Муи медленно кивнул, осознавая всю глубину и широту предлагаемого ему договора.
— Понимаю. Но у меня два вопроса. Первый: как ты можешь говорить от лица Конохи?
— Вам что-нибудь говорит слово "Корень"?
Муи подтвердил собственные предположения.
— Второй вопрос: что помешает тебе кинуть меня?
Кьюджин улыбнулся:
— Здравый смысл? Знаешь, кто обычно предает союзников? — не дожидаясь подтверждения, Кьюджин ответил на собственный вопрос. — Трусы и слабаки. Те, кто боятся, что их предадут. И те, кто слишком слаб и опять же боится, что их предадут. Я предпочитаю простые решения. Как тебе такая логическая цепочка: я не предам тебя, потому что уверен, что ты не предашь меня. Ты не предашь меня, потому что уверен, что я уничтожу весь твой клан, если ты меня предашь. И это не угроза. Это констатация факта. Согласишься — получишь союзника, верного и способного с пониманием относиться к твоим интересам. Хотите расти и развиваться? Я не против, Коноха будет даже рада новому сильному союзнику. Но это дела будущего, а сейчас... Откажешься... — Коноховец развел руками. — Значит, не судьба.
Муи впервые за время разговора улыбнулся.
— Забавно. Эти рассказы про Суну...
Кьюджин кивнул:
— Правда. Ирония в том, что это была кара за предательство.
— Обнажен клинок... Сегодня цикады молчат... Он другом был...
Коноховец не стал никак комментировать хокку. Муи продолжил:
— Мне сложно вот так сходу принять твое предложение. Хотя не спорю, оно очень привлекательно.
— Не тороплю, — Кьюджин чуть склонил голову набок, — но и не тяните слишком сильно. Есть что-то срочное, что нельзя откладывать?
Муи кивнул:
— Да. Поединки на арене.
— Вам нужно, чтобы я дрался? Или что-то иное? — уточнил Коноховец.
— Сенчакра.
Смысла скрывать глава тюрьмы больше не видел. Всего скорее, он согласится на предложение. Было в Кьюджине нечто, чего не хватало старцу. Прямота. Четкие рамки, построенные на вполне понятных разумных основаниях. Да, в этом случае Муи получал подчиненное положение. Но здесь все сводилось к доверию. Старцу не было доверия, вообще никакого. А Коноховскому Палачу?
— Я могу поделиться и так, — пожал плечами Кьюджин, — если в разумных пределах. Но потом ты мне расскажешь, зачем она вам?
Муи улыбнулся.
— Конечно. Что же, я рад, что мы пришли к взаимопониманию.
Кьюджин поднялся и чуть поклонился:
— Взаимно. Врагов у меня хватает, не успеваю закапывать. А вот друзья появляются нечасто.
Глава 4/17
Дважды в день сеннин приходил на ринг. Не для того, чтобы драться с кем-либо. Просто вставал в центре и начинал свой танец. Танец, кажущийся одним и тем же, но каждый раз неуловимо отличающийся от того, что был в прошлый раз. И наблюдавшие за этим могли видеть, могли ощутить ту неуловимую в другое время разницу. Превосходство. Сеннин двигался неспешно, медленно, порой на миг застывал в положениях, в которых стоять неподвижно было невозможно. Наклонялся в сторону, замирал, но не падал. И двигался, чувствуя нечто, недоступное другим. И любой зритель мог видеть свет в темных глазах. Не слишком яркий, но заметный.
Но никто не видел того, что происходило внизу. В глубоких казематах Крепости, где артефакт, который вполне мог называться древним, медленно напитывался текущей сверху силой. Где человеческий ум пытался понять законы мироздания и подчинить их себе.
Человек, наблюдавший за тем, как темная едкая субстанция капля за каплей стекает вниз, на тела его созданий, искренне верил, что сможет достичь результата. Сможет подчинить себе законы мироздания. Сможет усмехнуться в лицо природе и богам. Он не был настоящим синоби, слишком слаб. Но был умен. И всю жизнь положил на то, чтобы умом заслужить себе место в этом мире. Но так было раньше, сейчас он верил в то, что не просто пробьется наверх. Он верил, что сможет стать чем-то большим.
— Достаточно.
Последняя капля упала на лоб тела, когда-то бывшего человеком, тут же впитавшись в кожу.
"Ты слишком нерешительный!"
Голос, шипевший, при этом как-то еще и рычащий, в сознание слово за словом, сочился нетерпением.
— Всему свое время, — тихо ответил Муку.
Голос мог слышать только он, и потому отвечать громко было нельзя. Он так и не решил, что это за голос, и где его источник. Но голос порой подсказывал, направлял, иногда даже предостерегал от ошибки. Но с каждым днем становился все нетерпеливей, кажется, он хотел увидеть результат сильнее, чем сам Муку.
"Чем больше силы ты в них вольешь, тем послушнее они станут. К чему эти бесконечно повторяющиеся попытки? Какую грань ты ищешь? Грань между неудержимой яростью и послушанием? Ее нет. Сколь бы много силы ты ни влил, эти существа станут лишь еще яростнее, но все равно будут подчиняться".
Муку очень хотелось приказать голосу замолчать, заткнуться, оставить его в покое хоть на какое-то время. Но это было бесполезно.
— Я должен быть уверен, что подопытный находится под контролем. Больше никаких ошибок.
На условно живых телах с вливанием темной субстанции, собираемой с артефакта, все более заметными становились изменения, внешние и внутренние. Бледнела кожа, вены темнели, глаза выцветали, вокруг глаз появлялся черный рисунок, пока только намеки, но...
"Они послушны. Они выполняют приказы. Они реагируют на зов. Что тебе еще нужно?"
Муку мотнул головой:
— Нет. Слишком агрессивны. Как цепные псы на коротком поводке. Они способны лишь кусать тех, на кого укажет хозяин. Этого недостаточно. Они должны уметь выполнять любой приказ в любой обстановке.
Прикованный к ложе бывший заключенный мог показаться мертвым. Ни единого движения, никакой реакции на внешние раздражители, и это ощущение было обманчивым. Стоило коснуться бледной тонкой кожи, как подопытный тут же дергался, начинал вырываться, пытаясь достать того, кто к нему прикоснулся. О послушании пока и речи не шло.
"Я уже говорил тебе о причинах, — шипел голос. — Я уже говорил, что ты делаешь неправильно".
— Нет! Я этого не сделаю! — цедил сквозь зубы Муку.
Голос в голове рассмеялся.
"Тогда у тебя ничего не выйдет. Все твои жалкие потуги — ничто. Ты топчешься на месте. И не получишь никакого результата".
Муку отмахнулся от голоса.
— Я уже все приготовил. У меня уже есть то, что нужно.
Он взял в руки свиток, заполненный сложными рунами и пропитанный той же едкой субстанцией. Свиток, который давал необходимый эффект. Муку поднял свиток и подал на него чакру, чувствуя неприятное покалывание.
— Замрите.
Но два тела, находившиеся в лаборатории, и так не двигались. Муку потыкал пальцем в одного из них, но никакой реакции не последовало. Улыбнувшись, он взял со стола скальпель и резанул по коже. Снова никакой реакции.
— Вот так уже лучше. Видишь? Ты видишь?! Не потребовались мне твои советы!
Но голос, вопреки обыкновению, промолчал. Умолк, впервые за долгое время.
В этот вечер Муи решил понаблюдать за сеннином, тем более, освободилось немного времени. Он смотрел, как двигается его новый партнер, и размышлял. Размышлял о важном и не очень. Например, о том, что будет делать дальше и как выстраивать взаимоотношения с Коноховцем. Кьюджин пока не намекал на то, что ему как-то мешает печать, но снять ее следовало, хотя бы в знак доверия. А еще размышлял над тем, почему сеннин открыто показывает эти движения? Уверен, что для стороннего наблюдателя они будут бесполезны? В этом есть смысл, повторить такое не сможет не сам Муи, ни кто-либо из этой тюрьмы.
В ложе вошел один из синоби, поклонившись.
— Мастер, пришел ваш сын.
Это было неожиданно. Раз поднялся из своих подземелий сам, значит, есть, чем похвастаться.
— Пусть войдет.
Синоби ушел, а через несколько секунд Муи ощутил резкий запах химии и всего того, от чего все еще отмывалась его любовница.
— Отец, у меня получилось!
Муи даже поднялся, разворачиваясь лицом к широко улыбающемуся сыну.
— Конкретнее, — он тоже был рад и не сдерживал своей улыбки.
Сын продемонстрировал свиток.
— Это контролирующий элемент. Сегодня весь день потратил, чтобы проверить его работу. Никаких проблем. Послушные, как дрессированные собаки. Не единого сбоя. Я даже привел двоих с собой, чтобы показать...
Отец с сыном продолжали разговор, а два подопытных стояли в коридоре неподалеку, изображая статуи, в сопровождении пятерых синоби клана. Стояли неподвижно, ожидая новых приказов. А затем почти синхронно повернули головы в направлении Кьюджина. Они не могли видеть сеннина, но отлично его ощущали. Синоби переглянулись, напряглись, но сделать ничего не успели.
Тем, кто стоял ближе, первым же ударом выпрямленных ладоней пробило грудь. Остальные успели дернуться, но не более того. Бывшие заключенные двигались быстро и били очень сильно. Закончив с синоби, они оба направились прямо на арену, к Кьюджину, но разными путями.
Первым выскочил на арену тот, кто уже сталкивался с Коноховцем ранее. Перепрыгнув ограждение, он присел на ноги, упершись в пол руками и подняв на Кьюджина лицо, оскалился, тихо зарычав. Коноховец бросил взгляд на ложе с Муи, соображая, что делать. Подопытный был настроен агрессивно, но драться сейчас в планы Кьюджина вроде не входило. Но на арену выскакивает второй заключенный, с другого направления, будто зажимая Коноховца в тиски.
На миг все трое замерли. А затем зеки бросились в атаку. Первый подскочивший к Кьюджину зек нанес удар ногой, который Коноховец легко блокировал. Сразу тем же образом атаковал и второй заключенный, но удар снова врезался в блок. Коноховец присел, уходя от удара рукой, и сразу сам нанес удар ногой по второму зеку. Тот отскочил назад, уходя от атаки. Первый снова атаковал рукой. Кьюджин перехватил удар левой рукой, нанося два удара правой по ребрам и снизу по челюсти. А затем пинком откинул противника от себя.
Второй тут же снова бросился в атаку, но Коноховец пропустил его мимо себя. Зеки накинулись на него вдвоем, атакуя с одного направления. Удар ноги Кьюджин отбросил блоком, удар руки блокировал, не успел отвести еще удар, из-за чего получил по ребрам ногой. Зек нанес прямой удар руки, но Кьюджин перехватил руку и перебросил противника через себя. Второй накинулся на него со спины, схватив за шею и потянул на себя. Кьюджин толкнул свое тело верх и, полетев вниз, с инерцией ударился спиной в противника, так же переворачивая его через себя.
В ложе, где Муи разговаривал с сыном, не замечая происходящего на арене, ворвался один из синоби.
— Мастер! Подопытные атаковали наших! Они на арене.
Глава тюрьмы обернулся и увидел, как сеннин дерется с заключенными.
Кьюджин уклонился от замаха рукой, пнул заключенного, который был за его спиной, и возвратным движением выкинул ногу вперед, ударив второго. Резко сдвинулся назад, ударяя локтем в грудь, а затем и по лицу, но тут же получил удар от второго. От второго удара уклонился, толкнув зека за спиной в того, что был спереди, и подогнав дополнительным пинком. Но противники удержались на ногах и снова бросились вперед.
— Муку! Останови их!
Парень поднял свиток, послал на него чакру, приказывая.
— Стоять на месте!
Никакой реакции, бой продолжался.
— Стоять на месте! — выкрикнул Муку.
— Бесполезно, — процедил Муи,и сам бросился на арену.
Откинув одного зека в сторону, Кьюджин чуть пригнулся, пропуская удар над собой и одновременно разворачиваясь вокруг своей оси. Уклонившись от удара, он на выходе сам ударил локтем по лицу зека, снова пригнулся, ударив в бедро и заставив присесть, резко выпрямился, схватил зека за голову, ударил коленом по лицу. Однако хруста не последовало. В этот раз подопытные были чуть помедленнее, но покрепче. Даже сильные удары не причиняли им вреда, только дезориентировали ненадолго.
Отец с сыном выпрыгнули на ринг, и Муку тут же повторил жест со свитком, направив в него чакру.
— Приказываю не двигаться!
Подопытные не реагировали. Муи, начал хмуро складывать печати, приказав соклановцам:
— Не приближаться!
Кьюджин блокировал левой рукой удар зека, атаковавшего со спины, локтем правой ответил ударом в живот, а затем добавил кулаком в лицо. Второй зек ударил ногой с разворота в голову, но Кьюджин пригнулся, однако не успел уйти от второго удара в грудь, отчего отшатнулся назад. Сразу перехватив атаку первого противника, заблокировав удар рукой, этой же рукой он ткнул зека в плечо. Сдвинулся ко второму, который уже начал удар ногой. Ударил на опережение по его ноге своей, а возвратным движением ударил по ноге другого зека. Пользуясь заминкой, поменял опорную ногу и ударил ногой в пах и этой же ногой по лицу.
Зек упал на спину, и к нему подскочил Муи, приложив ладонь к груди.
— Катон: Тенро!
Тело взревевшего от боли зека быстро покрыло пламя. Печать пыталась сдержать чакру. Чакра из-за минерала пыталась зарастить повреждения и действовала все сильнее. Печать, реагируя на чакру, все сильнее жгла тело. Замкнутый круг. За пределами ринга терлись синоби с цепями, готовые схватить второго зека, снова бросившегося на Кьюджина. Но теперь вместе с Коноховцем зека отоваривал еще и Муи. Вдвоем они просто били по очереди, не давая подопытному и шанса. В какой-то момент Муи приложил к его груди ладони и снова произнес:
— Катон: Тенро!
Второй заключенный вспыхнул. Ринг заполнился запахом паленой плоти. Кьюджин, машинально поглаживающий протез, вопросительно глянул на Муи.
— Небольшое недоразумение, — Муи бросил испепеляющий взгляд на сына, будто указывая, кого именно считает недоразумением.
— Отец! Я все проверил! Все было нормально!
Подобный колокольному звону, хохот шипяще-рычащего голоса в голове мешал нормально думать.
— Я бы спустился вниз и сам посмотрел. Зачем было тащить их с собой?!
— Отец, я...
— Все! Возвращайся вниз! И больше никаких действий без моего контроля!
Муку хотел еще что-то сказать, но помолчал и, понурившись, покинул ринг. Муи глянул на Кьюджина, тоже собирался что-то сказать, но Коноховец его опередил.
— Все нормально. Это было даже забавно. Но все же лучше контролируйте разработку. Пока безумный ученый под контролем, все отлично. Но стоит его отпустить — катастрофа. У нас собственный живой пример есть.
Муку спускался вниз, пытаясь не обращать внимания на хохот в голове.
"Ну что? Справился без моих советов? Обманул всех? А?"
Муку отмахнулся.
— Заткнись! Отстань от меня! Я узнаю, что произошло, и...
Голос снова засмеялся.
"Что ты узнаешь? Тела сожжены до состояния пепла! Ты и понятия не имеешь, почему твой свиток не сработал! А я знаю!"
Муку поморщился.
— И почему же?
"Да потому что и не должен был. Потому что это не ты со своим свитком контролировал их".
Парень остановился, уставившись в одну точку, будто смотрел на того, с кем говорил.
— А кто?
Снова смех, но уже другой. Не хохот, который издают те, кто наблюдает за чужой неудачей. Смех, предвкушающий.
"Артефакт. Его сила".
