Из его ответов понял главное, он не любил Сибири!
Теперь вспоминая те события, осознал всё под новым углом зрения и понял, что именно тогда я открыл причину распада нашей великой страны. Сейчас я твёрдо знаю! Отделение нашей братской республики, превращение её в независимое не братское государство имело одну главную причину. Весь народ этого нового государства не любил суровой Сибири и поэтому бежал от страны, страны, которой достался этот суровый край.
Даже сейчас они предпочитали жить в нищете, правительственной неразберихе, бардаке, но только без Сибири. Вот какой мужественный народ! Увы, это я понял только сейчас, а тогда я толкнул капитана в спину, выводя его из шока, и грубо сказал:
— Командуйте!
Майора я не трогал, пусть отдыхает старик! Хотя он тоже был в состоянии шока и по человеческим понятиям, нужно было его спасать, но я решил этого не делать, не маленький оклемается!
Очнувшийся капитан, держась от меня подальше, с трёх раз произнёс:
— Давай шевелись, езжай, в ..., эту тюрьму!
Водитель вздрогнул, обречённо вздохнул, завёл двигатель, включил сирену. Распугивая кошек, собак и немного народ, мы устремились к конечной цели нашего пути. Отчаянно сигналя мигающая проблесковым маячком и ревущей сиреной машина, остановилась у ворот тюрьмы.
Я для краткости буду называть её так, как она называлась в годы царизма, пока угнетённый народ не сверг власть угнетателя. Хотя думаю и тогда, и сейчас этот народ никто не спрашивал, нужно ли ему это. Сказали вперед и всё! А кто не пошёл? Просим, проходите, пожалуйста, к этой стенке, с врагами не возятся. Их перевоспитывают или ..., ну пуля тоже метод убеждения.
Машина только успела затормозить, а мои два помощника вылетели из неё, вместе, дружно подбежали к воротам и при помощи мата объяснили дежурному по КПП, кто приехал. Тот понял убедительный мат и включил привод открытия ворот. Медленно створки ворот поползли в стороны. Желая ускорить их движение мои помощники, вместе с присоединившимся к ним дежурным по КПП, принялись толкать их, но ворота были сильнее. Поняв это мои товарищи, впрыгнули на свои места в машине, душевно хлопнув дверями. Наш водитель этого не заметил. Так с сиреной и включённым проблесковым маяком, мы подлетели к крыльцу административного корпуса заведения. Стоявшая у крыльца "Волга" начальника местной конторы конфискованная без вопросов и сомнений нашим товарищем полковником взревев двигателем, отлетела в сторону.
Наверное, водитель подумал. Это нападение! Вот и принимал соответствующие меры безопасности, спасая доверенное ему государственное имущество.
Мои помощники и теперь присоединившийся к ним наш водитель бросились к дверце машины, где сидел я. Так, как ручка на двери была одна, а их трое, то завязалась короткая потасовка. За их борьбой с обречённым видом наблюдали вышедшие на крыльцо начальник тюрьмы пожилой полковник и его замы, два майора. За три дня наш товарищ полковник, так забил их цитатами и примерами с двух прочитанных книг, что они покорились судьбе и с радостью ожидали появления расстрельного взвода или палача-одиночки, монстра, который прекратит их муки. Смерть была избавлением от ежедневной пытки, которой их подвергали постоянно ...
В борьбе за право открыть мне дверцу машины, в этот раз победил капитан. Вытянувшись в струну, он замер у открытой дверцы. Побеждённые противники тоже замерли, но с ясно выраженной досадой на лицах. Стоявшие на крыльце тюремные работники тоже застыли, приложив руки к своим фуражкам, они отдавали честь прибывшему начальнику. Как уже говорил все члены нашей комиссии ходили в гражданской одежде, а на ней погон нет. Поэтому местные товарищи козыряли всем подряд, на всякий случай, действуя по пословице:
"Кашу маслом не испортишь ..."
Я медленно вышёл из машины, с интересом осматривая внутренний двор бывшей тюрьмы, до этого случая в таких заведениях бывать, не приходилось. Но моё изучение местных достопримечательностей было прервано, растолкав офицеров, стоявших на крыльце по ступенькам небольшой лестницы, сбежал товарищ полковник. Подбежав ко мне, он сходу заключил меня в свои объятия, лишив возможности доложиться. Наверное, он очень скучал и переживал, лишённый общения со мной, ведь целых два дня проявляя невероятную изворотливость, я избегал его. И вот попался!
Объятия были очень крепкими, единственное как мог ответить на них, это похлопать его по спине. Что и сделал. У меня не было другого выхода, тогда за тёплое однополое отношение была очень строгая статья, в уголовном кодексе и в ней не было ни слова о том, как эти отношения происходили, по обоюдному согласию или нет. Наш руководитель воспринял это похлопывание, как сигнал к окончанию ритуала братания. Разомкнув объятия, заботливо поддерживая меня под руку, он повёл меня к корпусу тюрьмы, где содержали преступный элемент.
Мои помощники, оттолкнув несчастных руководителей тюрьмы, пристроились за нами. Покорившись доставшейся им судьбе, мальчиков для битья, руководство учреждения поплелось в конце нашей колонны. Только мой водитель в процессии не участвовал, он остался охранять наше транспортное средство.
Процессия прошла двор и вошла в старое мрачное здание. И я увидел место лишения свободы во всей красе. Глухие коридоры, освещённые лампами, установленными в разнообразные светильники разных эпох, перегораживали перегородки, сваренные из прутьев толстой арматуры, выкрашенных краской зелёного цвета потемневшей от времени. Стоявшие у этих перегородок контролёры в засаленной форме, открывали перед нами двери. Двери тоже были сварены из толстой арматуры и запирались на древние, вваренные в них замки.
Контролёры прятались за этими дверями из арматуры, наверно раньше они умели перемещаться между мирами, но теперь это умение потеряли.
Конечно, сначала мы поднялись на второй этаж, где кипела ударная стройка. Там под руководством нашего товарища полковника, ставшего теперь прорабом, шёл ремонт камер с учётом совершённого побега. Стены, пол и потолок камер теперь перекрывал каркас из сваренных решёток, материалом для решёток служила двадцати миллиметровая сваренная арматура. Потолок и стены штукатурили, а пол заливали 30 сантиметровым слоем бетона. Из такой камеры не убежит даже мышь!
Я выразил своё восхищение всем увиденным. Тогда зардевшийся от похвалы товарищ полковник-прораб вспомнил о своём долге. Извинившись передо мной, он убежал гонять рабочих. Своим поведением наш товарищ напомнил мне члена правительства-прораба в предвоенные годы строившего московское метро. Кстати об этом факте, мне до сих пор не понятно, почему метро назвали метрополитеном имени В.И. Ленина? А не ..., но это не моё дело, отмечу общую черту обоих товарищей прорабов, их объединял энтузиазм и добротность. Меня это не удивляло, ведь оба прораба были старыми членами одной и той же партии. Увы, во всём остальном они были дети разных народов.
Уходу товарища полковника, как я заметил, был рад не я один, некоторые товарищи были рады гораздо больше.
Этим уменьшимся на одну важную персону, но оставшимся дружным коллективом мы спустились на первый этаж. Двое вооружённых автоматами солдат охраняли двери запертой камеры, места свершившегося побега. Начальник заведения достал два полукилограммовых ключа и открыл дверь. Войдя в камеру, окинул её взглядом и сразу похоронил версию о сообщниках из охраны. Из этой камеры не бежать мог только очень ленивый или кристально честный человек. Выглядела она очень убого.
Прогнившие доски исторического пола покрывала стяжка из потрескавшегося цемента слоем сантиметров в пять. В имеющуюся дыру было видно, что земля под полом за сотню лет с момента постройки здания просела и была уже ниже фундамента. Особо опасным рецидивистам терять было не чего, вот и воспользовались создавшимися обстоятельствами. Позже, я узнал многое об этих "рецидивистах", в том числе ещё об одной причине, толкнувшей их на побег. По моему глубокому убеждению, эта причина, была основной и единственной, ибо оба особо опасных рецидивиста были обычными алкоголиками. Больными людьми. Четыре месяца пребывания в камере предварительного заключения, без доз привычного алкоголя это не сахар. Они спасались, как могли, иногда пили "чефир", но это не спасало от алкогольного синдрома. А тут представился шанс! Вот и бежали, прокопавшись под разрушенный прошедшим временем фундамент, вышли у пивных автоматов. Где такой же грязный и испитый народ лечил себя пивом. Думаю, отобрали у кого-то пару стаканов пива, взбодрились и исчезли, растворившись среди своих собратий алкашей.
Вот только куда исчезли? Этот вопрос нам нужно было решить, иначе ..., вот об этом думать не хотелось. Хотя тогда начальству за любую неудачу только пальчиком грозили, были всегда простых исполнителей живущих там внизу. Мы были присланы из центра и могли надеяться уцелеть ..., прекращаю говорить о неприятном будущем, до него ещё предстояло дожить.
Пока я предавался этим мыслям, товарищ майор действовал, он организовал себе помощников. Вручив рулетку двум замам-майорам, он гонял их по камере. По его указаниям они замеряли стены, высоту фундамента, размеры отверстия в полу, размеры выходного отверстия. Он трудился, составлял план камеры и все данные подкопа, я ему не мешал. Бумажки майор писал и составлял грамотно, основательно, согласно всем инструкциям и рекомендациям, мне до его умения и его знаний было очень далеко. Настоящий профессионал в этом деле он был докой. Попросив начальника заведения, доставить моего майора, когда он закончит в контору, направился к выходу. В своей импортной одежде я выглядел чужим, в этом суровом, грязном и облезлом мире ограничения свободы человека. Моё желание быстрее покинуть это мрачное место, лично мне было понятно и не обсуждаемо. В сопровождении начальника шёл по коридорам СИЗО, контролёры отдавали мне честь. Отвечал им капитан. Мог бы отвечать и сам, но придерживался уставов, которых практически не знал в силу специфического прохождения самой воинской службы. Здесь руководствовался догмами слышанных речей:
"Дооррогие товарищи! К пустой голове, руку не прикладывают! Мы не американцы!" Эти слова нашего героя Генсека звучали в моей голове.
Водитель на этот раз успел первым, он стоял у открытой для меня задней дверцы с видом победителя поглядывал на товарища капитана.
"На-ка, выкуси!"
Это выражение ясно читалось на его лице. Я и подумал:
"Может дать каждому из них по дверце? Ублажить?"
Именно с таки мыслями сел на заднее сидение "Волги", водитель закрыл за мной дверцу и побежал на своё штатное место. Взревел двигатель, машина рванула с места, под вой сирены, распугивая редких прохожих и ещё более редкие машины, мы доехали до крыльца конторы. Здесь товарищ капитан открыть мою дверь, успел первым. В реквизированном нашим товарищем полковником и теперь представленном мне кабинете дверь за хозяйским креслом вела в маленькую комнату. Там находилась так называемая комната отдыха. Это был остаток тех дней, когда отец всех времён и народов мог позвонить в три-четыре часа ночи любому руководителю. Отсутствие ответа на телефонный звонок могло стоить не только места, оно могло стоить и жизни, не зависимо от должности отсутствовавшего на рабочем месте чиновника. Те времена ушли, но эти комнатки так и остались. Мне она очень пригодилась, она служила мне столовой, и сейчас в ней был накрыт стол. Деликатесами меня не удивишь. Зина столы накрывала, дай Бог каждому! Но здесь была настоящая экзотика жизни! Густой украинский борщ с большими кусками мяса, обжаренная курица, рыба и моя слабость ..., котлеты по-киевски! А ещё стояли блюда с горячими пирожками пяти видов.
Время обеда прошло, но есть всё равно почему-то хотелось!
Я предложил товарищу капитану разделить со мной трапезу. Он отказался, занял место перед дверью кабинета, охранял мой покой. Хотя в мой кабинет никто не рвался, очереди посетителей не наблюдалось.
Я поел и позвал часового-капитана, он зашёл и честно доел все остатки моего обеда. Не думаю, что он голодал. Папа и родители его жены были люди у власти. А он ел и кейфовал! Ведь он сидел на моём месте! Ел из тех же тарелок что и я!
Извращенец! Но ему наслаждаться этим счастьем не мешал, слишком большая радость светилась на его лице. Пусть наслаждается.
Пока он ел, я думал.
Проблемы одна за другой всплывали передо мной, а решений не было. Этому удивляться не стоит. У меня не было ни опыта проведения оперативно-розыскных мероприятий, ни даже теоретических знаний как это делать. Уже более десяти лет я прослужил в грозной конторе, но прослужил в отделе, который опытные оперативники называли ..., нет, не буду этого говорить. Додумайтесь сами! Чем отдел занимался? Уже рассказывал. Большая часть работников собирала слухи, а небольшая часть сотрудников отдела, сидя в управлении, разбирала, подшивала, систематизировала полученный материал, заносила всё в картотеку. Вот и назовите все эти действия, одним словом. Назвали?
Вообще-то был у меня один выход, забиться в угол и не мелькать перед остальными. Это было нормально и обычно, но тогда меня давил кураж. Ведь по всему выходило, что мне нужно было вступить в схватку с криминальным миром, его возможностями и ресурсами. Это был вызов мне, моим мечтам, системе, которую я представлял, поэтому спрятаться в уголке и просто отсидеться, я не мог. Приходилось принимать вызов. Тогда, здесь будете смеяться, вспомнив, как я глумился над нашим руководителем, я начал вспоминать всё из прочитанных детективов и приключений. Постепенно в голове оформился план начальных шагов, осталось только следовать ему ...
Когда счастливый капитан предстал передо мной, я изложил ему задание. Через полтора часа весь в пыли он положил передо мной шесть запыленных папок и две новые. Строго по количеству судимостей беглецов.
Подвинув к себе первую папку, я углубился в чтение. Читал и всё больше удивлялся, меняя папки уголовных дел, по существу читал одно и то же дело, изложение преступленных деяний "рецидивистов". Наверняка, уголовный мир весь повесился бы, узнав как эти люди стали особо опасными рецидивистами. Тогда это умели делать, умеют ли сейчас? Утверждать не берусь, ибо теперь от этого всего живу очень далеко. Но те прочитанные дела запомнил прекрасно так, как все дела в этих папках были написаны как под копирку ...
Первая судимость. Двое восемнадцати летних парней выпили, отмечая перейденный ими жизненный рубеж. Они жили в одном дворе, но постоянно собирались в квартире, где жил один из них на два месяца младший первого. Причина этого была в том, что у первого в двух комнатной квартире жили бабушка, отец с матерью и он с сестрой, а второй жил вольготней.
Их двухкомнатную квартиру занимали бабушка, старшая сестра и он. Поэтому они и избрали её штаб-квартирой. Семьи как понимаете, были пьющие. По этой причине парни от традиций семьи не отказывались, они от души выпили дешёвого суррогатного вина. Ну, а какой праздник без песни? Они вышли во двор уселись на скамейку и запели. Кобзон, Боярский, Антонов думаю, от горя, что у них такие конкуренты, узнав, минимум три дня не выступали бы. Но один зловредный старикан ветеран, пенсионер, который ничего не понимал в пении. Он сделал им замечание! На увлечённых пением парней оно не подействовало, они только на мгновение прервались и послали заслуженного человека по известному адресу. Увы! По старости лет он не знал, где это, поэтому вооружился палкой и вышёл во двор. Дальше грянул тяжёлый и кровавый бой. Старость уступила молодости. Старика увезли в больницу. Молодых победителей в камеру при местном отделении милиции. Потом их поместили в КПЗ. Следователь оценил их работу и талант. Суд поддержал его. Им вручили премию. Поездку на зону по статье 206 части 2 УК УССР. Так начался их путь к вершинам славы. Через 2 года они вернулись.
