— Тем не менее, мы присоединились к настояниям канцлера Тринейра, когда архиепископ Жиром передал нам свое послание от имени рыцарей земель Храма. — Она заметила, что ее дядя заметно поморщился от ее неоднократного использования "рыцарей земель Храма". Ей хотелось бы, чтобы это не стало для нее сюрпризом. — Для этого было несколько причин, но — еще раз честно говоря — главной причиной был страх. Страх перед тем, что рыцари могут сделать с Чисхолмом, если мы откажемся сделать то, что они "просили" в данном случае.
Она сделала паузу с ледяной улыбкой, от которой каждый квадратный дюйм обнаженной кожи в зале совета должен был посинеть. Лицо ее дяди напряглось при слове "страх", а одно или два других лица превратились в глухие стены.
Что ж, это вряд ли удивительно, — язвительно сказала она себе.
Она чувствовала яркое, поющее напряжение глубоко внутри себя. Это было ощущение, которое она испытывала раньше — напряженное осознание того, что она танцует на острие меча. Каждому монарху должно быть знакомо это чувство, по крайней мере, иногда, — подумала она. Были времена — например, подписание смертного приговора герцогу Три-Хиллз, — когда она сталкивалась с этим, принимала решение, а затем удалялась в свои личные покои, чтобы ее вырвало. Однако такие случаи были более частыми в первые год или два после того, как она получила корону. Теперь это было то, что нужно было принять. Доказательство того, что она выполняла свою работу, справляясь с вызовами, которые посылал ей мир. И, — призналась она себе, — в этом было что-то почти вызывающее привыкание, как и в трудно обретенном знании того, что она хорошо справляется с задачей, к которой ее призвало рождение. К осознанию того, что проблемы, с которыми она сталкивалась, решения, которые она принимала, были важны. Что она должна сделать все правильно, если хочет встретиться с духом своего отца и иметь возможность без стыда смотреть ему в глаза. Не сама сила давала ей ощущение того, что она жива, а решимость делать все, что в ее силах, удовлетворение, которое она получала от осознания того, что у нее есть. Это должно было быть то же самое чувство, которое испытывал звездный спортсмен, когда он безжалостно заставлял себя тренироваться, чтобы достичь более высокого уровня формы. Удовлетворение, которое он испытывал внутри себя, а не то, которое исходило от восторженной лести его поклонников. Или, возможно, как она часто думала, это должно быть сродни тому, что чувствует чемпион по фехтованию в тот первый момент затаенного дыхания, когда он выходит на ристалище на соревнованиях.
Или, — призналась она себе, — что чувствует дуэлянт, когда его противник обнажает меч.
— Милорды, — она позволила своему голосу стать упрекающим, — кто-нибудь за этим столом притворяется, что действительно верит, что Хааралд из Чариса намеревался вторгнуться в Корисанду? Что у него было какое-то злонамеренное намерение захватить контроль над всей мировой торговлей?
— С вашего позволения, ваше величество, — сказал герцог Холбрук-Холлоу, сохраняя свой голос почти болезненно нейтральным, — похоже, именно это сейчас и происходит.
— Да, ваша светлость, — подтвердила она. — Похоже, это действительно то, что происходит сейчас. Но решающее слово — "сейчас", не так ли? Чарис только что отбил атаку не менее пяти флотов, включая наш собственный, и король Кэйлеб, очевидно, знает, под каким предлогом атака и последовавшая за ней смерть его отца, — она впилась взглядом в дядю, — были организованы... рыцарями земель Храма. То, что Чарис никогда не стремился захватить в мирное время, вполне может стать тем, к чему ему приходится без выбора обратиться во время войны, если он надеется пережить нападение на него.
Пожалуйста, дядя Биртрим, — умоляюще подумала она, прячась за маской уверенности в своих спокойных глазах и твердом рте. — Я знаю, о чем ты думаешь. Пожалуйста, поддержите меня в этом.
Герцог открыл рот, затем снова закрыл его.
— Простая правда в этом деле, милорды, — продолжила она, когда ее дядя отступил от вызова, по крайней мере на данный момент, — заключается в том, что я была вынуждена против своей воли напасть на мирного соседа. И еще одна очевидная истина заключается в том, что атака, целью которой было сокрушить и уничтожить Чарис, с треском провалилась. Эти истины, среди прочего, и есть то, для обсуждения чего король Кэйлеб послал графа Грей-Харбора в Чисхолм.
Отдаленный звук пронзительного свиста охотничьей виверны, доносившийся через окно зала совета, был отчетливо слышен в напряженной тишине, повисшей над столом. Все взгляды были прикованы к Шарлиэн, и одно или два лица были, несомненно, бледны.
— Милорды,... рыцари земель Храма постановили уничтожить Чарис. Они потерпели неудачу. Я верю, что они будут продолжать терпеть неудачу. И я верю, что если они не потерпят неудачу, если они смогут объявить об уничтожении одного царства по своим произвольным причинам, они могут — и будут — объявить об уничтожении других. Я использовала пример корабля в море и по многим причинам выбрала его намеренно. Мы вместе пережили много штормов с того дня, как я впервые взошла на трон, но ураган, который вот-вот пронесется по лицу Сейфхолда, не похож ни на один другой шторм, который мы когда-либо видели. От него нет и не будет безопасной гавани, милорды. Его нужно встретить и пережить в море, в самом сердце его грома, молний и ветра. Никогда не сомневайтесь в этом. Никогда не забывайте об этом. И, милорды, — ее глаза были тверды, как полированные коричневые агаты, — никогда не забывайте, кто вызвал эту бурю.
Плечи герцога Холбрук-Холлоу напряглись, а челюсти сжались. Он был достаточно встревожен, когда она отказалась передать Грей-Харбора Тиэну, но он проглотил это. Как и Тиэн, хотя ярость родившегося в Харчонге епископа-исполнителя была очевидной. К несчастью для него, он потребовал, чтобы она сдала Грей-Харбора ему, как представителю Матери-Церкви в Чисхолме, не задумываясь о том факте, что, как только что подчеркнула сама Шарлиэн, именно "рыцари земель Храма", а не Церковь Ожидания Господнего, объявили войну Чарису. Без конкретных указаний от Зиона и Храма Тиэн не желал отказываться от юридической фикции о том, что между ними существует разница.
Что не означает, что кто-то во всем мире верит в это, — мрачно сказала она себе, наблюдая за выражением лица и языком тела своего дяди.
— Совершенно уверена, как все вы догадались, что король Кэйлеб послал к нам графа Грей-Харбора с предложением союза, — продолжила она, говоря четко и неторопливо. — Он уже вернул наши военные корабли — во всяком случае, те из них, которые пережили битву, в которую нам было приказано их отправить, — и он не без оснований указал, что у Чисхолма и Чариса гораздо больше общего, когда дело доходит до угроз и врагов, чем могло бы когда-либо разделить нас.
— Ваше величество, я прошу вас очень тщательно обдумать эти вопросы, — сказал Холлоу-Холбрук, встретившись взглядом со своей племянницей. — Вы были очень осторожны, говоря только о "рыцарях земель Храма", и никто в этом зале не может усомниться в вашей причине. И все же это не рыцари, которым Чарис бросил вызов. Это сама Мать-Церковь. Каковы бы ни были его причины и какими бы оправданными он себя ни считал, Кэйлеб не ограничился осуждением начатого на него нападения. Нет, ваше величество. Он счел нужным бросить вызов авторитету Матери-Церкви, назначив его собственного архиепископа. Он обвинил саму Мать-Церковь в коррупции и тирании, а также в предательстве воли Божьей. Он сам сообщил великому викарию, что Чарис никогда больше не подчинится власти Матери-Церкви. Какое бы оправдание, по его мнению, у него ни было — какое бы оправдание, по нашему мнению, у него ни было, — он, несомненно, зашел слишком далеко, когда угрожает святости и превосходству собственной Божьей Церкви.
Он начал говорить что-то еще, затем оборвал себя, резко покачав головой. Это был резкий, отрывистый жест, и после него в зале совета снова воцарилась тишина. Но теперь это молчание было хрупким, разбитым на осколки и скопившимся в уголках сознания каждого члена совета.
— Ваша светлость, дядя, — мягко сказал Шарлиэн, — я знаю, как вы относитесь к этому вопросу. Поверьте мне, я знаю. И я бы не стала, за все золото и власть в мире, причинять вам ту боль, которую, я знаю, это причиняет. И все же у меня нет выбора. Канцлер Тринейр и викарий Жэспар не оставили мне его. Либо я должна помочь в убийстве невинной жертвы, зная, что Чарис будет лишь первым из многих жертв, либо я должна бросить вызов... рыцарям земель Храма.
— Вы говорите о Божьей Церкви, Шарлиэн, — полушепотом произнес Холбрук-Холлоу. — Вы можете называть это рыцарями земель Храма, если хотите, но правда от этого не изменится.
— И то, что они начали эту войну, дядя Биртрим, тоже не изменит. Как и тот факт, что они не послали ни предупреждения, ни требований, ни трибуналов для расследования. Они вообще никогда не удосуживались по-настоящему изучить факты. Они просто приказали пяти королевствам уничтожить шестое, как будто это было не более важно, чем решить, какую пару обуви надеть. Потому что это даже не стоило их времени, чтобы убедиться, что все тысячи и тысячи Божьих детей, которых они собирались убить, действительно должны были умереть. Потому что это было их решение, а не Его. Никогда не принадлежало Ему. Это тоже правда, и вы знаете это так же хорошо, как и я.
— Но даже если все это правда, — ответил он, — подумайте о том, чем это должно закончиться. Если вы вступите в союз с Чарисом, а Чарис проиграет, то Чисхолм тоже будет уничтожен. И все же, как бы это ни было ужасно, если вы вступите в союз с Чарисом и Чарис победит, вы — вы, Шарлиэн — будете так же ответственны перед Богом, как и сам Кэйлеб, за разрушение авторитета Церкви, которой сам Лэнгхорн приказал нам повиноваться во имя Бога ради сохранения самих наших душ.
— Да, дядя, буду, — тихо признала она. — Но Церковь Лэнгхорна приказала нам повиноваться лжи, находящейся во власти людей, и эти люди предали свои собственные обязанности перед Богом. Если я поддерживаю их, я соглашаюсь — я становлюсь их сообщником — в убийстве невинных людей и извращении Божьей воли во имя Божьей Церкви. Я не могу этого сделать. Я не буду. Перед Самим Богом я этого не сделаю.
Лицо Холбрук-Холлоу было осунувшимся и бледным, а Шарлиэн печально, но твердо покачала головой.
— Я сказала, что король Кэйлеб предложил союз между нашими королевствами, — сказала она затем, еще раз оглядывая зал совета. — Это заявление было достаточно правдивым, но оно не соответствует полной правде. Потому что, милорды, полная правда заключается в том, что Кэйлеб предложил не просто союз, а брак.
Невидимая молния ударила в зал совета. Мужчины отпрянули от стола, на лицах были удивление, шок, даже испуг. Другие мужчины внезапно сели прямее, их глаза заблестели. Но какой бы ни была их реакция, было очевидно, что ни один из них не подозревал о том, что она им только что сказала.
Герцог Холбрук-Холлоу в ужасе уставился на свою племянницу. Она оглянулась на него, увидев любимого дядю, который вместе с Грин-Маунтином был ее сильным щитом и защитой. Который помогал воспитывать ее. Который с явной гордостью наблюдал, как дитя-принцесса по-настоящему стала королевой.
— Поймите меня, милорды, — в ее голосе звучала закаленная сталь, — нет такого бремени, которое я не понесла бы, служа Чисхолму и людям, которых Бог доверил моей заботе. Нет такой опасности, с которой я не столкнулась бы лицом к лицу. Нет такого выбора, от которого я бы отказалась. Я думала, я размышляла, я молилась, и только один ответ приходит сам собой. Есть только одно решение, которое я могу принять, не предавая свой долг перед Богом, свой долг перед Чисхолмом и свой долг перед самой собой, и я его приняла.
Холбрук-Холлоу снова и снова молча качал головой, его глаза, словно дыры, горели на его лице. Шарлиэн заставила себя не обращать на это внимания, и ее голос продолжил, сильно и непоколебимо.
— Кэйлеб из Чариса предложил почетный брак, полное равенство между Чисхолмом и Чарисом, и я решила принять это предложение. Я приняла решение. Я не намерена спорить об этом решении. Я не намерена его обсуждать. И я не буду его менять. Как сказал Кэйлеб и как засвидетельствовал Сам Бог, я стою на этом.
.X.
Дворец Теллесберг, город Теллесберг, королевство Чарис
Было очень поздно — или, возможно, очень рано, в зависимости от точки зрения, — и Мерлин Этроуз сидел за письменным столом в своих скромных, хотя и удобных апартаментах в Теллесбергском дворце, в то время как его длинные пальцы умело собирали пистолет на столе. Если бы кто-нибудь случайно открыл дверь в этот конкретный момент, ему, возможно, было бы просто немного любопытно, почему капитан Этроуз решил выполнить эту сложную задачу в темноте. Конечно, комната не была темной для кого-то со встроенной светособирающей оптикой ПИКА, но так или иначе, это не имело особого значения. Несмотря на то, что глаза Мерлина были открыты и явно смотрели на пистолет, над которым он работал, на самом деле он наблюдал за чем-то совершенно другим.
За этими открытыми глазами, пока он работал, воспроизводились самые последние изображения снарков, которые он разместил по всей поверхности Сейфхолда. По мере того как расширялась борьба против "храмовой четверки" и ее доверенных лиц, а события, за которыми он пытался следить, развивались как снежный ком, этих образов становилось все больше и больше. На самом деле, их было просто слишком много, чтобы он мог как следует рассмотреть все, даже с помощью Совы. И тот факт, что у него, как у командира отряда личной охраны Кэйлеба, было еще меньше свободного времени для проверки, не помогал.
Последняя из сегодняшних картинок с Эмерэлда закончилась, и он поморщился.
— Запиши это для Уэйв-Тандера, Сова, — приказал он. — Стандартный формат.
— Да, лейтенант-коммандер, — послушно ответил далекий ИИ, и Мерлин удовлетворенно кивнул. Компьютер должен был использовать графический интерфейс в пещере в горах Стивин, которую Мерлин превратил в свою передовую базу здесь, в Чарисе, чтобы составить полное резюме событий дня в Эмерэлде, написанное рукой Мерлина на подходящей бумаге Сейфхолда, дополненное случайными, тщательно вставленными исправлениями и помарками. Когда это было сделано, Сова использовал скрытый пульт другого снарка, чтобы доставить его (и другие резюме, о которых просил Мерлин) через открытое окно Мерлина с помощью тягового луча. Стандарты письма Совы не совсем соответствовали стандартам Мерлина, но это был один из способов записать необходимую информацию и доставить ее Уэйв-Тандеру. К настоящему времени барон, должно быть, задавался вопросом, как сейджин Мерлин нашел время, чтобы написать так много заметок, но если и задавался, то очень осторожно не спрашивал.
Мерлин улыбнулся, забавляясь этой мыслью, затем снова сосредоточил свое внимание на пистолете, завершая его сборку. Вообще-то не было никакого смысла разбирать его на части, но ему понравилась эта небольшая задача. Он обнаружил, что ему нравится, как изящные механизмы соединяются друг с другом, как в результате тщательной сборки всех многочисленных частей головоломки получается плавная и надежная работа. Кроме того, он хотел посмотреть, как на самом деле выглядит эта конструкция изнутри.
