Словом, ротмистр Суминский Николай Аркадьевич откровенно валял дурака, прикидываясь страшно больным. Ковырин вокруг него водил хороводы и мечтал выпихнуть досаждающего постояльца при первой возможности, что явно работало мне на пользу. А я... Ну, что взять с влюблённой дурочки, всё трактовала так, как мне хотелось. За дни своей "болезни" Суминский обмолвился, что наслышан был про меня и вообще хотел специально заехать на нашу станцию, чтобы на меня посмотреть. И в пути напутали с указанием места рассказчики, а может он сам в пути сбился со счёта, но его злоба обрушенная на Ковырина была связана именно с тем, что он был уверен, что меня найдёт на следующей станции, к которой очень хотел успеть, но лошади устали. А тут такой афронт, вот и пришлось срочно болезнь придумывать. И мне было совершенно плевать, что смотрит он на меня теми самыми масляными глазками, которые у других меня так злили и то, что он, походя, рассказал, что в салоне Татьяны бывает регулярно и многих "девочек" у неё знает и даже предпочтения имеет. К слову, узнала, что Татьяна в своём кругу известна как фрау Терри фон Маст. Но я то в этом услышала только то, что он от Татьяны ко мне. Фактически я своей фантазией его назначила посыльным, который увезёт меня и для этого к нам специально приехал.
Несколько дней Суминский прикидывался больным, а получивший пятнадцать рублей доктор честно их отрабатывал водя вокруг пациента хороводы с кучей умных латинских слов и рассуждениями, что ещё несколько дней тяжесть болезни не позволит его подопечному переносить тягости дороги. К воскресенью я уже полностью собралась в дорогу. Так как основной мой багаж хранился у крёстной, то всё уместилось в одном узелке, который Никита — денщик ротмистра унёс и спрятал в коляску. Прощаться я ни с кем не стала, а гусар по плану должен был подхватить меня на дороге к деревне, когда я пойду вроде как на воскресную службу. Но тут ротмистр сломал все наши договорённости и при Ковырине предложил подвести меня до храма. Я от испуга и непонимания хотела сквозь землю провалиться, но Ковырин поддержал просьбу гусара и чуть не силой посадил меня в его коляску. Суминский едва сдерживал хохот пока мы не отъехали достаточно, чтобы он мог дать волю душившему его смеху.
По дороге заехали к моей крёстной и забрали дорогие мне вещи, которых по размышлении взяла не так уж много. Почти всю одежду я попросила передать на станцию. Там Агриппина найдёт ей применение. Написала письма Ковырину и Евсею с Агриппиной. Первому, мол, папенька, прошу не держать на меня зла, я влюбилась и встретила свою судьбу, за которой и отправилась, прошу простить и не держать зла на непутёвую дочь. В письме остальным просто попрощалась и пожелала им всяческих благ и не поминать меня лихом с описанием кому и какие подарочки предназначены. Большую часть мелочей, что мне дарили, отправила подарками на станцию. Мне они, скорее всего не понадобятся, а людям будет радость. Наверно самое дорогое и важное в моём багаже была фотокарточка с мамочкой и пластина негатива. Сама я переоделась в городское платье и поехала с ротмистром дальше... Пару раз к горлу подкатывал ком, но скорее не от горя-разлуки, а просто от страха и ожидающей меня впереди неизвестности...
* — Обваренная смола лиственницы известная в Сибири как "Смолка" или "Сера" (за её серый цвет) широко популярна и во многих городах и посёлках её продают на улицах наравне с семечками или кедровыми орехами. И жевать её довольно приятно, у неё очень нежный смолистый привкус и зубы после этого блестящие и белые. А буквально через двадцать-тридцать минут жевания она начинает сворачиваться, то есть становится твёрже и плотнее впитав в себя налёт с зубов и её после этого выкидывают. Но вот нагрузка на зубы и челюсти качественная. Один знакомый иркутянин, который серу обожал жевать с раннего детства, тем более что его собственная бабка ею торговала, жаловался, что впервые пришлось столкнуться со стоматологами уже взрослым, зуб в драке раскололся и пришлось его сверлить, так врач ругалась, что у него эмаль такая плотная, что только алмазные боры с трудом её берут. И как же я смеялась, когда выяснилось, что он вообще к стоматологам на лечение впервые попал в возрасте тридцати с лишним лет и возмущался, как над ним эти звери в белых халатах издевались...
Глава 09
Москва и лето
Согласно подорожной Суминский ехал в Первопрестольную в отпуск к родителям. Гораздо позже узнала, что его вызвали для того, чтобы объявить о помолвке и познакомить с невестой, которую ему нашли родители. То-то меня немного смутило, то, каким нервным он стал, когда кибитка стала подъезжать к Москве. И останавливаться в одном месте он наотрез отказался, и его объяснения меня поставили в тупик. Но неужели вы думали, что влюблённые девичьи мозги не найдут аргументы в пользу своего драгоценного предмета? К счастью, остатки здравого смысла были настороже, и когда мы делали остановки в пути, я настояла на отдельном номере, который даже готова была оплатить из своих не великих средств, что в данном контексте почти плевок в адрес ухажёра.
Тем более, что мы едва покинули мой родительский дом... Я наверно вообще отношусь к той категории людей, про которых говорят, что сильны задним умом. Только когда острота первого эмоционального угара чуть схлынула и дорога отвлекла, я вспомнила, что у меня есть мозги и в этом мире мне ни на кого кроме себя рассчитывать не стоит. И не смотря на туман влюблённости я стала в меру своих сил подстраховываться. Хотя, буду честной перед собой, будь ротмистр чуть более бесчестным, эта поездка вполне могла закончиться для меня плачевно, если не трагично. Ему даже не понадобилось бы на свою совесть брать душегубство, достаточно было меня выкинуть из коляски в пути и не факт, что я бы сумела добраться до Москвы, и не стала бы жертвой каких-нибудь лихих людишек, которых на Руси хватало во все времена. А одинокой слабой девушке в пути без документов и внятных объяснений чего она собственно здесь забыла можно просто повесить себе на грудь табличку "Я — дурочка! Обидь меня, каждый!".
Ротмистр пару раз прорывался ко мне, но закрывающиеся изнутри двери не позволили ему добиться близости. И хоть моё сердечко было готово на всё, в том числе и на близость, но остатки здравого смысла резонно аргументировали, что несколько дней ничего принципиально не изменят, а бросаться во все тяжкие едва ли в местном насквозь пронизанном условностями обществе меня положительно охарактеризует и как потом аукнется и коснётся, не знает никто... Пусть у меня нет такой штуки, как девственная плева, речь о другом, допусти я ротмистра к себе и наши отношения сразу перешли бы на совершенно другой уровень. И что-то мне подсказывает, что мне может совсем не понравиться, то, что я увижу. Как ни крути, а про такую вещь, как просто добиться своей цели, я за мальчишками ещё по прошлой жизни хорошо знаю. Вы скажете, что есть гарантия, что как дворянин и взрослый уже мужчина ротмистр от таких игр застрахован? Ой, не знаю. Как знаменитого Булгаковского Ивана Васильевича Буншу меня ″терзают смутные сомнения″... Грубо говоря, своё получил, и пошла вон! Так, что лучше продолжать играть по уже объявленным правилам, в которых, как уже говорила, пара дней ничего не изменят...
Я не стану повторять, что сказала Татьяна, когда я с ней в Москве связалась, оказавшись в номере какого-то трактира, в который меня заселил ротмистр. Замечу только, что цензурных слов в этом спиче, характеризующем меня и мои умственные способности, было очень мало, а я даже восхитилась витиеватости некоторых её изысканных словесных оборотов. Татьяна оценила жест гусара, который оплатил мой номер на три месяца, так, что жить я осталась там же, только с жёсткими инструкциями моей многоопытной патронессы. Денег мне никто возвращать при досрочном съезде из номера не будет, так и зачем зря ими сорить? А дальше Татьяна вплотную занялась мной. Когда я рассказала ей свою эпопею с побегом из родного дома и то, что я устояла и не поддалась на уговоры гусара, она облегчённо перекрестилась. Как оказалось Суминского она хорошо знает и ему в посещении её салона уж год как отказано после того, как он дважды привёз в салон срамные болячки. Она сказала про "французский насморк",* но мне это, ни о чём не сказало, пришлось ей мне объяснять. Словом, сказочный светлый образ моего рыцаря и первой любви сильно поколебался, но и категорически рвать с ним общение по совету Татьяны я не стала, тем более, что она знала про его помолвку и на этом фоне он побоится позволить лишнее, скандал ему совершенно не нужен...
А дальше вступил в действие разработанный Татьяной план, по которому не позднее, чем через год я выйду замуж и полностью легализуюсь в женском качестве. Не менее полугода требуется, чтобы я смогла обзавестись легальными документами, а она из числа клиентов своего салона найдёт мне достойного жениха и будущего мужа. В этом мне придётся полностью положиться на её опыт и знания. Подсовывать мне какого-нибудь урода она не собирается, а мне остаётся только верить ей на слово. Кроме того, эти полгода требуются для моего обучения как минимум французскому языку, желательно бы паре языков, но неизвестно как вообще пойдёт. Кроме этого меня требуется обучить танцам, этикету и ещё куче разных мелочей, которые знает любая приличная девушка и это очень важно в нашей ситуации. На моё робкое замечание, а может ли Суминский рассматриваться как возможный жених, мол, я бы совсем не возражала. Татьяна одарила меня таким уничижительным взглядом и охарактеризовала предмет моей влюблённости как "голодранца", который без денег родителей, без штанов останется. Да и у родителей денег не густо и они сами планируют выгодно пристроить своего красавчика — сыночка. А если на службе или в свете вдруг станет известна правда обо мне, хоть при правильном поведении это и маловероятно, но на такой даже мизерный риск никто из Суминских никогда не пойдёт, а военная карьера ротмистра накроется медным тазом навсегда и окончательно. Словом, как закончила Татьяна "Нам нужен ЖЕНИХ, а не такой кудрявый охотник за приданым!"...
Как мне это не было грустно, но возражать, коль я доверилась, было последней глупостью с моей стороны. И вообще, жизнь в нашем рабочем районе давно отучила меня от романтических соплей в вопросах устройства личной жизни. Да, фактически с Татьяной мы обсуждали как меня выгоднее и лучше продать, но от того, что мы бы это цинично не называли своими именами, разве бы что-нибудь изменилось? Здесь общество, в котором живут и решают мужчины, а женщинам отведена роль собственности отца или мужа. И если бы Ковырин был дворянином, а я дворянкой, то сбежать мне было бы в разы труднее. То есть на уровне простолюдинов ещё встречаются браки на почве чувств и эмоций, а вот выше нормальная ярмарка невест, где всё имеет свою цену и для чувств там оставлено микроскопическое отверстие для виртуозов способных чудом в него проскользнуть. Ну, не только двухголовые козлята рождаются иногда, но бывает, и женятся по любви, только по частоте такие события примерно одинаковы.
Суминский записал меня в трактире Ковыриной Авдотьей Самсоновной, и мы решили пока ничего не менять. Но как только срок моего проживания закончится, у меня уже будет другое имя, и я переберусь на съёмную квартиру, что гораздо больше приличествует порядочной девушке. Для формирования этого образа уже вечером Татьяна привезла мне на выбор троих девушек, Глашу я знала, двух других нет. Татьяна посоветовала мне взять Глашу и Надю. Глашу я брать не стала, а Надя мне понравилась и я ни разу потом не жалела о своём выборе. Двух девушек выставили за двери, а Надя с крестным целованием поклялась верно служить мне на принесённой иконе. Здесь это много значит. Рабства у нас нет, а вот теперь она ко мне привязана не меньше, чем если бы была моей рабыней. Тем более, что она мне ещё и благодарна несказанно. Ведь её взяли в салон и вскоре должны были привлечь к обслуживанию клиентов, а тут вдруг такое везение — её взяли в услужение, что в разы приличнее проституции. Татьяна между делом рассказала, что девушки в салонах делятся на три категории. Первая — это шлюхи, которые упиваются своей работой и считают её своим пропуском во вседозволенность и отсутствие любых правил и границ. Такие не отказывают себе ни в чём, пьют, курят, пользуются наркотиками и согласны вытворять с клиентами что угодно. Есть у них даже своеобразная бравада: чем хуже — тем лучше! Очень быстро скатываются на самое дно, живут не долго и заканчивают на улице никчёмными и опустившимися. Таких большинство, работа их ломает. Вторая — это проститутки, которые могут даже получать от своей работы удовольствие, ею не тяготятся, работают с удовольствием и огоньком, но не переходят каких-то моральных границ, оставаясь в каких-то самими себе установленных рамках. Такие даже порой заводят детей, пытаются скопить денег, завязать с проституцией и устроить свою жизнь без торговли собой. Если удалось выйти замуж, то часто становятся неплохими жёнами. Если же выскочить из замкнутого круга не получилось, то срываются, опускаются до уровня шлюх и кончают жизнь в канаве. Третья — это девушки, вынуждено идущие на торговлю собой. Такие работают вынужденно, без всякого удовольствия. Отличие первых двух категорий в том, что в отличие от третьей они готовы на что угодно, чтобы получить деньги. Они продадут не только себя любому маньяку, но и своих детей или лучшую подругу. Третьи всё время ищут способ вырваться из окружающих условий, для таких брак — это самый желанный выход. Из них выходят может самые верные и преданные жёны. Те из них, кто не сумел устроить свой брак, часто оканчивают в монастырях, где истово молятся, в надежде вымолить прощение за свои грехи, которыми они считают свою работу в публичном доме. Вот моя Надя как раз из третьей категории и я для неё спасение и выход, на которые она даже не надеялась. Ко всему она ещё и не глупая и молчаливая девушка, которая никогда не станет болтать лишнего и вообще ничего о своей барыне. Барыня — это я, если вы не поняли. И поэтому Татьяна в первый же приезд меня переодела в приличное платье, а не в тот наряд городской мещанки, в котором я приехала и который наивно считала вполне приличным...
А дальше началась учёба или скорее дрессировка. Уж не знаю, сама Татьяна до такого додумалась или её кто-то умный надоумил. Только устроили мне полное погружение. Не в смысле дайвинга с аквалангом, а в смысле французского языка. И даже записочки от Суминского мне зачитывали в переводе на французский. Наде запретили вслух при мне разговаривать, а наглая мадемуазель Элен, моя мучительница порой даже стеком меня пребольно шлёпала и Наде доставалось. На том же французском было обучение этикету и танцам. Для танцев стали ездить в зал. Ну, в номерах трактира ведь танцевать никак не получится. Ездить пришлось под плотной вуалью, что здесь в пределах допустимого, и благодаря этому никто меня в лицо за пределами номера трактира не видел. А на танцевальных занятиях, в зале, где дрессировали таких же молоденьких девчонок из дворянских и купеческих семей, было совсем не до новых знакомств, программа слишком плотная. А быть на этих занятиях не умаляет благородного достоинства. Тем более, что у меня был собственный учитель чем-то внешне напоминающий генералиссимуса Суворова из старого фильма, с таким же седым хохолком на почти лысой голове, личный учитель — это дорого и отношение ко мне здесь очень уважительное.
