Материнский инстинкт

Яна глубоко вздохнула.

— И всё же вы пытались её спасти ценой собственной жизни.

— Я не знаю, сколько мне осталось, пожалуйста, сохраните мою тайну. — Глаза старушки смотрели пристально, не мигая, точно такой же взгляд демонстрировала кошка.

— Как к вам кошку пустили? Разве можно?

Анастасия Павловна неуверенно улыбнулась.

— Нельзя, Мурочка сама пришла, я ей окно открыла.

Яна встала.

— Я никому не скажу. Вы итак настрадались достаточно. — Она подошла к двери и, взявшись за ручку, кинула последний взгляд через плечо. — До свидания.

Покинув палату, Яна почувствовала облегчение. Чужое прошлое давило на нее словно бетонная плита, не давая нормально дышать и думать. Она выбежала из больницы и позвонила Иннокентию.

???

С третьего этажа гостиницы, которую выбрал Кеша, была видна больница. Высокий корпус родильного отделения, детского, но, к счастью, не травматологию, этот корпус как раз очень удачно заслоняло здание поликлиники. Яна задернула фиолетовые шторы и села на диван.

Номер состоял из двух комнат и предназначался для четырех человек, скромный и строгий, выдержан в оттенках фиолетового. Два смежных помещёния соединялись через общую ванную комнату. Большие панорамные окна, безликая мебель с минимальным количеством деталей. Она казалась современной и одновременно потертой. Удобства в виде телевизора и холодильника разделились поровну по комнатам, видимо тот, кто выберет "зрелища", сможет обойтись без "хлеба".

Кеша увлечённо тыкал пальцем в планшет, просматривая почту. Его лицо мрачно кривилось, он недовольно бурчал себе под нос. В архиве не удалось раздобыть полезную информацию. Оказалось, что Славянск, бывший чуть больше полувека назад станицей, хранит документы весьма своеобразно. Записи о тех, кто родился после пятидесятых не находятся в ведении архива. Так что поездка туда оказалась бессмысленной тратой времени. Именно это он сейчас и узнал из интернета. Можно было не расходовать силы и обаяние на хмурых женщин, оберегающих метрические книги, как философский камень.

Яна растерянно бродила по комнате, не зная, чем занять время ожидания. Демьян задерживался и не удосужился позвонить, объяснить причину. Женщина переставила стаканы на столе, выровняла покрывала на кроватях, соорудила двух бумажных аистов без помощи книги, приготовила бутерброды и остановилась у телевизора. Кеша бросил не нее короткий взгляд. Яна выглядела уставшей и подавленной.

— С ним всё в порядке.

Женщина включила новости и только потом ответила.

— Я знаю, что с Демьяном всё в порядке. Просто хочу быстрее узнать, что он выяснил.

Кеша отложил планшет и расслабленно потянулся.

— Завтра наш корабль отчалит от этих печальных берегов. Я предам эти дни забвению, а в Краснодаре куплю контрамарку в Цирк. И вам советую почистить черепную коробочку.

— Хотела бы я научиться так легко забывать, — мечтательно протянула Яна и невидящим взглядом уткнулась в телевизор.

Дверь скрипнула, и в комнату вошел Демьян. Он казался взволнованным и раздраженным.

— Вы уже ужинали?

Вопрос удивил Яну своей неуместностью. Женщина подошла к холодильнику и постаяла на столик тарелку с бутербродами. Демьян переоделся, помыл руки и вернулся к друзьям. Они наблюдали за его неторопливыми действиями, словно зрители за фокусником, неотрывно и жадно. Мужчина взял бутерброд и сел на диван рядом с Яной. Она развернулась и нетерпеливо спросила:

— Что ты узнал? Подозрения соседки подтвердились?

Кеша в ожидании ответа наклонился вперед, но Демьян не торопился и сначала хорошо прожевал.

— Свидетельств о рождении не было. Мать Анастасии Павловны рожала дома и о том, что её семья пополнилась, сообщала только, когда дети умирали. Ни один новорожденный не прожил больше месяца. За три года умерли пять младенцев.

Яна прикрыла рот ладонью, её лицо вытянулось.

— Как можно за три года родить пятерых?

— В принципе можно, если они были недоношенными. на счёт этого нигде не сказано.

Кеша нервно закусил губу, Яна зло выпалила:

— Рожала, словно копировальный автомат, а потом взяла и так просто утопила предыдущих четырех детей. Да она монстр!

Демьян потянулся за пультом и выключил телевизор. Его пристальный взгляд остановился на собеседнице.

— Видимо, Анастасия Павловна была в сознании, и вы побеседовали. Что ещё она сказала?

Яна почувствовала себя неуютно. Её мучили сомнения, что пересказ трагических событий будет неубедительным и точно не произведет такого эффекта на слушателей, какой произвела Анастасия Павловна своей искренностью и надломленностью.

— По делу — больше ничего. Она узнала, что родители утопили детей, потому что увидела фотографии, ну, те самые. А потом они наложили на себя руки. Анастасия Павловна корила себя за молчание и страх.

Кеша облегченно выдохнул:

— Я знал, что бабуленция непричастна! Я чувствую чернодушных людей. — Мужчина не столько обрадовался невиновности старушки, сколько тому, что его чутье не подвело, и он по-прежнему может доверять людям.

Яна тоже легко улыбнулась, но Демьян не разделял их хорошего настроения.

— В любом случае тараканы у нее специфические. Осталась жить в этом доме и регулярно любовалась жуткими фотографиями мертвых родственников.

— Она тосковала, — нашел оправдание Иннокентий.

Яна не стала спорить. Не ей судить, какие проявления тоски считаются нормальными.

— Это нас уже не касается. Убийцы мертвы, жертв никто не спасет, Анастасия Павловна наказана жизнью достаточно. Вернуться бы в Краснодар. А то мой больничный итак затянулся.

Едва закончились новости, Иннокентий отправился спать в соседнюю комнату.

— Не сидите долго. Сон для благолепия и телесного здоровья до двенадцати. Вам нельзя пренебрегать такими подачками от природы.

Яна приняла душ, и когда вернулась в помещёние, Демьян уже ушел в смежную комнату. Женщина почувствовала разочарование и даже немного обиду. Переодевшись в любимую спальную футболку, она выключила свет и нырнула под тонкое одеяло. В комнате мужчин почти сразу наступила тишина, она же выспалась днем и теперь ворочалась на постели в поисках удобной позы. Едва глаза закрывались, как в голове проносились фотографии детей, кожа покрывалась мурашками, а сердце начинало стучать с перебоями. Сон накрыл внезапно, словно кто-то нажал на кнопку для выключения сознания. В уши ударила громкая музыка, а вслед за ней гул множества голосов. Яна открыла глаза и ошеломленно огляделась. Она сидела на высоком стуле возле барной стойки. Просторное помещёние заполнилось танцующими парочками. Мужчин и женщин было поровну, и они вытанцовывали рок-н-ролл. Мелькали яркие юбки, скрипели башмаки, радостный визг и заливистый хохот разбавляли ритм мелодии. Яна почувствовала, что её пальцы держат прохладный продолговатый предмет, изумленно уставилась на высокий бокал с ядовито-зеленой жидкостью. Коктейль не вызывал желания выпить его. С другой стороны барной стойки нависла высокая дородная женщина. Яна с удивлением опознала в ней свою умершую бабушку, только порядком помолодевшую.

— Привет, Янковский, — Её губы растянулись в широкой улыбке.

— Бабушка Паша! — радостно воскликнула Яна. К ней ещё никогда не приходили родственники.

Пожилая женщина отодвинула коктейль в сторону и наклонилась ещё ниже, её шепот прозвучал напряженно и зловещё.

— Навести соседку, чуть не сгоревшую в пожаре.

— Сумасшедшую? — Яна напряглась.

Пожилая женщина огляделась и прищурилась, пытаясь рассмотреть кого-то в толпе. Её лицо пораженно вытянулось, в глазах промелькнула тень страха.

— Уходи отсюда! — неожиданно закричала она, — Просыпайся!

Яну протянуло через тоннель из цветных острых стеклышек и выбросило в фиолетовую комнату. Она села на край кровати и замотала головой. Футболка прилипла к спине, руки дрожали. тёмный силуэт на соседней кровати женщина заметила не сразу. Под впечатлением сна она чуть не закричала, руки нащупали рукоять пистолета под подушкой.

Знакомый низкий голос подействовал успокаивающе:

— Неудивительно, что тебя мучают кошмары.

Яна подобрала ноги и накрыла их одеялом.

— Ты сума сошел. Разве можно так пугать? — Она вернула пистолет на кровать и озадаченно потерла лоб. — Уписаться можно.

— Демьян поправил подушку и вытянул ноги вдоль кровати.

— Не ожидала, что я приду? Могу уйти.

— Нет уж, сиди.

Темнота в комнате была не полной, в щель между шторами пробивался свет от уличных фонарей, через несколько минут Яна могла разглядеть черты лица собеседника. Он выглядел сдержанным и собранным.

— Не могу представить тебя ребенком. Может, ты появился каким-то другим способом и миновал этапы детства и юности?

— Инопланетяне вырезали меня из цельного куска металла и продали на аукционе через интернет, — на удивление грустно отозвался мужчина. — Если честно, я был ужасным ребенком — не ласковым и упертым, а подростком совершенно невыносимым. Нудным, дотошным и мрачным.

— Не нужно на себя наговаривать.

Яна не смогла рассмотреть его улыбку, но по движению ушей поняла, что она появилась.

— Если человек говорит о себе гадости, это почти всегда правда. Я мог бы сказать, что я был эксцентричным, непонятым гением, и ты бы поверила. Потому что в хорошее верить проще, особенно если к этому примешивается симпатия.

— Ты был эксцентричным? — воображение тут же нарисовало образ Пеппи Длинный чулок.

— Самая большая моя странность заключалась в том, что я себя таковым не считал. В девятом классе школьники готовят выступление на тему: "Мое увлечение". У вас такое было?

Яна кивнула, потом сообразила, что в темноте кивок не заметен и добавила:

— Помню, было. Я тогда декупажем занималась, это и была тема моего доклада.

— Ожидаемо, — серьезно заключил мужчина. Темой моего доклада была жизнь сурикатов.

Яна не выдержала и хрюкнула.

— Где ты их нашел?

— Я ежедневно смотрел передачу о жизни сурикатов, записывал особенности их поведения, отношения в семье, даже сделал психологический анализ лидерства у этих мангустовых. — Демьян закинул руки за голову и закрыл глаза.

— Ты, наверное, покорил своим докладом уйму девушек.

— Одну покорил. Учительницу биологии. Она дала толчок к моему новому хобби — микроскопу. Представляешь, насколько я был популярным у одноклассниц?

Яна почувствовала, что улыбается. Впервые за последние дни она чувствовала себя почти безмятежно.

— Дай-ка угадаю: по популярности ты занимал место где-то между чучелом фазана в кабинете биологии и портретом Белинского в учебнике по литературе.

— Я не подозревал, что чудаковат, мне не доставляло это неудобства, а вот родители тяжело переносили мои странности, они разочаровались во мне ещё в детстве.

Улыбка на губах Яны угасла, она почувствовала, что Демьян коснулся очень болезненной для себя темы.

— Когда молодые родители мечтают о будущем детей, они не видят их в роли неудачливого, некрасивого, глупого человека. Ожидания всегда выше реальности и порядком приукрашены. Никто не мечтает, что ребенок будет изгоем или забитым заучкой, поэтому так сложно смириться с посредственностью.

Демьян какое-то время молчал, приподнявшись, скрестил руки на груди и нашел в темноте блестящие глаза собеседницы.

— Я хочу, чтоб мой ребенок был хорошим человеком. Мне этого будет достаточно.

— Ты так говоришь, потому что у тебя не было детей, — голос Яны предательски дрогнул, в этот момент она была рада, что темнота скрыла подступившие слезы. — Любовь к собственному ребенку — это что-то сумасшедшее, она ослепляет и не дает мыслить здраво. То, что раздражает в чужих детях, в своём видится как особенность характера. Другие чада могут быть упертыми, а твой — целеустремленный, другие — шумные и непоседливые, а твой — эмоциональный и подвижный, другие болтливы не в меру, а твой — прекрасно изъясняется для своего возраста. Это бесконечный список. Очень тяжело быть объективной, когда речь идет о собственном ребенке. Тебе будет недостаточно вырастить хорошего человека, ты даже не заметишь, как начнешь лепить из него идеальное существо.

Кровать под мужчиной скрипнула, он встал и, сделав несколько шагов, остановился напротив собеседницы. Яна подвинулась и коснулась ладонью простыни рядом с собой. Демьян сел, сохраняя спину прямой.

— Ты сегодня откровенна.

— Ты тоже. — Яна прижалась лопатками к спинке кровати и немного отодвинулась, горячее бедро мужчины чувствовалось даже через одеяло, эта близость волновала и пугала одновременно.

— Откровенность — это наркотик, она расслабляет, всасывается в кровь и делает беззащитным. По последствиям, она намного страшнее секса. Человек, которому ты открылся, станет тебе либо близок, либо ты всю оставшуюся жизнь не сможешь смотреть ему в глаза.

— Очень поучительно. — Яна почувствовала себя неуютно, с опозданием осознав, что действительно обнажила душу.

Демьян ощутил её напряжение и резко сменил тему.

— Знаешь, почему божья коровка так называется?

— Она дает молоко? — Яна ухватилась за возможность поговорить о чем-нибудь безобидном и даже странном, лишь бы не касаться личной жизни.

— Почти. Если прикоснуться к этой букашке, в изгибах ножек выделяется оранжевая жидкость. Это молочко ядовито. Даже тарантулы их не едят. Версий о происхождении названия, на самом деле, уйма. Мне нравится славянская: в древности считалась, что это насекомое может долететь до Бога и предать любую просьбу.

— Мило, — автоматически заключила Яна. — Спасибо что скрасил послевкусие от кошмара, но думаю, пора спать.

Демьян не предпринял попытки встать, его лицо повернулось к окну, узкий луч света отразился от его глаз.

— Думаю, ты права.

Женщина недоверчиво взглянула на собеседника.

— Насчет, пора спать?

— насчёт того, что ты мне интересна, — нехотя, словно смущенно признался Демьян. — Последнее время я действительно улыбаюсь гораздо чаще, хотя жизнь точно не стала более веселой, и поводов для этого почти нет. Вывод только один: я глупею от зарождающегося чувства.

— Это приятная новость.

Яна неосознанно придвинулась к мужчине и попыталась коснуться его руки, но он резко встал.

— Пора спать. Сейчас не время и не место. Детей будем делать в другой раз.

Яна даже не разозлилась на его искренность, граничащую с бесцеремонностью. Её взволновала сама мысль о том, чтобы родить ребенка.

— Я не готова снова стать матерью, — сдавлено прошептала она. Её руки расправили длинные волосы вдоль лица, колени плотно сжались.

Демьян вспомнил о смятой и старательно расправленной визитке частного детского сада.

— Готова. Уже готова.

13 глава

Яна не успела открыть глаза, как на её лице расцвела широкая улыбка, она задержалась на несколько секунд и соскользнула под натиском других, более жутких воспоминаний.

Сон женщины был розовый и воздушный, как сладкая вата. Демьян держал её за руку и вел вдоль кромки моря. Их ноги утопали во влажном песке, темная вода искрилась, воздух благоухал магнолиями. Это было настолько банально и напоминало заезженную сцену из романтической комедии, что Яна даже не подумала сомневаться в реалистичности происходящего. Молчанье объединяло их словно общая тайна, ночь окутывала, даря ощущение, что во всем мире никого, кроме них не осталось. Демьян постелил на холодный песок пиджак, сел на него и потянул Яну за руку. Нежно коснулся пальцами лица и наклонился. Сначала его поцелуи были несмелыми, словно первые неумелые касания подростка, потом он накинулся на нее со страстью, граничащей с яростью. Его руки скользили по одежде женщины, будто случайно приподнимали край футболки. И тут Яна почувствовала панику. Она хотела близости и боялась её. Боялась не понравиться и вызвать отвращение. Она уже не была молодой девчонкой с идеальной фигурой, беременность и роды оставили растяжки на бедрах, кормление испортило форму груди. Яна не чувствовала себя привлекательной и смелой настолько, чтобы продемонстрировать свои недостатки. Мужа она не стеснялась, потому что он был причастен к внешним изменениям не меньше нее, это происходило на его глазах и постепенно. Она почувствовала себя загнанной в угол и растерянной.