Мой кодекс ведьм. Части 1 и 2

— Папа, как ты мог?!

Генерал оторвался от тарелки, расправил плечи, глаза, как перед атакой, блеснули желтоватым огнём, стукнул кулаком по столу и рявкнул:

— Что папа?! Девочка сделала то, что обязана была сделать! Лучше чем она, никто бы не сделал! И не смей её обвинять!

— Вы не правы, Константин Петрович! — вклинилась Изольда. — Варвара поступила безответвенно — рисковала не только собой, но и нашим малышом!

— А вы, Изольда, помолчали бы! — продолжал разоряться генерал. — Не понимаете военную стратегию — нечего подливать масло в огонь!

Ужин прошёл в тягостном молчании. Даже девчонки притихли, не понимая, почему ополчились против мамы.

Ночью мой муж отодвинулся от меня на самый край кровати и обиженно сопел. Я предприняла попытку помириться — придвинулась к нему и попыталась обнять. Он мою руку сбросил. Я улеглась рядом на спину и сказала:

— Я ведь предупреждала тебя — со мной будет трудно.

— Я знал, что будет трудно, но не подозревал, что так трудно.

— Ну разведись со мной! — сказала я со слезой в голосе.

Егор замер. Потом притянул меня к себе, крепко обнял.

— Размечтался, косоглазый, — пробурчал. — Не дождёшься. Ещё и отца в свои авантюры втягиваешь! Союзнички!

Мир в семье был восстановлен.

Утром 31-го декабря все были радостно возбуждены. Егор, генерал и девочки наряжали ёлку, Бас ходил вокруг ёлки и трогал лапой игрушки, которые раскачивались и это его забавляло. Изольда и Полинка готовили праздничные угощения. Я пыталась им помочь, но меня быстро выпроводили из кухни. Я попыталась помочь наряжать ёлку, но и тут оказалась лишней.

— Пойду-ка я с живностью погуляю.

Все с радостью эту идею поддержали.

— Правильно, пойди погуляй, не путайся под ногами. Только недолго, на улице сыро. Да и Мадам скоро Степаниду с Василисой привезёт. — сказал Егор.

Я потеплее оделась, взяла Фрикса на поводок. Бас первым метнулся из квартиры — играть с игрушками ему надоело, лучше поохотиться на голубей.

Когда вышла из подъезда, зазвонил телефон. Звонил Доброходов.

— Подруга, — прошептал он. — Ты где?

— Живность выгуливаю.

— Это хорошо, а то я боюсь тебе домой звонить. Подгребай в наш парочек, через десять минут буду.

Я неторопливо пошла в сторону парка. Там отпустила Фрикса, а сама стала прогуливаться по аллее. Через какое-то время увидела Доброходова, который спешил мне навстречу. Ссадины на лице у того стали подживать, кое-где был налеплен пластырь. Подошёл, обнял меня, сказал:

— Если бы ты знала, подруга, как я испугался, когда увидел тебя входящей в логово бандитов!

— Чем ты им насолил, Володечка?

— Подвёл под 257 статью УК, бандитизм, отсидели по семь лет. Решили поквитаться, ещё и денег срубить. Ты здорово с ними разделалась.

— Очухались?

— Очухались, поют как соловьи. Друг на друга вину валят, не могут понять, что с ними произошло. Журналюги меня достают — что за новое оружие изобрели наши спецслужбы по борьбе с терроризмом. Мы, конечно, те, которые посвящены, отмалчиваемся и говорим: "Военная тайна".

— Как-то всё-таки информация просочилась на телевидение, хотя я знаю, Мельбрайн запретил снимать.

— Разбираемся, Варь. Будь спок, разберёмся.

Мы ещё какое-то время поболтали и распрощались. Я позвала зверей и пошла домой.

После обеда приехали Мадам, Степанида и Василиса. Родственники перезнакомились. Остались довольны друг другом.

Степанида положила руку мне на живот, прислушалась и заявила:

— Шустрый, поганец. Но силён, ох и силён. Намаемся мы с ним. А вообще-то парень правильный.

Я обняла Степаниду и расцеловала.

— А тебя, паршивка, жаль, что в детстве не пороли. Спасать она вздумала на восьмом месяце беременности! Ещё и генерала с ребёнком втравила! Правильно муж обижается. Ну да ладно. Хорошо то, что хорошо кончается. Погощу у тебя недельку, за бубочками соскучилась.

Я обрадовано засмеялась.

Новый год встретили весело. Девчонки пели и танцевали, Степанида, Василиса и Изольда от них не отставали. Всю посленовогоднюю неделю старшее и младшее поколения ходили на праздничные представления, благо Егор позаботился заранее о билетах. После Рождества Степанида засобиралась домой. Пригласила к себе Изольду и Константина Петровича. Те с радостью согласились. Девчонки тоже не возражали погостить недельку у бабушки. Пришлось вести семейство двумя машинами. Поехали Мадам и Егор. Я осталась одна с живностью в пустой квартире. Позвонила Наталье, пожаловалась на одиночество. Та, не долго думая, предложила устроить небольшой сабантуйчик. Обрадовано согласилась, за сотрудниками я скучала. Договорились встретиться в 14 часов. Я приоделась, подкрасилась, чмокнула Фрикса и Баса, тот недовольно поморщился и укоризненно покачал головой — опять тебя куда-то нелёгкая несёт, нет чтобы лежать на диване и меня гладить.

— Не скучайте. — сказала я. И отправилась на работу.

Предварительно заехала в ближайший супермаркет, купила несколько бутылок хорошего коньяка, конфет и другой всячины.

На работе меня встретили приветственными криками. Начальник погрозил пальцем:

— Пороть тебя надо, шороху наделала!

Я рассмеялась.

— Уж больно много желающих, господин полковник!

Тут и конечно, Доброходов с Лёшей и Русланом подтянулись. Расселись за празднично накрытым столом. Ребята выпили за прошедший год, вспомнили интересные дела. Пили за новый год, за предстоящие интересные дела. Рассказывали анекдоты, много смеялись, шутили. Доброходов красочно описал моё перед бандитами и как я расправилась с тремя здрровенными лбами. Я смотрела на лица моих друзей, смеялась, шутила, но мне было грустно, как перед долгим расставанием. Я понимала, что в моей жизни наступает новый этап, наверное, интересный и волнующий, но мне почему-то очень хотелось остаться в этом, в котором я жила последние пять лет.

В последний месяц перед рождением ребёнка тирания семьи в отношении меня достигла невиданных размеров. С моими желаниями никто не хотел считаться. Выходить из дому без сопровождения мне было категорически запрещено. "Там скользко, ты можешь упасть", "Садиться за руль категорически нельзя, на дороге полно идиотов, вдруг резко затормозишь, ударишься о руль". Даже полюбившееся в последнее время занятие — лежание на диване в обнимку с Басом — не приветсвовалось. "Варя, не залёживайся, походи лучше!".

Особенно меня доставали ежевечерние прогулки с Егором по слякотной промозглой улице. Для этой цели он притащил жуткий пуховик, в котором, по его мнению, мне должно быть тепло и легко. В этом пуховике я походила на тёток с базара. "Ничего, — говорил Егор. — Твои европейские шубки продувает ветер, ты замёрзнешь!". Перед прогулкой Егор натягивал на меня мерзкие рейтузы, надевал сапоги без каблука, тёплый свитер, какую-то невообразимую шапку, этот уродливый пуховик, затем ещё и шарф. Потом меня выставляли на лестничную площадку, чтобы я не запарилась, пока Егор одевается сам. Я пыталась возражать, но всё это было бесполезно — на меня смотрели укоризненно, как на неразумного ребёнка.

Даже мои дети попали под влияние деспотичной семьи. "Мамочка, не наклоняйся, ребёночку неудобно!", "Мамочка, пей морковный сок, он полезный!".

Единственным глотком свободы была моя Мадам, которая приезжала каждый день и увозила меня поразвлекаться. Моей семье это не нравилось, но с Мадам спорить никто не решался. Мы с Элеонорой уезжали иногда за город, иногда бродили по городу, заходили в знакомые ресторанчики, где я ела то, что мне хочется, а не то, что полезно, много болтали. Мадам просила меня сдерживать эмоции, так как даже она не могла предсказать реакцию ребёнка.

24 февраля приехала Мадам, чтобы отвезти меня в частный роддом. Вдруг Егор категорично заявил, что он будет присутствовать при родах и на шаг от меня не отойдёт. Этого мы с Мадам не ожидали. Я разозлилась не на шутку, хотела устроить грандиозный скандал и что-нибудь разбить. Но вспомнив наставления Мадам, изменила тактику. Села на диван, закрыла лицо руками и тихо заплакала. Егор испуганно на меня уставился, бухнулся на колени, обнял меня вместе с животом.

— Маленькая, любимая моя, что ты, почему плачешь?

— Егорушка, — сказала я и обняла его за шею. — Пожалуйста, не хочу, чтобы ты присутствовал при родах! Это зрелище не красит женщину, ты меня разлюбишь! А я этого не хочу! — при этом взглянула на Мадам и подмигнула. Она ухмыльнулась и послала мне воздушный поцелуй.

— Любимая, — сказал довольный Егор. — я тебя никогда не разлюблю. Как хочешь, так и будет.

Было решено, что при родах будет присутствовать Мадам, а Егору было позволено стоять возле дверей родзала, переживать и слушать мои вопли. Потом он может поселиться в моей палате, держать меня за ручку и любоваться наследником.

При родах я не кричала, Мадам постаралась. Даже схватки были терпимыми. Когда доктор взял ребёнка на руки, он вскрикнул, а потом рассмеялся. От неожиданности тот чуть его не выронил, но всё обошлось. Ребёнка обмыли, одели и уложили счастливому Егору на живот — пусть привыкает. Через какое-то время меня тоже отвезли в палату. Егор задыхающимся от счастья голосом сказал:

— Варя, он так внимательно меня рассматривал, а потом улыбнулся! По-моему, я ему понравился!

В палату зашла Степанида. Поцеловала меня, Егора, на глазах блестели слёзы. Погладила малыша по головке, а потом стала на колени, подняла руки, то же проделала Мадам и сказала:

— О высшие, сделайте милость, произведите обряд посвящения!

Тут же в комнате материализовались семь улыбающихся старух в чёрных одеждах. Они по очереди брали ребёнка на руки, что-то говорили на незнакомом языке, а потом надели ему на шейку какой-то оберег. Такой же надели и на меня. И исчезли.

— Что это было? — спросил ошарашенный Егор. — Я сплю?

— Нет, сынок. — сказала Степанида. — Не спишь. Мы тебя предупреждали, что связал ты свою судьбу с необычной семьёй и сын у тебя необычный. Привыкай. Это твоё решение и твой крест. Неси его достойно. Не можешь понять — просто прими. Хотя у тебя есть выбор, мы неволить никого не станем.

— Нет, — серьёзно сказал Егор. — Не нужен мне выбор. Я люблю Варю и люблю своего сына. Другой жизни мне не надо.

Степанида согласно покивала, повернулась к кроватке, взяла малыша на руки.

— Ну что, обалдуйчик? Есть хочешь? Иди к мамке.

Положила его рядом со мной. Я обняла сынишку. Он потёрся головой о грудь, ищя сосок, нашёл, блаженно закрыл глазки.

— Признал мамку, негодник. — засмеялась Степанида. — Варя, начинай его учить — рассказывай о нашей жизни земной, познакомь сначала с древними мудрецами, расскажи о древних цивилизациях... Да сама знаешь, не буду тебя учить. А мы с Мадам передадим ему премудрости нашего ведьминского ремесла.

— Послушайте! — возмутился Егор. — Кого учить? Его дело есть, спать, пачкать памперсы и расти здоровым! Он ещё ничего не понимает!

— Ой ли?.. — покачала головой Степанида. — Сынок, ты подходишь к нему с обычными человеческими мерками, как к обычному ребёнку. А он другой, запомни, другой. И чем раньше начнёшь его учить, тем лучше для него, меньше глупостей совершит по малолетству. Конечно, Высшие будут каждый шаг его отслеживать, но, чует моё сердце, трудно за таким уследить, силы много, а ума мало пока.

Егор удивлённо посмотрел на меня.

— Варя, он правда что-то понимает? Он же только родился.

Я рассмеялась.

— Егор, человеческий мозг задействован только на 5 процентов, а у него уже процентов пятьдесят. Он ещё ничего не знает, но способен воспринимать информацию очень быстро, а потом и анализировать её с той же скоростью. Понимаешь?

Егор пожал плечами.

— Ну если вы считаете, что нужно учить — будем учить. Я ему умные книги стану читать, отец — военное дело преподавать...

Дверь открылась и в палату несмело вошли мои девчонки. Подошли к моей кровати и с любопытством уставились на малыша.

— Мамочка... — прошептала Маруся. — Какой он маленький! Мы тоже такими были, когда родились?

— Конечно, моя хорошая, такие же маленькие и беспомощные.

Следом в палату просочились Изольда и Константин Петрович с огромным букетом красных роз. Изольда расцеловала Степаниду и Мадам, чмокнула меня в щёку, погладила малыша по ручке.

— Ну копия мой Егорка! — всхлипнула и вытерла платочком совершенно сухие глаза.

— Как мы назовём пацана? — спросил генерал.

Егор вопросительно посмотрел на меня, я пожала плечами.

— Назовём Тимофеем. — веско заявил мой муж.

— Пусть будет Тим. — согласилась я.

Девчонки засмеялись, подхватили:

— Тимка, Тимка!

Ребёнок оторвался от груди, внимательно посмотрел на девочек и тоже рассмеялся.

Изольда всплеснула руками.

— Варенька, что это с ним? У него взгляд совершенно осмысленный!

— Запомните, — встрял Егор. — Мой сын — необычный ребёнок, он будет очень умный, и его с детства, то есть прямо сейчас, нужно учить. Ты, отец, будешь ему рассказывать о своих любимых мореплавателях, а так же военную историю, ты, мама — об истории театра, Шурочка — о шахматах, я — о математике, а Марусенька — об искусстве. Всем всё ясно?

Притихшее семейство согласно закивало. Правда, Константин Петрович попытался возразить:

— Егорка, зачем ребёнку голову забивать? Детства лишать? Ему нужно шалить и всякие пакости делать.

— Нет, я сказал. — Егор всё больше входил в роль главы семейства. — Шалить и пакостить он и сам научится, а вы должны должны учить Тимофея чему-то полезному. И никаких "сю-сю"! И Варюша так считает.

На это у домочадцев возражений не нашлось.

Из больницы было решено забрать нас с Тимом завтра, поэтому Мадам с Изольдой и девочками поедут в детский супермаркет и запасутся всем необходимым для малыша, а Константин Петрович, Егор и Степанида отправятся домой, так как в супермаркете "толку от них никакого". Наконец родственники распрощались и уехали.

Мы с сыночком остались одни.

Я встала, взяла малыша на руки, покачала.

— Ну что, сынок, познакомился с родственниками? Хоть они и большие, ты должен их опекать, потому что ты сильный, а они слабые, просто люди, но твои родные люди. Давай я положу тебя в кроватку, поспи, ты потрудился сегодня. Отдыхай.

Положила малыша в кроватку, поцеловала и он сразу уснул. Я бесцельно побродила по палате. А потом прилегла и тоже уснула. Натрудилась.

Проснулась, уже когда нянечка принесла обед. Ребёнок ещё сладко спал. Я пообедала, проболтала с нянечкой. А тут и Тим проснулся. Мы его помыли, переодели. Я покормила и уложила в кроватку.

Дверь палаты слегка приоткрылась — заглянула Наталья, взглядом спрашивая: "можно"? Я приветливо махнула рукой. Наталья вошла, а за ней несмело втиснулся Ваня с цветами.

Уполномоченные представители родного агентства, Наталья с Ваней, меня расцеловали, поздравили, сказали, что завтра, к выписке из роддома, подтянутся все остальные, а их послали узнать, когда же наступит этот торжественный момент.

Я рассмеялась, сказала, что пусть подходят часам к одиннадцати.