Взгляд Несмотрящего

— Не понимаю, что тебя не устраивало в том, что было. — сказал Сэндз, — Тебе же нравилось.

Я помолчал. Он продолжал думать о сексе в тот момент, когда решалась наша дальнейшая судьба?.. Я мог ошибаться, но это слишком явно свидетельствовало о его небезразличном отношении к вопросу. Раз так, давай поговорим начистоту, Шелдон.

— Меня не устраивало, что тебя больше интересует мой член, чем я сам. — ответил я.

— Неужели твой член не является самым ощутимым продолжением твоей высокодуховной натуры, силы, мужества и прочих безусловных физических и духовных достоинств?

— Почему-то мне кажется, что ты не думаешь о моих душевных качествах, лежа со мной в постели, и тем более не заботишься о них, покидая ее.

Разговор принимал очень откровенный оборот. Но если уж выяснять отношения, то делать это честно.

— Эль, не будь бабой. Этот разговор мне напоминает сентиментальные возгласы героинь мыльных опер "Я так любила вас, я отдала вам всю душу и сердце! А вам нужно было только мое тело! Как жестоко я ошибалась!" — он превосходно изобразил в лицах весь драматизм, переполняющий тонкую натуру героини. Мне стало противно.

— Сэндз, мне не нужен голый секс. Мне нужно хотя бы дружеское отношение ко мне. Если так тебе будет понятнее, то меня не возбуждает равнодушный ко мне человек. Физически — да, ты способен развести меня. Но я этого больше не хочу. И этого больше не будет.

— Потрудись объяснить, что значит "дружеское отношение".

Сэндз не двигался, только тонкие пальцы нервно крутили поблескивающую в темноте зажигалку.

— Уважение, а не твои вечные проезды на мой счет по моим любимым мозолям.

— Какое отношение мой повседневный стиль общения имеет к сексу? Ты можешь упрекнуть меня в том, что во время него я каким-то образом проезжался по твоим мозолям? Как же, прости за нескромный вопрос, ты умудрился их ТАМ заработать? Или, может быть, ты скажешь, что тебе не доставляло удовольствие то, чем мы занимались?

— Доставляло, и ты это знаешь. Мне не доставлял удовольствия именно твой стиль общения. — Я не давал ему сойти с нужной мне темы. Мне было очень важно выяснить, чем же для него являются наши с ним "отношения"... Потому что мне нужно было от него гораздо больше, чем секс. Я пока не говорил этого вслух... Я не говорил этого даже себе... Но кое-какие из кинутых мне в лицо фраз из недавнего нашего разговора заставили меня очень серьезно задуматься о том, что я сам к нему чувствую. — Для меня секс — не забава, Шелдон. Он — одна из граней близких отношений двух людей. Если ты не собираешься быть близким ко мне в обычной жизни, между нами не будет ничего. Только то, что ты вызываешь во мне желание, не является для меня поводом лечь с тобой в постель.

— Если под близостью отношений ты подразумеваешь поцелуйчики, нежности и прочие розовые сопли, то этого не будет, Эль. Если хочешь знать, коли уж мы говорим начистоту, как я к тебе отношусь, то ты для меня напарник, или, если хочешь, партнер. Я не скрываю, мне нравится трахаться с тобой. Глупо было бы это скрывать. Зачем ты все осложняешь? Только не говори, что тебе хотелось бы быть близким с таким дерьмом, как я.

— Если бы мне не хотелось, наверное, я не стал бы требовать от тебя близости, правда? — спросил я.

— Раз уж ты такой знаток в чувствах, то ты понимаешь, что близости нельзя требовать, она либо есть, либо нет.

— Именно. Сейчас ее нет. И мне очень жаль этого, потому что я хочу, чтобы она была. Я говорю не о той хрени, которую крутят по телевизору. Я говорю о близости как о дружбе. Ты постоянно стремишься так или иначе унизить меня. Не знаю, зачем ты это делаешь, но мне это совершенно не нравится. Если ты считаешь меня идиотом, то признай честно, что я нужен тебе лишь как источник дополнительных острых ощущений, а не как напарник. Я не хочу быть для тебя ходячим членом с пистолетом, понял?

Сэндз нервно рассмеялся.

— Эль, неужели тебе будет приятно, если специально ради тебя я прижмусь к тебе, — он наклонился, положив руку мне на колено, — и скажу, — он зашептал прямо в ухо делано-тонким голосом с нарочито трагической интонацией, — "Эль, ты мне нужен, ты мне просто необходим, я жить без тебя не могу. Только в те редкие минуты, когда я лежу в твоих объятиях, я чувствую себя по-настоящему живым! Только рядом с тобой я забываю, в каком дерьме погрязла моя жизнь! Только твое тепло может растопить ту толщу льда, которая сковала мое несчастное сердце!" — он слегка отстранился, — Неужели ты поверишь такой чуши?.. Или тебе ЭТО надо? Если надо, я могу повторить еще раз.

— Повтори. — я повернулся к нему, — Только не ломаясь. Ты же говоришь правду.

Наполовину я блефовал, я не был уверен... Но Сэндз отшатнулся.

— Да пошел ты на хуй! За кого ты меня принимаешь?

Так значит, я прав...

— За человека, который так боится показаться слабым и одиноким, что корчит из себя охуенно крутой ледяной айсберг. — жестко сказал я. И мне самому от этого было больно.

Сэндз заметно побледнел, его рука потянулась за пистолетом. Я понимал, на что я иду, говоря ему все это. Он мог пристрелить меня сейчас, чтобы не оставлять свидетеля собственной слабости. Чтобы и дальше продолжать считать себя гордым и независимым одиночкой. Или же он мог признать, что я прав. А я уже знал, что я прав. Я не знал только, хватит ли у него сил согласиться с этим. В те редкие минуты, когда после секса мы еще продолжали лежать вместе, я чувствовал его тепло и его беззащитность. Он казался мне тогда просто мальчишкой, тоскующим, запуганным, загнанным в угол, но слишком гордым, чтобы признаться в этом хотя бы самому себе. Я обнимал его обеими руками, притягивая к себе, и он подавался ко мне — внешне почти спокойно, но внутри — с отчаянной жаждой тепла и защиты. Я помнил это, я это чувствовал. Даже то, как он вырывался и отталкивал меня, уходя с гордо поднятой головой, будто для него ничего не значило мое существование, выдавало его целиком. Он мог обманывать всех — себя, весь мир, но только не меня. Слишком гордый... Слишком одинокий... Мальчишка.

— Пристрелишь? Давай. Докажи, как ты безмерно крут у нас. Пристрели и скажи, что я для тебя ничего не значу. И живи свободно, тебя же так напрягает моя вечная забота... Ты же так хочешь от нее избавиться. Да? Ну, избавься.

Мне было больно, что приходится говорить ему это — но иначе я не мог. Иначе мне было до него не достучаться.

— Я докажу тебе свою крутизну иначе.

Резко притянув меня к себе, он поцеловал — нет, впился зубами в мои губы. Поцелуем эту серию укусов сложно было назвать. Я крепко обнял его за плечи, чтобы он не смог вырваться чтобы не вздумал пожалеть о своем внезапном порыве. Сэндз и не думал сопротивляться — он зло и страстно вжимался в меня всем телом. В какой-то момент мне показалось, что он просто хочет меня задушить. Я прижал его к себе, насколько позволяли ограниченные возможности машины. Я перетащил бы его себе на колени, если бы не этот чертов руль. В его яростной горячности я слишком хорошо слышал сейчас отчаянный, громкий вопль: "Не уходи!!" Нашарив молнию на моих джинсах, он рванул ее вниз, дернул пояс, чуть не выдрав из него пряжку. Едва ли не со стоном оторвавшись от моего рта, он жадно накинулся на меня. Губы, дыхание, острый язык почти обожгли меня. Он взял мой член в рот сразу так глубоко, как только мог. Не ласка, а почти насилие. Как будто бы он мог умереть, если бы я запретил ему это.

— Шелдон...

Он застал меня врасплох. Я не ожидал от него такого. Я не думал сопротивляться и останавливать его... Да и невозможно было бы его остановить. Его ласка была похожа на пытку. Но пытку невыносимо желанную, горькую, сумасшедшую. Я положил руку ему на плечо. Он не останавливался даже для того, чтобы вдохнуть. Он словно хотел высосать из меня всю мою душу, и забрать ее себе. Навсегда. Закрыв глаза, я откинул назад голову. Не замечал, как кусал губы, чтобы сдержать стон. Фидео.. Лоренцо... эти двое могли вернуться в любую минуту... мне было все равно. Я непроизвольно подавался ему навстречу. Короткие прикосновения его зубов вызывали во мне слепящие вспышки страха и радости. Он изводил меня, доводя до умопомрачения, то почти заглатывая меня целиком, то отстраняясь и обдавая горяченным дыханием, едва прикасаясь языком и снова накидываясь. То сжимая губы так плотно, что почти причинял боль — то скользя вверх еле ощутимым касанием.

— Сэндз...

Кажется, я сжимал в кулаке его волосы. Я не помню. Кажется, я стонал очень громко. Не знаю. Я слышал только, как сдавленно застонал он, когда непроизвольно сильным движением я прижал его голову к себе, не давая пошевелиться. Ты хотел забрать себе мою душу, Сэндз? Вот она. Пей до капли.

Он поднял голову, тяжело дыша. Улыбнулся. Пальцем вытер уголок губ намеренно подчеркнутым жестом.

— А теперь я хочу тебе кое-что сказать. Я сделал для тебя то, чего не сделал бы ни для кого другого. Для меня нет большой разницы — трахнуться, поцеловать или отсосать. Мне нравится, как ты стонешь, когда ты кончаешь. Но ты, Эль, ты сам — ничего для меня не значишь.

Он спокойно закурил, отвернувшись.

— Эль!.. — Фидео выглядел очень обеспокоенным, и он был один, — Эль, я нигде его не нашел... Лоренцо нигде нет, — Фидео обеспокоенно смотрел на меня, ожидая, очевидно, что сейчас я все брошу и пойду искать... Я и в самом деле потянулся рукой открыть дверцу, но Сэндз жестко перехватил кисть:

— Лоренцо недоумок. Наверняка у него очередная истерика. Нет смысла терять время и искать его.

Кто бы говорил об истериках...

Мелодично запиликал мобильный, Сэндз взял трубку:

— Да. Да. ОК.

Повернувшись к Фидео, он продолжил, не давая мне времени вставить слово:

— Ты можешь остаться и поискать его. Если найдешь, возвращайтесь и ждите нас на квартире.

— Но...

— Это даже хорошо, мы поедем одни, — он перебил Фидео раньше, чем тот успел возразить, — Если с нами что-то случится, будет кому выручить.

Отпустив мою руку, он резко скомандовал:

— Поехали.

Я медлил...

— Поехали, кому говорю! — он повысил голос, — Диего не станет ждать.

Возле дверей нас встретили. Человек, очевидно, из свиты Диего, спустился с крыльца и проводил нас внутрь дома. Там нам пришлось подождать в маленькой гостиной. Она мало чем отличалась от любой другой гостиной в любой другой квартире, принадлежащей хозяину с небольшими деньгами. Наверное, потому Диего и согласился помочь. Интересно, какую сумму составят все его проценты?...

У Сэндза было застывшее, напряженное выражение лица. Оно изменилось, только когда он услышал голос Диего:

— Ты здесь? Заходи.

Я направился было вслед за Сэндзом, но Диего остановил меня:

— Тебя не приглашали. Только он.

— Сэндз?.. — я взглянул на него, но он отвернулся в другую сторону.

— Жди здесь, — коротко и четко. Я пожал плечами. По крайней мере, отходить от двери я не собирался. Жаль, оружие отобрали при входе — "из соображений безопасности".

— У меня все готово. Как я и обещал. Что у тебя? — голос Сэндза был приглушен, но я мог разбирать слова. Послышался смех Диего:

— Обижаешь. Комар носа не подточит!

— Окей. — голос Сэндза через небольшую паузу, шуршание бумаг. — Ты помнишь про...мои...личные требования? Чтоб здесь без накладок. Это важно. — Интересно, что это еще за личные требования?.. Какие уступки он выторговывал себе?.. Наверное, льготный билет на ближайший рейс в Европу. В один конец. Бизнес-классом.

— Стареешь, Джеффри.

— Не называй меня Джеффри, пидор старый... — в голосе Сэндза послышалась ядовитая усмешка.

— Кто бы говорил... — Диего не уступал ему в язвительности. Сэндз немного натянуто рассмеялся:

— Мы всегда найдем общий язык...

— И используем его по назначению... — подхватил тот.

— Безусловно.

Сзади послышались мягкие шаги по ковру. Я не успел обернуться.

Удар.

Боль.

Темнота...

Тусклый свет сквозь закрытые веки вызывал нудную тяжелую боль в затылке. Бетонная крошка ледяным холодом впивалась в лицо. Пол был холодным... твердым... Лежать на нем не было никакого удовольствия. Но вариантов не предлагалось.

Я медленно приходил в себя. Голова казалось налитой болью по самые уши. Кто-то не поскупился для того, чтобы уложить меня. Даже думать было больно. Дышалось и то плохо.

Где я?.. И кто я?.. Ладно, ответ на второй вопрос я прекрасно знал и удар не вызвал у меня никакой амнезии, как должно было бы быть по законам мексиканских сериалов...

Где Сэндз?..

Резкое движение заставило меня непроизвольно выматериться вслух... Я прилег щекой обратно и прижался виском к спасительно холодному полу.

Сэндз... Где он и что с ним?.. Имеет ли он какое-то отношение к тому, что я сейчас нахожусь здесь — или он сам стал такой же жертвой алчности Диего?.. Или мое присутствие здесь — это одно из его "личных требований" наравне с билетом в Европу?.. Да нет... Не может быть... Он не может быть таким...

Хм. Ты уверен?.. Может, он опасался, что ты увяжешься за ним и будешь продолжать навязывать свою неусыпную заботу?.. Может, он всего лишь воспользовался шансом избавиться от нее?

Нет...

Нет?..

Нет, я не верю. Он не может.

Не может?..

Он не подонок!

Ты говоришь о Сэндзе?..

О, черт...

Пару часов спустя боль начала утихать. Все это время я не шевелясь, лежал на полу. Пользы от движения сейчас не было никакой. Несколько раз за дверью я слышал чьи-то шаги. Но ко мне никто не заходил. Голосов или криков тоже не было слышно. Интересно, сколько я провалялся без сознания?.. И где все-таки Сэндз?..

Я начинал серьезно беспокоиться за него.

А Лоренцо?.. Фидео?.. Надеюсь, они нашли друг друга. Но лучше бы им не приближаться к этому месту. На то, что они даже будучи вдвоем, смогут вытащить меня (и предположительно Сэндза) из этого каземата, надежды не было.

Придется рассчитывать только на свои силы. Удавалось сбегать раньше, повезет — сбежим и сейчас.

Я наконец решил подняться. Камера была бетонным прямоугольником два на пять метров. Дверь, кровать, удобства. Практический примитивизм. В зарешеченное окошко в двери виднелась только часть стены напротив. Других окон здесь не было. Ах, да — лампочка на потолке ватт 40...

Я сел на свалявшийся матрас. Если бы мне узнать как-нибудь, где сейчас Сэндз... Если меня не убили сразу, значит, были шансы выжить. Хотя если Диего заложил нас Доминго, нам могут устроить образцово-показательную казнь. Что ж, когда-нибудь обязательно придется умирать. Но если есть шансы — постараемся выжить. Где Сэндз?..

Мысли ходили по кругу.

Я лег на кровать, подложил руки под голову.

Наверняка здесь чем-нибудь кормят... хотя бы изредка. Если охранников будет хотя бы двое, у меня есть возможность справиться... Жалко, оружия нет. Черт бы побрал эту жадную сволочь Диего...

В коридоре послышались приближающиеся голоса. Кажется, мне удалось заснуть... А что еще мне было здесь делать?..

Загремел открывающийся засов, я приоткрыл глаза. Трое. Дьявол... Трое вооруженных придурков в камуфляже — это много для одних только голых рук.