🌿 Второе дыхание. Часть 3. Серафимов подарок

— Сладкое, ваше высочество, как вы и велели, — звеня посудой, сообщила горничная. — А это для вашей зверушки — её, сегодня, похоже, вовсе не кормили. Кстати, где она?

— Спасибо, Вальда, — отозвалась Эрика. — Особенно за то, что вспомнила про Счастливчика. Я не знаю, где он. Только что был тут.

— Поставить блюдце на пол?

— Не надо на пол... я потом сама.

— Как скажете, — ёмкость с мясом Валькирия переместила на стол последней, упоительный запах усилился. — Ваш жених спрашивал, можно ли сейчас вас проведать.

— Можно. Пусть придёт. А ты ступай отдыхать — сегодня мне больше ничего не понадобится.

Горничная присела в книксене и удалилась.

В купе тут же появился Аксель.

— Эрика, ах, Эрика! Я так виноват перед вами! — с горячностью прошептал он, примостившись на край постели. — И зачем только я заставил вас экспериментировать! Что мне сделать, чтобы вы меня простили?

— Для начала — перестать извиняться, — запротестовала Принцесса. — Идея у вас была исключительно здравая! Я сама захотела проверить её на опыте. И ни капли не сомневаюсь, что мы с вами поступили как надо.

Он покачал головой:

— Вы само великодушие, принцесса. Но как мне-то не проклинать себя, если вы чуть не умерли у меня на руках?

— Во-первых, не умерла — и не могла умереть, вы знаете. А во-вторых, при чём вообще тут вы, Аксель? Настоящие виновники — те, кто... надел на меня эту дрянь. Только они, и никто больше!

Несколько реплик в том же духе — и наконец, принц тоже ушёл, пожелав невесте доброй ночи. Говорить ему о своей беременности Эрика не стала. Голос её, хотя всё ещё слабый и ломкий, звучал очень ровно — то ли она пока не вполне осознала, что произошло, то ли демонстрировала чудеса самообладания.

Хватит прятаться, подтолкнул себя Многоликий, когда дверь в купе, щёлкнув, закрылась. Вскарабкался по одеялу и уселся на прежнее место. Посмотреть Принцессе в лицо ему было страшно — потому что вслед за осознанием перемен в нём прорастало чувство вины.

— Слышал, что сказал доктор, любимый? — спросил Эрика.

'Да'.

Она обхватила ладонями звериную мордочку, развернула её к себе и дала волю эмоциям:

— Ты что, тоже начнёшь причитать: ах, как я виноват, я не должен был этого делать? Не смей! Даже думать так не смей, Феликс, ты меня понял? Мне 'прошлого раза' хватило на всю жизнь вперёд. Я не маленькая девочка и умею брать на себя ответственность за свои поступки!

Легко сказать: не чувствуй себя виноватым! — тоскуя, подумал Феликс. А как, злыдни болотные, не чувствовать, если и без того непростая ситуация изрядно усложнилась при твоём непосредственном участии?.. Он глубоко вздохнул и набрался-таки духу взглянуть на Эрику. Щёки у неё пылали, недавняя бледность ушла без следа. Глаза были больные и как будто слегка сумасшедшие, но никакого отчаяния в них не было.

— Обещай, что не будешь себя винить, — быстро и страстно потребовала Принцесса. — Обещай мне. Сейчас же. Иначе я просто не знаю, что с тобой сделаю. Уши оторву, честное слово.

Не то чтобы он испугался её угрозы 'оторвать уши'. И не то чтобы всерьёз рассчитывал сдержать обещание. Но возражать ей в такую минуту не мог, а потому, ещё раз вздохнув, моргнул один раз: 'Да. Обещаю'.

— Чудесно, — Эрика лихорадочно улыбнулась. — Ловлю на слове. А теперь давай ужинать и спать. Даже не помню, когда я была такой голодной!

Она завозилась, принимая сидячее положение и устраивая под спиной подушку. Многоликого дважды приглашать не пришлось: он проворно забрался на стол и сунул нос в вожделенное блюдечко с мясом, нарезанным одинаковыми тонкими ломтиками.

С едой они расправились одновременно. Свои пирожные Принцесса поглощала так же жадно, как горностай — мясо. Потом она сладко зевнула, нырнула обратно под одеяло, повернулась на бок и погасила светильник в изголовье. Мгновение — и Феликс уже был рядом, прильнул к ней всем телом, устроил голову у неё на руке и замер в предвкушении ласки. Нежные пальчики, щекоча и дразнясь, пробежались по его спине.

— Знаешь, любимый, — молвила сонно Принцесса, — я понятия не имею, как нам выбираться из этой истории. Но всё равно ужасно рада, что у нас будет ребёнок! — она опять зевнула. — Умираю, как хочется спать. Спокойной ночи, Счастливчик.

И тут же улетела в сон.

Счастливчик, усмехнулся про себя Многоликий, надо же, какое прозвище! Он, конечно, сразу сообразил, что это производное от его имени, но лишь сейчас догадался примерить словечко к себе. И понял, что, действительно, может считать себя счастливчиком.

Разве не он четыре дня назад собирался всю жизнь страдать о прекрасной и недоступной королевской дочке? Разве не он был уверен, что смотреть на неё издали, дышать одним воздухом с нею — самое большее, на что он может рассчитывать? А теперь... теперь она не просто — его. Теперь она ждёт от него ребёнка!

Эрика. Ждёт. От него. Ребёнка.

Сюр. Быть такого не может, Серафимы-Заступники! Не может такого быть!

А Принцесса, когда проснётся, скажет, что это Судьба — и, наверное, будет права.

Кстати, о Серафимах. Невероятный, единственный в своём роде шанс прожить кусок жизни заново, исправить то, что необратимо разрушилось — разве не он, Многоликий, невесть за какие заслуги, получил от них этот шанс? Счастливчик, как есть счастливчик, подумал оборотень. Ощущение дарованного ему чуда, отступившее на задний план в суматохе перед отъездом, вернулось к Феликсу стократ усиленное и завладело им вновь.

Но и тревога о будущем стала теперь стократ сильнее.

До сего момента он считал, что самое главное — не попасться. Терпение и осторожность будут вознаграждены: его любимая так или иначе избавится от своего наручника, и тогда для них откроется весь мир. Успеет ли она к тому времени выйти замуж за Акселя или останется с ним помолвленной, особого значения не имело, хоть Феликса и коробило, когда он представлял, как Эрика идёт к алтарю с имперским принцем. Ребёнок в этот план совсем не вписывался. Многоликий бы непременно позаботился о том, чтобы зачатие не наступило прежде, чем они с Принцессой окажутся за тысячи миль от замка Эск — как заботился о подобных вещах с того дня, когда сам расстался с невинностью. Но всё произошло слишком быстро!..

Помня о недавнем обещании не поддаваться чувству вины, на этом пункте своих размышлений он задерживаться не стал — двинулся дальше. Что теперь?

Ждать 'попутного ветра' больше некогда: исчезнуть нужно до того, как принцессина беременность станет заметной. Хорошо ещё, если доктор не проболтается — а кто его знает, проболтается или нет? Возьмёт и расскажет на ушко своей обожаемой Ингрид — а уж она-то секрет ненавистной падчерицы с наслаждением разнесёт по всему Замку! Придётся тогда Эрике не только идти замуж за Акселя, но и притворяться, что он отец её ребёнка — перспектива, от которой Феликса уже не коробило, а корёжило. Во-первых, это колоссальный риск: лучше даже не думать, что будет с Принцессой, если обман раскроется. Во-вторых, неизвестно, согласится ли принц: его за такую ложь тоже по головке не погладят. А в-третьих, это неправильно и дурно! Объяснить, чем фиктивное отцовство хуже фиктивной помолвки и фиктивного брака, Многоликий не смог бы даже самому себе, но вмешивать своё не родившееся ещё дитя в сомнительные взрослые игры категорически не хотел.

Значит, убежать нужно до свадьбы — но как?!

Как, если проклятущий ключ провалился сквозь землю?..

На самом деле, способ его раздобыть — был. С самого начала был — но такой способ, при мысли о котором у Феликса, в любом из его обличий, дыбом вставала шерсть.

Если Мангана узнает, что Многоликий проник в Замок и встретился с Принцессой — если специально выдать себя Мангане! — можно не сомневаться, ключ в тот же день окажется в Кедровом кабинете. Но Потрошитель — слишком опасный противник. Это сейчас он блуждает впотьмах, гадая, почему ошибся в прогнозах, и не зная, за что ему уцепиться, чтобы сплести новую паутину. Как только у него появится точка отсчёта, всё изменится! Он и предскажет, и выследит, и подтолкнёт в нужную сторону. И тогда со злополучными наследниками Ирсоль случится самое страшное, что только возможно: 'исправленная' было история — повторится.

Об этом Многоликий и думал потом всю ночь. Спрашивал себя, засыпая и просыпаясь: неужели нет другого выхода? Неужели нет?.. Неужели прямая схватка с Манганой неизбежна? Феликс не хотел представлять себе эту безнадёжную схватку, не хотел в неё верить, но ничего более удачного придумать не мог. К рассвету он от кончика носа до кончика хвоста был охвачен тревогой и жаждой действия.

Но реализовать эту жажду в поезде было почти невозможно. Встреча с Придворным Магом, в любом случае, состоится не раньше, чем миссия вернётся в Замок — а лучше бы не состоялась вовсе! Подсматривать и подслушивать, как в предыдущие дни — вот, собственно, и всё, что остаётся. Ну, ещё обыскать купе Короля и его свиты. Мало ли, какие там будут сюрпризы?

А вдруг в несессере его величества приколот к подкладке тот самый ключ?

А вдруг тот самый камень лежит в шкатулке для драгоценностей у мачехи?

Принцесса всё спала и спала. Многоликий выбрался из её душистых объятий, дождался, когда в купе заглянет Валькирия, проверяющая, не проснулась ли хозяйка, и выскользнул в приоткрытую дверь. В вагоне хватало щелей и незаметных отверстий, пригодных для мышей и ящериц, но Феликс не собирался озадачивать других путешественников своей способностью проходить сквозь стены. Он рассудил, что в дороге без веской на то причины ему вообще оборачиваться не стоит.

Горничная переместилась в салон, надела поверх простого голубовато-серого платья крахмальный белоснежный передник и стала накрывать на стол к завтраку. Кроме неё, здесь уже был Марк — сидел, откинувшись на спинку дивана, довольно чисто насвистывал модную песенку и пожирал Валькирию глазами. Перед ним стояли кофейник и полная чашка — похоже, попросил себе кофе, но даже к нему не притронулся. Слышно было, как Ингрид в своём купе отчитывает за что-то прислугу. Все остальные, по-видимому, ещё спали.

Многоликий подбежал ближе, встал столбиком, вытянул вверх мордочку.

— О, страшный зверь! Явился не запылился! — обрадовался Марк — но от греха подальше убрал с пола и вытянул на диване длинные ноги в шёлковых чёрных брюках и расшитых золотой тесьмой домашних туфлях.

Феликс — воплощённое любопытство — вскарабкался на соседний диван, а с дивана попытался перелезть на стол.

— Кыш, зверушка, — сказала горничная и беззлобно замахнулась на горностая салфеткой.

Многоликий отпрянул, но остался на диване — обзор отсюда открывался отличный.

— Не боишься, милочка? Хищник всё-таки. Мамочку вчера вон чуть не съел! — хохотнул, обращаясь к Валькирии, принцессин брат.

— Не боюсь, ваше высочество, — сухо ответила та, не глядя на принца и не прерывая своего занятия.

— Храбрая, — с шутовским одобрением заметил он. — Ты всегда такая храбрая, а, Валькирия?

— Не жалуюсь, ваше высочество, — всё так же сухо отозвалась горничная, придвинула к себе корзинку со столовыми приборами и с крайне сосредоточенным видом начала их раскладывать.

— А по-моему, не всегда, — игнорируя её очевидное нежелание общаться, продолжал Марк. — Меня, например, ты боишься! Иначе бы согласилась составить мне компанию.

Валькирия покачала головой:

— Негоже слугам садиться за один стол с господами.

— Гоже, негоже... а если я прикажу? — задиристо спросил он.

— Приказывает мне её высочество. А вы можете только просить.

— Ну, значит, я тогда прошу: сядь тут, — он снова опустил ноги на пол и похлопал рукой по дивану, — и выпей со мной кофе.

— Не нужно, ваше высочество, — она поджала губы. — Простите. Ножей не хватило, пойду принесу.

— Стой! — воскликнул он и подался вперёд, норовя обнять её за широкую талию, но горничная уклонилась спокойным и решительным движением.

Смазливое нервное лицо с тонкими чёрными усиками мгновенно вспыхнуло — краснел Марк так же легко и жарко, как его сестра. Глаза засинели ярче; в них было столько досады и страсти, что у Феликса не осталось никаких сомнений относительно увиденного. 'Э, приятель! — подумал он. — Да ты, похоже, влюбился по уши. Ужасная вещь — Пелена Любви...' Валькирии это явно совсем не нравилось, ей хватало благоразумия понимать, что интрижка с принцем её до добра не доведёт — но что она могла поделать? Самонадеянный и эгоистичный мальчишка, судя по всему, собирался идти напролом.

— Доброе утро, — вплывая в салон, промурлыкала Ингрид. — Какая ты ранняя пташка, дружочек. Хорошо поспал? Мне сегодня было лучше, чем вчера. Но эта безрукая Марта уже успела испортить мне настроение!

Она была ослепительна, даже на фоне принцессиной горничной с её неодолимым колдовским очарованием. Волнистые белокурые волосы роскошной накидкой укрывали плечи. В тёмных глазах таилась улыбка, пунцовые пухлые губы манили поцеловать, матовая молочная кожа манила прикоснуться. Груди и бёдра соблазнительно круглились под тонким золотистым атласом утреннего платья. Но пасынок, скользнув взглядом по Ингрид и уронив равнодушное приветствие, снова уставился на Валькирию.

— Подай мне кофейную чашку, — велела ей мачеха. — И пойди-ка, помоги Марте, пока она не угробила всю мою одежду.

Валькирия с облегчением подчинилась и моментально исчезла. Принцу, деваться некуда, пришлось обратить внимание на мачеху. Он почти сразу взял себя в руки и убрал с лица разочарованное выражение, но Многоликий был уверен, что от любовницы Марка — не стоит ли уже называть её бывшей? — это выражение не ускользнуло.

Горностай соскочил на пол раньше, чем Ингрид его заметила, юркнул под стол и устроился там в надежде услышать или увидеть ещё что-нибудь интересное.

Скоро в салоне стало людно и шумно. Сначала пришёл Король, как обычно, источающий самодовольство. После Короля — Аксель, который выглядел смущённым и чуть виноватым, и непонятно было, разыгрывает ли он спектакль перед будущим тестем или всё ещё переживает из-за Принцессы. После Акселя — гости из соседнего вагона: Ваймен, Керугер и начальник Охранной службы. Имперцы сходу принялись за еду, а Олаф сообщил, что проверяет, как обстоят дела с безопасностью поезда, и начал одно за другим осматривать окна. Он попытался как-то объяснить свои действия: впереди, мол, очередной неспокойный район; в Эмбарре нужно будет остановиться, чтобы загрузить уголь, но покидать вагоны не стоит, да и от окон лучше держаться подальше — однако в том, как он держал себя и как звучал его голос, ощущалась едва уловимая фальшь. Словно он говорил и делал не совсем то, ради чего сюда пришёл. Примерно так же, вспомнил Феликс, свои впечатления от визита начальника Охранной службы описывала и Эрика. Закончив осмотр, Олаф принял предложение позавтракать и провёл в королевском вагоне гораздо больше времени, чем требовали этикет и служебная надобность.

Затем все опять разбрелись по своим углам, и только тогда, кутаясь в светло-серую ажурную шаль с длинными кистями, в салоне появилась Принцесса. Она была чуть бледнее обычного и как будто слегка похудела — или так казалось из-за волос, туго стянутых на затылке. Устроилась за столом, окликнула: