Нечего бояться

— Вы — само благородство.

— И не говори. Но ты, в общем-то, ожидания оправдала. На тот свет отправила немногих. Я не ругаю. Детей не жалко, а мужик сам виноват.

— Чего? — я подскочила.

На ум пришел всего один "мужик", и тот, по словам Ника, выжил...

— Освежить память? — Артур, вздохнув, убрал самокрутку в карман. — Дали тебе мальчонку, а он пожил парочку деньков и того... — усмехнулся, проведя пальцем по горлу.

Передернуло от омерзения, но я выровняла тон до спокойного:

— А мужик?

— Которому ты раскроила башню? — Он шуточно отшатнулся. — Мои ребятки сжигали его ночью. Темной-темной и страшной-страшной. Прямо ух, поджилки от страха трясутся. Передо мной не котеночек, а настоящий лев, который перебил всех врагов. Ладно, не пялься так, — Артур поморщился. — Мне объяснили, что он помер из-за собственной неуклюжести.

Я с трудом удержалась на негнущихся ногах. Ник обманул! Тот человек умер...

— Вы слишком хорошо осведомлены обо мне... — Голос охрип. — Мои друзья, занятия, связи с внешним миром. Вы следите за мной?

— Скажем так, — Артур выдержал паузу, — у меня хорошая память и уши по всему Коссу. Я обязан быть в курсе любых делишек врача, прости уж. Давай лучше стрелять. Жди тут, добуду тебе парочку блестящих патрончиков.

Обучение продолжалось с час. Мне показывали тактики, маневры, способы и прочую чепуху, которая вряд ли бы пригодилась в бою с обученными солдатами. Стреляли мало, берегли патроны.

Когда повечерело, Артур довел меня обратно до пустеющей комнатушки, выдал в руки Лекаря.

— Я тут подумал... Отдай-ка пушечку.

Он требовательно выставил ладонь. А когда получил пистолет, оповестил, что оружия я пока не получу, но ближе к четвергу — непременно. "Овечке нужны её зубки, чтобы погрызть волков перед съедением", — пошутил он напоследок.

Лекарь, рассматривающий под микроскопом кусочек чего-то, подозрительно напоминающего срезанную человеческую кожу, заявил, что мне стоит отдохнуть, а ему — записать наблюдения. Перед уходом он одобрил моё стремление помочь и добавил, что полный ящик шприцов ему ни к чему. Достаточно штук пятидесяти. Я поклялась, что заберу всё, что смогу унести. Если смогу...

Я целую ночь пролежала, глядя в черное пятно потолка. Смерть. Она оказалась совсем рядом, дышала в затылок. Появился странный соблазн: взять оружие и прострелить себе висок. Меня не растерзает толпа, не забьют военные. Мне не придется стоять в одиночку против всех. Я сама.

Наверное, поэтому Артур и не позволил оставаться с оружием. Чтобы я хорошенько подумала и не имела возможности смалодушничать.

Глава 14.

Весь следующий день всё валилось из рук, ломалось, барахлило.

Ник, к счастью, работал в две смены (расплачивался за ту ампулу) и долгого отсутствия не заметил. Говорить ли ему правду?..

Нет, тогда он попробует перевести огонь на себя, а в итоге погибнем мы оба. А у нас осталась неделя, даже меньше. Или да? Бесчестно по отношению к человеку, который вытаскивал мою шкуру из передряг, врать о скором расставании. Или нет?.. Он же обманул. Тот мужчина скончался, а он обставил это как ерундовый случай и даже парочку раз припоминал ради смеха. Дескать, от меня даже мертвецы уходят на своих двоих.

Всё разрешилось само по себе. Ник трудился, отсыпался, заходил мало, как и я — к нему. Он не отмечал в поведении нервозности, в жестах — волнения, в глазах — испуга. Мы общались крайне редко, и раньше бы я переживала, но сейчас радовалась каждой занятой минуте его времени.

В четверг из сна вытолкнуло ранним утром. Я дернулась, застыла и долго пялилась в окно. Рассвет только-только разлился кровавым пятном по серым небесам. Тот редкий предутренний миг, когда ни голосов, ни силуэтов, ни звуков... Сердце бешено стучало; я тщетно вспоминала, почему вспотела спина и онемели пальцы. Что-то должно случиться, но что?

На столе лежал пустой пистолет, а рядом — полная обойма. Спасибо Артуру за столь радикальное и очевидное напоминание.

Торопиться некуда. Что называется, можно в последний раз насладиться жизнью. Я пересыпала в чайничек остатки заварки, щедро добавила туда же сахара и заварила ядреную смесь: крепкую и приторную, как сироп. Нараспашку открыла окна, впуская в дом зимний воздух. И кружила по лаборатории, перебирала проводки, крупными глотками отпивала из кружки, дотрагивалась до мебели, пытаясь напоследок впитать нечто прекрасное.

Но текли минуты, в комнате поселился холод, чай кончился. Внутри ничего не происходило.

После, не запирая окон, собралась, зарядила пистолет. Тот сиял начищенным боком и казался тяжелой детской игрушкой, которая легко поместилась в карман.

Немногочисленные взрослые, собравшиеся на площади, ожидали, когда приедет машина и огласит гудком округу. Дети тянули матерей за рукава, просились домой. Люди не знали о привозе лекарств — иначе бы они давно гомонили, пихались, переходили со скандалов на драку. Я, выйдя в первый ряд, тоже ждала, для успокоения положив палец на спусковой крючок. Надеюсь, нечаянно не нажму.

Наконец, подъехал грузовик. Солдаты повалили наружу. Семеро, вооруженных так, что по сравнению с их автоматами мой пистолет действительно был игрушечным. Я первой добралась до ящика с красным крестом на боку и заявила, что на правах медика часть его забираю с собой. Военные отреагировали безразличием, но горожане...

Началось с ропота стоящих вблизи. Громовым раскатом пронеслось по толпе. Кто-то завопил, вторые принялись угрожать расправой, третьи неподвижно стояли — те, кто уже болен и лекарство им не поможет. Время остановилось. Даже снежинки падали медленнее, почти бесконечно долго. На площади в ранний час находилось около тридцати человек, не считая малышню. Сколько из них захотят прибить меня прямо здесь? А скольким расскажут о вакцине позже, и те повалят в лабораторию, если я по нелепой случайности выживу?

— Что она удумала? — разносилось по сторонам.

— Живо отойди, тварь!

Люди двинулись ко мне. Один за другим. Какая-то мамаша в гневе оттолкнула мешающегося ребенка, тот повалился в снег. Человеческий механизм ворочался, набирая мощь.

Вдох-выдох. Досчитала до пяти, выравнивая голос.

— Пожалуйста, разойдитесь, — без всякой пользы попросила я. — Эти меры необходимы для поиска вакцины.

— Как и дети, — со злой ехидцей припомнил мужчина в драной, неаккуратно залатанной куртке. — Уходи, пока можешь.

Выход остался всего один.

— Отойдите от лекарства!

Дуло было направлено в самый центр толпы, без конкретной цели. Реальной угрозы в тоне почему-то не звучало.

Многие остановились, но без повиновения — от неожиданности. Другие продолжали идти. Я направила оружие на одного из таких и отчеканила:

— Вам что-то непонятно? Вы сомневаетесь, что я выстрелю? Или забыли, что именно мне решать, кто получит медикаменты. Если забыли, свинец станет хорошим напоминанием на всю жизнь.

Я поверила сказанному. Это было так неправильно, непривычно и... легко. Слова не жгли губы, они хлестали по людям.

Смерть пристроилась рядышком и приветливо помахала. Наверное, жить оставалось не больше минуты. Мужчина в драной куртке сделал рывок, его поддержали одобрительными воплями.

Оружие не успело пальнуть. Первый удар пришелся под ребра, выбил дыхание. Второй повалил на землю. Я сжимала бесполезный пистолет, а по телу сыпались пинки. По ногам, бокам, груди.

Я попыталась отползти, но меня схватили за рукав, бросая обратно. Придавили живот башмаком.

Кашель смешался с хрипом. Следующий удар чудом не попал в челюсть.

Вместо звуков — стук сердца. Оно бьется повсюду: в ушах, затылке, кончиках пальцев. Я перехватила пистолет и все-таки нажала на курок. Пуля просвистела в воздухе, но нападающие отпрянули. Ботинок перестал упираться в ребра. Перекатилась, оперлась на ладонь, свободной прицелилась.

Выстрел, не целясь — некогда, да и бесполезно. Артур сказал: "припугнуть". Так точно.

Второй. Третий. Чей-то крик. Попала?

Солдаты медлили. Они, по струне прямые, готовые к атаке, глупо замерли на местах, точно в жизни не видевшие боя.

Женщины подхватили вопящих детей, разбежались кто куда.

Сплюнула кровью. Выставила пистолет. Сколько потрачено патронов? Нет, важнее — сколько осталось.

Четвертый. Пятый. Попала в мужчину, одетого в заштопанную куртку. Он схватился за живот руками, всхлипнул. Шестой. Сквозь толпу. Седьмой — под ноги. Восьмой... осечка? Лишь щелчки, один страшнее другого.

Значит, патронов в обойме не так уж и много.

— Начинайте, — вдруг донеслось со стороны военных. — Медик — не ваша цель.

И посыпались хлопки — как сотня лопнувших воздушных шариков. Я едва успела спрятаться за ящиками, пока не получила в спину от беспорядочных очередей. Впрочем, порядок был. Мертвецы падали, живые разбегались.

Кровавая бойня, случившаяся так недавно, не успела стереться из памяти. Солдатам отчитываться за людские потери не перед кем — они пристрелят любого. Оживленная площадь опустела: семь трупов, двое раненных, нетронутые люди в черных защитных костюмах — как тени. И я.

— Выходи, — командующий поманил ладонью. Его голос искажала плотная маска.

Я трусливо высунулась и на ватных ногах поспешила к раненому мужчине, одежда которого сменила цвет с грязно-желтого на бурый. Несмотря на его попытки оттолкнуть меня, склонилась, расстегнула пуховую старую куртку, опустила ладони на живот.

— Не двигайтесь. Я помогу вам. — С мольбой глянула на черные тени. — Надо чем-то стянуть...

По пальцам сочилась кровь. Мужчина сипел. Грудь вздымалась то часто-часто, то — невыносимо медленно. Он обхватил мое запястье. Но не отбросил, а прижал сильнее к ране.

Солдат, который должен был считывать карточки, неспешно направился к нам.

— Хоть что-то... — бессвязно лепетала я, сдувая мешающиеся волосы. — Любая тряпка... Что угодно... Чтобы держалось....

— Будет сделано, — солдат потянулся к поясу.

Мужчина приподнялся, посмотрел на военного как-то иначе: с уважением.

В следующую секунду человек в черном достал пистолет из кобуры и всадил пулю аккурат в лоб раненого. Голова безвольно упала на землю. Хватка ослабла. А из горла вырвался последний, самый тяжелый вздох.

— После поблагодаришь, — солдат брезгливо отпихнул тело.

— Не дождетесь...

Я вытерла руки о низ штанов. Поднялась. Огляделась. Второй раненый скончался без нашего участия.

— Ампулы твои, — с металлом в тоне отозвался командующий, передавая лом. — Надеюсь, оно стоило того.

Кивнула. Сдернула с ящика крышку, наспех заколоченную гвоздями. Один шприц, в верхнем ряду, был промаркирован: "Для врача У7". Прелестно, как заботлив Единство к добровольцам. Покрутила в пальцах и хотела было растоптать его каблуком, но остановилась. Вдруг пригодится Лекарю?

Непослушными пальцами я хватала шприц-устройства и кучей кидала их в рюкзак. Когда тот набился под завязку, рывком застегнула молнию, закинула за плечи. Тяжесть тянула вниз, но я выпрямлялась и шла, постоянно убыстряя шаг. В итоге неслась так, точно спасаясь от своры собак. Что было недалеко от истины. Странно, что никто не подкараулил в подворотне. Или стоит уточнить: пока не подкараулил?

Заперлась на все до последнего замки, закрыла окна и даже придвинула к ним шкафы. Чтобы было меньше вероятности, что в дом вломятся. Пистолет из обжигающего превратился в ледяной.

Носом бежала кровь. Я громко шмыгнула, облизала соленые губы. Дотронулась до вспухшей щеки. Закашлялась. В грудной клетке ныло больше всего; боль в животе и конечностях отдавалась редкими толчками.

Допустим, сегодняшний день я переживу — впрочем, это утверждение под вопросом. Допустим также, что ненависть поутихнет, и меня оставят в живых. А что дальше? Я обязана заболеть после зараженного шприца и сдаться правительству — обманывать дальше не получится. Или уйти в подполье, как Лекарь? Ха, где Лекарь и где я! Он — человек, которого следует опасаться. За седыми волосами и морщинистой кожей скрывается зверь. Подростка же, лишний рот, вряд ли примут в ряды.

В дверь заколотили.

— Впусти! — Крик дружелюбный, не рык и не рев. Но он явно не принадлежит Нику. — Приказываю именем военного Единства!

Я, зажав пистолет, приоткрыла дверь, выглянула. За ней, и правда, топтался солдат из числа тех, которые охраняли грузовик. Или иной; они в своей форме все одинаковые. Черные, пугающие и бездушные тени...

Солдат снял маску прежде, чем я успела по-настоящему испугаться военного в доме. Грин. Я поморщилась. Мы попрощались ровно так, как и следовало: без всякой теплоты. Тем более Грин знал о Нике, но ничего не предпринял. Какой же он друг?

"И ты до сих пор веришь в дружбу?" — тоскливо отдалось в мозгу. Детские игры кончились, какая дружба? Есть, как наверняка сказал бы Артур, выгода и разумность. И в данный момент разумно выслушать Грина, а не выгонять его.

— Ларка, ты зря настроила против себя город, — с порога начал он.

Я пропустила его в комнату и настороженно следила, как он усаживается на покрывало. Ботинок не стянул, и по полу расплылись мокрые следы.

— Кому не учить меня расположению, так это тебе, — ответила с хладнокровием.

— Я и не стараюсь быть приветливым, но понимаю, что иногда не стоит идти на принципы. А если бы в патруле стоял другой отряд? Наш главный пожалел маленькую идиотку. Остальным-то в кайф поглядеть, как бы тебя забили до смерти.

— Ты пришел, чтоб рассказать о геройстве своего начальства, — хмыкнула. — Передавай огромное спасибо.

— Нет, я тут по другой причине: не хочу, чтобы тебя растерзали. Меня отпустили ненадолго. Прошу тебя об осторожности и благоразумии...

Он повертел маску в пальцах точно ребенок из А-02, как мой давний друг. Я стряхнула наваждение.

— Тебе-то какое дело?

— Большое. Зачем тебе ампулы и откуда ты взяла оружие? Оно нерабочее, правильно?

— Не важно.

— Так и думал. Ты натворила много поступков, может, среди них и были хорошие — не мне судить, — он картавил больше прежнего, волнуясь и облизывая пересохшие губы. — Но тебя давно держат на прицеле. Ты кажешься нашим опасной. А лекарства всё равно не найти... Пойми наконец! Приезжали-то многие. Вначале обычные мечтатели... Следом старики, надеющиеся на опыт и мудрость. После — сорвиголовы и безумцы. И какой результат?

— Какой? — глухо повторила я, прекрасно зная ответ.

— Нулевой, — он изобразил большим и указательным пальцем круг.

Ты не прав. Был Лекарь. Интересно, в числе какой группы он посетил Косс? Главное — остался и практически добился цели, пускай и тайно.

— И что теперь? Оставлять людей вымирать за ненадобностью? — я оперлась на край стола. Дышать или двигаться было больно.

— Да, — четко и без раздумий сказал Грин. — Этот город гниет изнутри. Те, которых ты оберегаешь, сегодня почти разорвали тебя на куски. Кого тут спасать? Живи спокойно, забудь о всякой ерунде. Авось и найдется лекарство кем-нибудь с других участков.