Больше чем враги

— Как ты изменилась! — потрясенно выдохнула я.

Магда заправила за ухо прядь волос.

— Тиали, ты так скучно одета, — скептически заявила она, окинув меня пристрастным взглядом. — В твоем облике нет ничего завлекающего.

— Извини?

— Женщина должна одеваться так, чтобы вызывать у мужчин желание, — снисходительно пояснила Магда. — Вот смотри, что сказал Гюнтер в своем последнем интервью.

И она принялась рыться в расшитой мелким жемчугом сумочке. А я подумала, что у меня ее нынешний облик вызывает всего одно желание: немедленно ее переодеть. Впрочем, я ведь и не мужчина.

— Вот! — кузина вытащила газету и сунула мне под нос исчерканную статью. — Читай!

Я пригляделась и поняла, что красными чернилами Магда отметила самые, на ее взгляд, важные места. Из текста следовало, что дядюшка любит красный цвет, а декольте и украшения притягивают к себе внимание.

— И что? — спросила я, наскоро пробежав глазами подсунутую мне чепуху.

Магда только укоризненно покачала головой.

— Тиали, я желаю тебе добра, поверь. Ведь и я долгие годы жила, не ведая истинного предназначения женщины — дарить радость мужчине. Глаза у меня открылись совсем недавно.

Поняв, что сейчас меня осчастливят лекцией о взглядах на жизнь несравненного Гюнтера, я постаралась переменить тему.

— А как ваши отношения с Дитером? Наладились?

— Можно сказать и так, — задумчиво ответила Магда. — Он все еще не готов к экспериментам и разнообразию в супружеской жизни, однако же перестал попрекать меня новыми нарядами. Признаться, я не столь уж и часто его вижу. С утра он уходит на службу, а по вечерам у меня заседания нашего клуба. Кстати, не желаешь к нам присоединиться? Мы обсуждаем новые отрывки из романа и торжественно готовимся к его выходу из печати. По этому поводу будет устроен праздничный ужин с чтением стихов, посвященных героям романа. Сочинительнице лучшего вручат экземпляр с автографом самого Гюнтера! Так ты придешь?

Я вздрогнула.

— Извини, Магда, но у меня слишком много дел. Я все еще не подыскала нового управляющего.

— Тиали, женщина не должна заниматься делами, это так скучно, — попеняла мне Магда. — Вот и Дитер, когда я его вижу, только и способен, что нудить о своем начальнике. Какой тот тиран и деспот и как невнимателен к проблемам самого Дитера. Но я рада, что у моего мужа теперь есть занятие вне дома.

Еще бы Магда не была рада! Ведь будь у кузена больше свободного времени и не занимай его так собственная обида на несправедливость жизни, он непременно бы попытался пресечь увлечение Магды творчеством дядюшки. Сейчас же у Дитера на первом месте стояли собственные проблемы, а его супруга обрела новый смысл в жизни. Разочаровавшись в морализаторстве, Магда увлеклась миром чувственных наслаждений. А мне оставалось лишь надеяться, что от теории она не перейдет к практике, поскольку связанных с собственной семьей скандалов мне не хотелось. На экзальтированных дам общество посматривало снисходительно, тем более, что в почитательницы Гюнтера-Вильгельма затесались жена министра и еще парочка супружниц весьма влиятельных сановников, а также одна дальняя родственница самого короля, унылая старая дева. Но если безобидные чудачества вроде совместных чаепитий в украшенной дядюшкиным портретом комнате или декламации эпизодов из романа дамам прощались, то на адюльтер никто сквозь пальцы смотреть бы не стал.

Марк мои опасения не разделял. Он полагал, что весь эпатаж поклонниц Гюнтера является исключительно напускным, а воплотить жаркие сцены в жизнь они не отважатся даже в супружеской спальне. Мне возразить было нечего, поскольку я как раз в данном вопросе являлась скорее практиком, нежели теоретиком. Как и сам Марк, кстати. И его познания о скромности внешне раскованных дам наводили на определенные подозрения. Но он всегда со смехом отнекивался, стоило мне поинтересоваться, с кем же именно из представительниц Литературного Клуба он пытался закрутить роман. А вот меня в такие моменты начинало снедать любопытство.

Пока я предавалась воспоминаниям, Магда тарахтела без умолку. Львиную долю своего рассказа она посвятила госпоже Фойль, тоже претендовавшей на место почетной председательницы Литературного Клуба.

— Нет, ты только представь себе, — злилась кузина, — эта клуша даже не постеснялась намекнуть, что ее супруг — сам министр! Да только не на тех напала. Лоретта тут же ответила, что ее троюродным дядей является сам король, так что каким-то жалким министром ее не впечатлить. И этой выскочке пришлось замолчать. А мои заслуги Лоретта весьма и весьма ценит, ведь я так много сделала для нашего клуба! Знаешь, Тиа, она такая замечательная женщина, тонкая и деликатная. Я сразу поняла, что мы с ней — родственные души.

Я припомнила с некоторым трудом упомянутую королевскую родственницу, сутулую особу в очках. Лоретта почти никогда не посещала приемы и балы, предпочитая придворным увеселениям изучение поэзии позапрошлого века. Пожалуй, из нее получилась бы прекрасная пара для дядюшки — слишком уж много у них было общего. Идея мне понравилась до такой степени, что я даже начала прикидывать, каким бы образом намекнуть Вильгельму, что ему стоит уделить сей особе внимание.

— Хочешь нанести визит дяде? — спросила я у Магды.

После всех пережитых неприятностей мне внезапно захотелось развлечься, а разговор с дядюшкой определенно сулил веселье. Кузина прижала к груди ладони и восторженно закивала.

Гюнтер Непревзойденный, еще недавно бывший Вильгельмом Торном, занимал один из лучших номеров в "Короне Валиссы". В его распоряжении были спальня с примыкавшей к ней ванной комнатой, гардеробная, гостиная, удобный кабинет и даже небольшой зимний сад с фонтаном. Дядюшка, облаченный в бархатный халат винного оттенка, с гордостью показывал нам свои апартаменты.

— Мои портреты все-таки напечатают в "Ежедневном вестнике", — пояснил он. — Сразу после презентации книги выйдет цикл статей под условным названием "Быт великого литератора". Там будет снимок на фоне камина — я с сигарой и бокалом крепкого вина, непременно в домашней одежде — на этом настаивала журналистка, потом я в зимнем саду у фонтана — здесь мне пришлось принять позу, говорящую о задумчивости и душевной тоске...

— Как это? — несколько невежливо перебила я дядюшку.

Магда бросила на меня осуждающий взгляд, а я пожала плечами. Мне действительно было интересно, как можно передать одновременно задумчивость и душевную тоску при помощи позы. Вильгельм упер правую руку в бок, изогнул шею и скосил глаза.

— Вот так.

— Что-то мне это подозрительно напоминает, дядюшка, — давясь смехом, пробормотала я. — Похоже, будто ты страдаешь то ли сколиозом, то ли несварением желудка.

Теперь в меня вперились одновременно два рассерженных осуждающих взгляда — дядюшки и кузины.

— Тиали, — прошипела Магда, — твой юмор неуместен.

Вильгельм важно кивнул, торжественно-скорбным видом подтверждая ее слова. При взгляде на дядюшку всякому стало бы понятно, что он стыдится столь нечуткой и толстокожей племянницы.

— Ах, дорогой Гюнтер, — совсем иным тоном прощебетала Магда, поднимая на Вильгельма восторженный взор, — не могли бы вы хоть немного поделиться своими творческими планами с одной из самых преданных поклонниц?

— Это тайна, — придав голосу значимости, ответил дядюшка. — Коммерческая. Я связан обязательствами перед издательством.

— О, я понимаю! Так жаль, однако же настаивать я не смею. Но ведь будут еще книги о приключениях Гюнтера?

— Разумеется. Но о его возлюбленных я ничего рассказывать не имею права. Зато могу прочесть вам отрывок из сцены, над которой сейчас работаю. Не называя имен, само собой. Просто Он и Она.

Я тоскливо подумала о том, что избежать прослушивания очередного эпизода из жизни садовода-любителя вряд ли удастся. Зато Магда прямо-таки задохнулась от восторга.

— Мы были бы очень, очень счастливы! Это такая честь для нас!

Вильгельм резво направился в кабинет, кузина едва ли не вприпрыжку последовала за ним, а я была вынуждена плестись следом. В результате я немного отстала, и когда вошла, то увидела, что дядюшка уже приготовился к декламации. Позу для оной ему, должно быть, подсказала все та же журналистка. Вильгельм стоял, чуть откинувшись назад, отставив в сторону левую ногу и вытянув перед собой руку с листом бумаги. Смотрелся он при этом довольно комично, но Магда все равно взирала на него с благоговением.

— "Наконец-то он сжимал в объятиях свое строптивое счастье", — нараспев начал читать дядюшка. — "Сердце трепетало в его могучей груди. Он никак не мог поверить, что сбылась его мечта и он стал счастливейшим из смертных."

— Ах, как это трогательно! — прочувствованно всхлипнула кузина.

А я слегка расслабилась в надежде, что мне не придется выслушивать про "стволы" и "ягодки".

— "Ее нежное тело плавилось под его умелыми ласками. Он благоговейно прокладывал дорожки поцелуев по ее чарующей плоти, вдыхал ее тонкий мускусный запах и наслаждался вкусом ее кожи."

Да, обрадовалась я все-таки рано. Однако же дядюшка взялся осваивать новую тему — кулинарную. При мысли о "вкусе кожи" меня слегка замутило. Надеюсь, сладострастный Гюнтер не искусал свою несчастную любовницу, и фразу следует понимать иносказательно.

— "Чресла его обуял нестерпимый жар, погасить который он мог, лишь утолив свое желание. Подхватив ее на руки, он решительным шагом двинулся к лестнице, чтобы подняться в спальню."

Я живо представила себе мускулистого Гюнтера с тщедушной (дабы не уронить после первого же шага) красоткой на руках. Поминая вполголоса всех демонов, он осторожно поднимался по лестнице, старательно нащупывая ступеньки, чтобы не упасть ненароком. Красотка в его руках закатывала в экстазе глаза и закрывала обзор копной белокурых волос. Обуянные жаром чресла нестерпимо зудели, и Гюнтер мечтал о купании в прохладном водоеме или хотя бы о ванне, но сцепил зубы и мужественно переносил все ниспосланные ему дядюшкой испытания.

— "Она сжала в ладони символ его мужественности и принялась уверенно поглаживать своей нежной маленькой ручкой."

Я растерянно моргнула. Вроде бы Гюнтер в этот момент поднимался по лестнице? Тогда проделать подобный трюк его любовнице было бы затруднительно. Или он уже успел добраться до спальни и сгрузить свою ношу на кровать? Об этом Вильгельм не упомянул.

— "Он набросился на нее, как изголодавшийся зверь. Трепещущее лоно распахнулось навстречу его пылающему орудию страсти и приняло в свои тугие объятия."

Я закашлялась. Магда, внимавшая дядюшке с раскрасневшимися щеками и горящими глазами, шикнула на меня.

— Тише, Тиа, — прошипела она едва слышно. — Ах, такая горячая сцена!

— Я больше не буду, — покаянно произнесла я.

Дядюшка, похоже, решил не обращать на меня внимания и вещал дальше:

— "Он с каждым разом все сильнее и сильнее врезался в глубины ее податливого тела, вырывая у нее сладострастные стоны."

После этой фразы я всерьез обеспокоилась судьбой героини. Мне описываемое действо показалось больше похожим не на занятие любовью, а на посещение мага-лекаря. Дальнейшие слова Вильгельма только убедили меня, что с девицей далеко не все в порядке.

— "Она вся превратилась в одно пылающее желание. Раскаленный жезл, пронзающий ее плоть, исторгал хриплые крики из ее беломраморной груди с налившимися алой краской вершинками. Гюнтер страстно зарычал, и влюбленные забились в нескончаемых судорогах. Весь мир вокруг рассыпался на осколки, но ни одному из них не было до этого никакого дела. Они ослепли и оглохли от наслаждения."

Похоже, дядюшка описывал некую неведомую болезнь, к тому же заразную, раз уж она поразила сразу обоих любовников. Пока я размышляла над странными симптомами: слепота, глухота и судороги, Магда восторженно произнесла:

— Я так и знала, так и знала, что Он — это Гюнтер!

И захлопала в ладоши, довольная своей догадливость. Вильгельм смутился.

— Ну вот, все-таки проговорился. Но вы ведь никому не расскажете? Это тайна. Коммерческая, как я уже упоминал.

Я никак не могла понять, к чему делать тайну, да еще и коммерческую, из того, что и во втором томе неутомимый Гюнтер будет предаваться любовным утехам, но Магда восприняла просьбу нашего новоявленного гения со всей серьезностью.

— Я буду нема! У меня никто не сможет вырвать эти сведения даже под пытками! А нельзя ли узнать, с кем именно Гюнтер был в этой сцене? Я никому-никому не скажу.

И она умоляющим жестом сложила ладони перед грудью.

— Я даже не знаю, — кокетничал дядюшка. — Все-таки издательство, обязательства, знаете ли. Но ради почетной председательницы клуба я, так и быть, пойду на некоторые нарушения. Только никому-никому, договорились? Это будет наш секрет.

На мгновение мне показалось, что Магда сейчас завизжит от восторга, будто маленькая девочка. Но нет, она только устремила на дядю восторженный взгляд и прошептала:

— Это Эльза, да?

— А вот и не угадали, — невесть почему развеселился дядюшка. — Это Береника.

Кузина выглядела шокированной.

— Как Береника? Она ведь некрасивая! Худая, с плоской грудью и длинным носом.

— Правильно! — Вильгельм просиял. — Это и есть моя гениальная идея. Гюнтер полюбил Беренику не за внешнюю красоту, а за чистоту души и кроткий нрав. А еще за остроумие и дерзость.

В моем представлении дерзость и кроткий нрав плохо сочетались между собой, но Магду подобная характеристика героини не смутила.

— Ах, как это замечательно! — прошептала она. — Действительно, надо любить не за внешность, а за душу.

Если бы мне вдруг захотелось поспорить, то я многое могла бы сказать своим родственникам. И начать с того, что к концу десятого тома Гюнтер может поменять еще десяток-другой девиц. Но я чувствовала, что не в силах поддерживать разговор о великом искусстве. Потому я распрощалась, сославшись на неотложные дела, и оставила Магду и Вильгельма вдвоем. Похоже, сами они такому повороту событий только обрадовались.

Лишь очутившись на улице, я сообразила, что ни слова не сказала дядюшке о Лоретте. Все мои планы свести Вильгельма и королевскую родственницу унесло словесным потоком. Сцена из нового романа повергла меня в подобие транса и отняла способность здраво мыслить. Возвращаться я не собиралась, но и домой пока что не хотелось. У Марка были важные дела во дворце, и он предупредил, что появится только к ужину. Меня саму ожидали в кабинете груды отчетов, но браться за них настроения не было. Я решила пройтись и немного развеяться, чтобы выветрить из головы ту любовную ерунду, которой усердно потчевал нас с Магдой Вильгельм.

Спустя два часа голова болеть перестала, зато начали гудеть ноги. Я стала обладательницей нескольких довольно дорогостоящих, но не слишком нужных мне безделушек: зеркальца в серебряной оправе, инкрустированной бирюзой, забавной чернильницы в форме бутона лилии и браслета из перламутровых пластин с бриллиантовой крошкой. На глаза мне весьма удачно попалась вывеска очередной кофейни, и я решила побаловать себя еще одной чашечкой кофе. Я устроилась за столиком, расположенным в затемненном углу так, что мне хорошо было видно посетителей, а вот им меня было непросто разглядеть. Отхлебнула ароматный напиток и чуть не поперхнулась, потому как входная дверь приветливо распахнулась, пропуская внутрь милую парочку: Маргариту Крейн и Марка Грена.