены! Хозяин, ить ять, без волос — прислуга, мать её, без рук, — мозгов, приподнять вас всех и бросить, отродясь ни у кого...
Ну я и ответил. Коротенькой лекцией по теме. С заключительной формулировкой типа: различие между иналом и аналом исключительно в направлении движения продукта. Может, ему к индийским йогам надо? Они-то и эти процессы обращают.
Торк... чуть не кинулся на меня. Потом грохнул дверцей денника, так что она отвалилась. И — ушёл. Топоча, брызжа слюной и поминая каких-то... нехороших баранов. С чего бы это?
Пришлось Агафью вызывать. Она ж должна всё про всех знать! По должности.
Прибегает ко мне в опочивальню, вся встревоженная:
— Что случилось? У тебя ж сегодня Трифена должна быть!
— Вот она. Под простынкой. А ты пока постой в сторонке. Или на край постели присядь. Да расскажи мне — с чего это торк взбесился.
Как-то я... "обнаполеонился". Наполеон, со своей способностью одновременно делать три дела и трудовым днём по 18 часов, часто совмещал диктовку писем или заслушивание донесений с пребыванием на женщине. В канцелярии, но за занавесочкой. Как известно из мемуаров аристократок — дамы были недовольны этой способностью императора. Комментарии императорских писарей — история не сохранила.
Агафья краснела, отворачивалась, пыталась закрыть глаза... Чтобы не видеть как мы с Трифой... Потом слабо отбивалась, когда мы с неё самой платье снимали. Трифена-то привыкла к таким групповым играм, а Гапе — всё внове. Потом "на огонёк" заскочила Цыба, и мы пошли по второму кругу... Потом Курт притащил свою косточку и просился принять его в игру... Потом они пытались ему косички заплести, а он не давался. Тут они решили, что князь-волку в такой шубе летом жарко. Бедненький... И постригли его. Наголо.
Мда... Стриженых пуделей видел. Но стриженый князь-волк... То, что мне стало... страшно — ладно. Но завтра же вся округа, вплоть до певчих воробушков в лесу, будет писаться от ужаса! А эти хохочут и умиляются!
Потом они чуть не поругались из-за волчьей шерсти. Шестнадцать рецептов применения! От лечения радикулита — наружно, до укрепления потенции — перорально... Потом они обсуждали мои достоинства, и как кому нравится. Потом проводили сравнительные эксперименты... И с мои участием, и сами по себе...
Как хорошо, что я генномодифицированный: могу дольше нормальных людей всё это выдерживать!
Глава 278
"Ночь прошла, ночь прошла
Снова хмурое утро...".
Утро, и правда, дождливое. Мои измученные дамы расползаются по своим опочиваленкам. И я, наконец-то, получаю ответ на свой вопрос:
"Не возьму никак я в толк
От чего взбесился торк?".
Как обычно: взбесился — от бабы. Точнее — от её отсутствия.
Валяюсь я на своём лежбище, рассматриваю своих благостно-невыспанных ретроспективно-хихикающих красоток, сам весь из себя... истомлено-удовлетворённый. Как выжатый лимон. Выжатый — в чай с сахаром. В смысле: слипшийся в некоторых местах. И с немалым душевным усилием — ну, с очень немалым! — пытаюсь вообразить переживания Чарджи и войти в его положение. Ему вчера Светана отказала.
Светана! Кое-какое "прости господи"! Ему! Самому! Потрясателю Вселенной! Отказала! На порог не пустила! Ждёт к ужину, вишь ты, своего мужа! Какого-то... вестфальского поросёнка. Да это ж просто мусор! Какой-то вшивый германский масон в холопском ошейнике... Против потомка великих ябгу!
Но когда Чарджи начал... настаивать — чисто случайно подошёл Звяга со своими подмастерьями. А когда торк потянул из ножен свой столетний клинок — плотники тоже достали топоры. Понятно, настоящему степному хану покрошить пяток смердов-холопов, сиволапых, неумытых... Как два пальца... Но Ванька-ублюдок... опечалится.
Чарджи пошёл искать управу на сбреньдевшее хамьё и возомнившее быдло. Стремясь, как католическая инквизиция, "обойтись, по возможности, без пролития крови". Очень разумно. Но смешки холопов за спиной привели его в чрезвычайную ярость. Тут он меня нашёл. В этой самой... своей и чрезвычайной. А я ему сходу — лекцию. О направлении движения продукта. Бедненький...
А дальше будет ещё хуже: с наступлением холодов часть работников останется у меня на постоянно. Демография у меня... редкостная! Проще: есть свободные бабы. Поэтому мужики "мигрируют на огонёк".
Мда... Ну, назовём это — "огонёк". "Баба с огоньком" — русская народная характеристика половозрелой женщины. Интересно... а бывают бабы без "огонька"? С двумя-то "фонарями" — точно бывают. При наличии "горящей бересты в заду".
* * *
Я уже объяснял: на "Святой Руси" найти жену... хуже, чем в Советском Союзе после укрупнения животноводческих комплексов. Фермы и, соответственно — доярки, в одном селе, парни, они же трактористы — в другом. "И вместе им не сойтись".
Исконно-посконная проблема — "ба-бу-бы" — задушевно выражена в русской народной песне "Лучина":
"Не житьё мне здесь без милой:
С кем теперь идти к венцу?
Знать судил мне рок с могилой
Обручиться молодцу.
Мне постыла жизнь такая,
Съела грусть меня, тоска...
Скоро ль, скоро ль, гробовая
Скроет грудь мою доска?".
Вот так, столетие за столетием, живёт Русь/Россия вплоть до мировых войн, разных революций и прочих катаклизмов. Но у меня, "здесь и сейчас", на песенный вопрос ответ отрицательный — не скоро.
* * *
Поэтому — будем жить. Жениться, трудиться, учиться, плодиться и размножаться... Прямо по партнерскому соглашению ГБ с евреями.
Я — не ГБ. Но и местные... вроде бы... Короче: у меня — есть. Вот те самые, желанные, "обаятельные и привлекательные", "без архитектурных излишеств".
Всем хорошо. Кроме торка — "поле ночной пахоты" для бедняги непрерывно сужается. По глазам его видно, а по выражениям слышно: "Мне постыла жизнь такая, съела грусть меня, тоска...".
Тоскующий торканутый инал... Не знаю как у кого, а у меня — вызывает чувство опасности.
"Среди долины ровныя,
На гладкой высоте
Цветет, растет высокий дуб
В могучей красоте.
Высокий дуб, развесистый,
Один у всех в глазах;
Один, один, бедняжечка,
Как рекрут на часах".
Что "дуб", в смысле — твёрдый, что "развесистый", в смысле... ну, вы поняли, — все согласны, признают, млеют и сочувствуют:
"Ах, скучно одинокому
И дереву расти!
Ах, горько, горько молодцу
Без милой жизнь вести!".
И тут дело не в физиологии, а в социологии: конкретный "дуб" односословной себе "дубины" — подобрать не может! Я ж ему предлагал:
— Выбирай любую девку в жёны.
— Я — инал! Мне даже и сестра твоя — не ровня.
— Ладно. Бери, холопку, которая глянется, в постоянные наложницы.
В ответ — торкские вариации русского народного: "важней казаку добрый конь, а баба — последнее дело". Он, явно, избегает сколько-нибудь серьёзных длительных отношений. Панически их боится. "Попрыгунчик".
Я его понимаю: сам такой. Но я — попадун. У меня — особый случай. "Ванька-лысый — глаз урагана, эпицентр катастроф". А он-то... всего-навсего какой-то ябгённый инал. Или правильнее — ябгунный? Ябгуненный? Ябгунёвый?
С другой стороны, на тыщу вёрст он тоже единственный. Ни одной иналки в окружающем пространстве не наблюдается.
Но это ж не повод! Для на месте подпрыгивания и на меня наезжания.
Может, он попал в отрочестве в руки какой-нибудь... "наезднице"? Такие тяжёлые дамы бывают... Не по физике, а по... как матушка у Феодосия Печерского.
Есть проблема — будем лечить.
Если у него с женщинами... не складывается, то... правильно! Подсунем ему мужчин. Точнее: молодого парня. Ещё точнее: много молодых парней. "Клин — клином". Или — клиньями?
Где тут этот наш... инал торканутый, невзнузданный, незахомутанный, одинокенький?
— Чарджи, у нас проблема.
— Хы-р-р, ды-р-р, фыр-р-р...
— И это тоже. Но опыт нашей стычки с "поротой Литвой" показал, что вотчина небоеспособна. Бойцы есть, а дружины нет. Будь любезен, возьми эту заботу на себя.
— Н-н-н... М-м-м... И?
— Нужно собрать из отроков, Артемием обученных, команду. Которая будет находиться в состоянии постоянной боевой готовности. Которая сможет быстро, по сигналу, сбегать на место происшествия и ворогов правильно покрошить.
— Я — инал! Я, по вашему — степняк поганский! Мне по вашим лесам да болотам...!
— Я — не инал! Но мне — тоже. Болота... ненавижу. Хоть и не степняк. Остынь. И подумай. Я ж тебя не медведей по дебрям гонять зову. Ворогу просто ёлка в лесу не надобна. Ворог идёт к жилому. А жилые места — у реки да на дорогах. По буреломам ломиться не надо. А вот конями быстренько проскочить... Или — лодейками. А на месте... как получится — хоть с седла руби, хоть пешим.
— А я причём?!
— Факеншит! А притом! Отбери отроков. И трахай их как хочешь. Но чтобы в любой момент — как штык. В смысле — как рогатина.
Вот так, не с пехоты или конницы, но с драгун-морпехов, начали формироваться мои регулярные вооружённые силы.
Уточню: основная причина — необходимость перенаправления избыточного либидо конкретного высокоблагородного персонажа, отягчённого сословно-сексуально-психологическими предрассудками, в безопасное русло. Конкретно: в групповую, боевую, строевую и политическую. Ну и, попутно, раз уж деваться некуда — повышение обороноспособности вотчины.
* * *
Чарджи, сам будучи универсалом, подбирал и ребят с такими же свойствами.
"Универсальный солдат" — это от бедности.
Когда в обществе есть хоть сколько-нибудь приличный уровень благосостояния — в армии начинается специализация. Это видно по вооружённым силам самой Руси. Если до "Погибели земли Русской" различаются, как и на Западе, тяжёлая и легкая конница, мечная, лучная, копейная пехота, то позднее, в Московский период, русский витязь становится подвижным складом: тяжёлое копьё дополняется дротиками, луком с тулом, саблей с булавой, топор, кистень, аркан, щит, шишак, доспехи... Всё это грузится на человека и на лошадь.
Мономах мог написать: "А брони везли на телегах". Позднее... Надежды на обозы, на вспомогательные и специализированные подразделения нет — неоткуда взять. Не с чего прокормить особенно, вот под такую функцию, обученных и оснащённых людей.
* * *
Мы были уже достаточно богаты, чтобы прилично, комплектно и стандартно вооружать людей, но слишком бедны, чтобы вооружать их по нескольким стандартам. Впрочем, уже через месяц Чарджи начал отделять стрелков от остальных: совмещать в бою и на марше копьё и щит с луком и колчаном — очень неэффективно.
Вторая особенность, задаваемая кормовыми свойствами Пердуновки — привычка действовать малыми группами.
Орать "Эскадрон! Шашки вон!" — некому. Эскадрон... да я просто разорюсь! Собрали две команды по 8 подростков. Назвали их дозорами. "Дневной" и "ночной". Одни — от восхода до заката, другие, как вампиры — наоборот. Почему? — Лес, река, дорога... при свете солнца и в темноте... выглядят по-разному. И навык нужен чуть разный: днём и стрелой можно хорошо достать, ночью... лучше ножом. Такая... специализация по освещённости.
Дозорные... Обучены, вооружены, накормлены, кони дадены... Сидят и ждут.
Насчёт "сидят" — это, конечно, преувеличение. Чарджи бесило всё. А особенно: крестьяне в седле. Так бесило... Я сам лично в лес сходил, веточку срубил, обстругал и ему принёс. Чтобы руки были заняты. Потому что видеть, как он за саблю хватается... У меня — сердце болит.
Прямо скажу: контакта с крестьянами у хана не получалось и не получилось. Детей крестьянских он отсеял всех. В дружинниках — бывшие побирашки, сироты переселенческие, дети челяди... Нужно, чтобы отрок покрутился "в миру", пожил "в людях". Парнишка домашний, "от сохи" — в дружину не годится. Не по здоровью — среди крестьян встречаются крепкие ребята — по коммуникабельности, реактивности и моторике. У недорослей из наброди — другие проблемы. "Мозговых тараканов" выбивать надо.
Это был ещё один оттенок в моём понимании механизма формирования здешних вооружённых сил. Особенно — княжеских гридней, "святорусских янычар".
Не смотря на постоянную торкскую "взбрыкнутость" в процессе формирования, и Артёмий, и Ивашко стали относится к Чарджи дружески. Как-то... по-отечески. Помогали и советом, и делом. Агафья и Домна тоже, хоть и по разному, но жалели:
— Бедненький... Хорошенький такой, а такой нервный... Я ему вчера двойную порцию баранины всунула, а он и не заметил.
— И не говори! Намедни всё ж заштопали, а ныне глянь — опять на рукаве дырка.
Девки и молодайки ещё продолжали то заглядываться на торка, то шарахаться от него, но люди взрослые уже были к нему доброжелательны.
— Звяга, ты третий день раму для шасталки сделать не можешь! Чем ты занимаешься?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |