Привяжи меня!

— Спасибо, — прошептала она. Отодвинувшись, она откинула волосы с его лица и улыбнулась. — Я знаю, с твоим отцом иногда трудно, но он тебя любит.

Начав спорить, он просто сделал бы ей больно; Стерлинг знал это, потому что пробовал десятки — или больше — раз, прежде чем сдаться. Пусть продолжает обманывать себя — в конце концов, это мелочь, и всем, кроме нее самой, нет до этого дела.

Джастина сидела за гранитной стойкой на огромной кухне и пальцами ела фруктовый салат.

— У нас есть столовые приборы, — сказала ей Одри, когда они со Стерлингом вошли в комнату.

— Знаю, но я не могу вилкой определить, какой виноград хороший, а какой — плохой. — Джастина подняла руку и пошевелила указательным и большим пальцами, демонстрируя их превосходство.

Одри подошла к духовке и открыла ее проверить запеканку.

— Я думала, что плохого винограда в салате нет.

— Никогда не знаешь наверняка. Бывает и плохой. — Джастина выбрала ягоду, сжала и положила рядом с чашкой. — Как этот.

Стерлинг поставил табурет рядом с ней и сел.

— Ты определяешь это на ощупь?

— Она мягкая, — сказала Джастина.

Стерлинг выхватил ягоду и покатал по ладони.

— По-моему, обычная виноградина.

— Нет. — Джастина нахмурилась. — Она плохая.

— Думаю, я съем ее и проверю.

— Нет! — Джастина поморщилась, когда Стерлинг закинул ягоду себе в рот. — Фу!

— Виноградина как виноградина, — сказал Стерлинг, жуя. — Мягковата, но на вкус нормальная.

— Кошмар, — сказала Джастина и бросилась вместе с салатом к раковине. — Это лазанья? — спросила она мать.

— Ну если тебе приходится спрашивать, чтобы узнать наверняка... — Одри печально покачала головой. — Наверное, она тоже плохая. Лучше мне ее выкинуть...

— Нет! — Джастина обвила мать руками за талию — ее голова уже доставала Одри до плеча. — Обожаю твою лазанью. А у нас есть чесночный хлеб?

— Домашнего приготовления, с маслом, — пообещала Одри, приглаживая волосы дочери. — Накроешь на стол для меня, пожалуйста?

— А может, сегодня просто поедим на кухне? — спросила Джастина. — Уилл же только приехал.

Одри закусила губу, и Стерлинг словно в живую услышал голос отца, который настойчиво твердил, что есть надо только в столовой, накрыв на стол, и возле каждого прибора должна лежать тяжелая льняная салфетка. То, что для Одри это означало дополнительную работу — потому что именно ей приходилось стирать и гладить белоснежные салфетки и натирать поверхность стола красного дерева до зеркального блеска, его не волновало; а то, что зачастую обедали они вчетвером, без гостей, к делу отношения не имело. Необходимо всегда соответствовать стандартам и соблюдать формальности.

— Ну, только один раз, — наконец сдалась Одри. Молчаливое "Не говорите отцу" само собой разумелось.

Не дожидаясь, когда его попросят, Стерлинг подошел к холодильнику, чтобы проверить, там ли салат — он не хуже Джастины знал, что к лазанье полагается чесночный хлеб и салат. Вытащив большую стеклянную чашку, он поставил ее на стойку и спросил мать:

— Хотите, я приготовлю гренки?

Одри уставилась на него, открыв рот. Наверное, это было самое удивленное выражение, которое он когда-либо видел на ее лице, что казалось довольно забавным, учитывая, что вопрос был про гренки.

— С каких это пор ты умеешь готовить?

— У меня есть друг, — сказал Стерлинг, потому что лучше не мудрить. — Он научил меня паре вещей. — Оуэн всегда умалял свои таланты на кухне, но еда, которую он готовил, всегда была съедобной и хорошо выглядела — эта комбинация не переставала восхищать Стерлинга.

— Ну кто я такая, чтобы стоять на пути прогресса, — сказала Одри и махнула рукой на печку.

— Я буду помогать! Покажешь? — спросила Джастина.

Чтобы порезать хлеб кубиками, посыпать его специями и поджарить на сковороде, которая, кстати, оказалась, новее тех, что достались Оуэну от родителей, много времени не понадобилось. Когда они закончили, Одри вытащила лазанью из духовки и порезала хлеб.

Ко всему этому подошло бы красное вино, но Стерлинг не стал предлагать. Ему уже несколько лет разрешали один бокал вина за обедом; Уильям считал, что мужчина должен уметь пить и ценить хорошие вина, но Джастина только наморщит нос, а Одри сделает лишь пару крохотных глотков. Поэтому он налил всем воды и улыбнулся, разглядывая салфетки с узором из остролиста на каждой тарелке.

Может, в кои-то веки каникулы пройдут хорошо, без всяких ссор. В конце концов, он же изменился, сессии с Оуэном научили его терпению и сдержанности. Теперь он знал, сколько готов выдержать от рук того, кому небезразличен, не сломавшись. Он хотел от Оуэна не только заботы и нежности, но не мог позволить себе надеяться, что тот даст ему это и еще кое-что.

Ну ладно — думать о том, что Оуэн отменит это дурацкое правило и что произойдет потом, было не лучшей идеей. Он сел за стол, бросил на колени салфетку и глотнул воды со льдом.

— Почему ты краснеешь? — спросила Джастина.

— Здесь жарко.

— Неправда. — Она схватила огромный кусок чесночного хлеба и впилась в него зубами. — Думаешь о своей девушке? У тебя же она есть? Она красивая?

— Джастина, говорить с полным ртом некрасиво, в какой бы комнате мы ни обедали, — сказала Одри, взглядом умоляя Стерлинга не отвечать.

Младшие сестры — настоящий геморрой; и как это он постоянно об этом забывает?

— Нет, у меня нет девушки, — наконец сказал он и добавил, чтобы уж точно сменить тему: — Я думал о том щеночке, которого мы нашли тогда в парке, помнишь?

Глаза Джастины загорелись.

— Да! Он был такой миленький, но папа не разрешил его оставить.

— За собаками надо присматривать, — дипломатично заявила мать, благодарно посмотрев на Стерлинга. — И они постоянно устраивают беспорядок.

— Все равно он был очень миленький, — повторила Джастина. — Когда я вырасту, обязательно заведу щенка. Двух щенков. Наверное, одного как у президента Обамы — какой он там породы?

— Португальская водяная собака, — сказала Одри.

Джастина кивнула, а Стерлинг сунул в рот еще кусочек лазаньи, которая оказалась так же хороша, как он запомнил.

— А может даже трех, — сказала Джастина.

— Целую стаю, — согласился Стерлинг, и разговор зашел о книге, которую недавно прочла Джастина — о стае диких псов, живущих на улице, и Стерлинг выбросил из головы мысли о том, что когда-нибудь ему все равно придется признаться во всем сестре.

* * *

Праздничная вечеринка следующим вечером прошла хорошо, в основном потому что Стерлинг сделал то, чего хотел от него отец — и все-таки появился там. Он изо всех сил старался держаться как подобает, ради матери и Джастины, поэтому надел скучный темно-синий галстук вместо радужного, который купил несколько месяцев назад и подумывал надеть, пока в последнюю минуту не передумал.

Он вернулся к себе, когда гости начали разъезжаться, решив, что вряд ли кто-то станет из-за этого переживать. К тому времени осталось всего человек шесть, и Джастина уже ушла спать.

Часом позже Стерлинг услышал на лестнице шаги отца. Он думал, что Уильям пройдет мимо к родительской спальне, но, к его удивлению, раздался громкий стук, и Уильям распахнул дверь так, что та с силой ударилась о стену.

Звук заставил Стерлинга, который сидел с книгой на постели, вздрогнуть.

— Что...

— Как ты смеешь так себя вести? — перебил его Уильям. — Пытаешься разрушить мою репутацию? — Низкий голос звенел от гнева.

— Каким же образом? — Стерлинг был искренне озадачен.

Уильям шагнул в комнату и свирепо уставился на сына.

— Ты намеренно игнорировал людей, когда они пытались с тобой беседовать, а потом исчез, не попрощавшись! Мне пришлось извиняться за тебя перед гостями! Я еще никогда не попадал в столь неловкое положение!

— О, а мне кажется, попадал, — заметил Стерлинг. — Вряд ли это первый раз, когда я поставил тебя в неловкое положение. Помнишь, как я получил главную роль в школьном спектакле?

— Тебе не удастся утащить нашу семью за собой в сточную канаву... все, ради чего я работал, все, чем пожертвовал...

Стерлинг отбросил книгу и встал, смотря отцу в лицо, потому что он всегда так делал. Уильям научил его не отступать, научил находить слабые места врага, манипулировать людьми и ситуацией в своих интересах. Он не думал, конечно, что сын будет использовать эти навыки против него самого, что, если подумать, было чертовски глупо с его стороны.

— Единственное, чем ты пожертвовал — это твоя семья! Я вырос, презирая тебя, а Джастина, да она тебя даже не знает. Отличная работа, папа. Гениальная.

Лицо Уильяма потемнело от бешенства. Боже, казалось, у него сейчас случится сердечный приступ или еще что. Стерлинг не понимал, что во время вечеринки могло послужить причиной этого взрыва. Его отец мог немного выпить, но даже пьяный вдрызг никогда не терял самообладания. Пожалуй, лучше разрядить обстановку и все такое.

— Послушай, что бы я ни сделал, это было ненарочно, ясно? Единственные, кто оставался, когда я ушел наверх — это твои приятели, с которыми ты играешь в покер, да они вряд ли вообще обратили на меня внимание. — И поскольку отец играл в карты с мэром и начальником полиции, Стерлинга это вполне устраивало. — А насчет того, что я кого-то там игнорировал... кого, ради бога? Да я сегодня умудрился побеседовать с половиной города!

— Не спорь со мной и не огрызайся! — Уильям подошел к кровати, дрожа от какой-то необъяснимой ярости. — Каждый мужчина на вечере, у которого есть сын, знает, что у него есть будущее, что ему есть кому завещать свой бизнес, есть тот, кому он доверяет. А что есть у меня? Жалкий выродок... о, я видел, как ты заигрывал с этим молоденьким барменом. Какой стыд! Ты стоил ему работы, понимаешь? Я позвоню в гольф-клуб... и его уволят...

Стерлинг закатил глаза. Карлу было чуть за двадцать, он был красавчиком и работал барменом в гольф-клубе, даже когда сам клуб закрывался на зиму. Иногда он подрабатывал, смешивая коктейли, на вечеринках: дружески улыбаясь мужчинам и игриво подмигивая женщинам. Стерлинг разговорился с ним, пока тот открывал ему бутылку Пино-Нуар, и почти тут же выкинул разговор из головы.

— У меня для тебя новость, Дональд Трамп ; Карл — не гей. Да он перетрахал половину женщин из гольф-клуба. А даже если бы и был, у меня уже есть бойфренд, и я ему не изменяю...

Под дверью кто-то громко ахнул, Стерлинг резко повернулся, и кулак отца скользнул по скуле, удар оказался достаточно сильным, так что у Стерлинга закружилась голова, и во рту появился солоноватый привкус крови. Он пощупал языком место, где зубы ободрали щеку, и сплюнул кровь на бледно-серый ковер.

— Ублюдок.

— Извращенец, — прошипел его отец. — Ты слишком девчонка, чтобы дать сдачи, да?

Вообще-то Стерлинг был слишком пацифистом, что было забавно, если подумать, чем он занимался в свободное время... но это совсем не то. Позволить Оуэну его отшлепать — это одно; а ударить кого-то, потому что он тебя раздражает, или даже бесит — другое.

— Нет, я слишком умен, — парировал он. — Скорее всего, ты натравишь на меня копов.

На самом деле это было маловероятно, потому что такое точно разойдется по всему городу, а отец не хотел "очернить семейную репутацию".

— Ты никогда не был сыном, которым я мог бы гордиться, — прорычал отец, — ты мне противен, — и вышел из комнаты, не обращая внимания на жену и дочь, застывших в дверях.

— Уилл... — Джастина вошла в спальню, ее лицо побледнело, волосы были распущены. В ночной рубашке с "Хеллоу, Китти " — слишком короткой, но любимой — она казалась младше своих двенадцати. Рядом с ней в черном элегантном платье для коктейлей стояла такая же ошеломленная и расстроенная Одри.

Стерлинг развернулся, поднял свой почти неразобранный чемодан на кровать и, осторожно вытащив подарки для матери и сестры, положил их на подушку. Потом запихнул остальные вещи обратно в чемодан и застегнул молнию, прежде чем повернуться к Джастине — она плакала, а Одри обнимала ее за плечи. Сестра посмотрела на него и вырвалась из рук матери. Стерлинг усадил ее на свою кровать, обнял и прижался щекой к ее волосам; Одри беспомощно смотрела на них.

— Прости, — прошептал он. — Тсс, все в порядке. Все будет хорошо.

— Нет, не будет! — Джастина отстранилась и подняла на него покрасневшие глаза. — Папа поэтому тебя ненавидит? Из-за того что у тебя бойфренды?

Вот он, разговор, о котором он думал последнюю пару лет, заранее пугаясь того, какой он примет оборот.

— Думаю, папа ненавидит меня по целому ряду причин, — сказал он. — Но да, наверное, это самая важная. Я гей, и мне жаль, что я не сказал тебе об этом раньше. Я очень хотел.

— Ты думал, я разозлюсь? — Скорее Джастина выглядела встревоженной.

Стерлинг перехватил ее взгляд.

— Я думал, ты тоже можешь меня возненавидеть.

Глаза Джастины наполнились слезами, и она уткнулась лицом ему в грудь и крепко обняла.

— Я люблю тебя, Уилл. Я никогда не буду тебя ненавидеть. Особенно из-за такой глупости. Мне плевать, подружки у тебя или друзья. У нас в школе есть девочки-лесбиянки.

Одри, стоявшая все это время рядом, спросила:

— В самом деле? — Голос ее звучал испуганно.

Джастина кивнула и вытерла глаза.

— Да, парочка. Но мне все равно. Не понимаю, кому какое дело.

— Папе есть дело, — мрачно возразил Стерлинг. — Послушайте, я вас очень люблю, но не хочу портить вам Рождество. Я, наверное, поеду, пусть отец спустит пар без меня.

Его мать не стала возражать, что сказало Стерлингу, на чьей она стороне — на стороне отца, как, впрочем, и всегда. О, она любила детей, но Уильям всегда был важнее.

Отец ждал его у входной двери, держа в руках стакан с виски.

— Так и думал, что ты сбежишь. Всегда был бесхребетником.

— А ты никогда не знал, что тебе от меня нужно, — сказал Стерлинг, стискивая ручку чемодана. — Сначала хочешь, чтобы у меня был характер, а потом чтобы я делал то, что ты говоришь. Чего ты хочешь?

— Другого сына.

Стерлинг кивнул, чувствуя почти благодарность за честный ответ, несмотря на неприязнь в голосе отца.

— Ясно. Я понимаю, правда. Хотя мы с тобой никогда не ладили, так что сомневаюсь, что, будь я натуралом, это имело бы значение. Для тебя это просто удобная отговорка.

— Это имеет значение. Я всегда подозревал, что с тобой что-то не так...

Стерлинг холодно посмотрел на него, казалось, что холод в глазах начинает вымораживать сердце. Черт, он впервые за много лет собирается в Рождество уйти из дома, оставить семью. А самое ужасное — чувствует при этом облегчение.

— Со мной все так. Удивительно, конечно, учитывая, какие у меня родители, но со мной все в гребаном порядке.

— Убирайся из моего дома, — сказал Уильям. — И не возвращайся, пока не решишь жить как должно, не забывая о морали.

Стиснув зубы, Стерлинг заметил:

— О, о ней я не забываю. Но если ты, в самом деле, думаешь, что я стану жить так, как хочется тебе, то ты бредишь. — И чтобы не сболтнуть лишнего, он поспешно толкнул входную дверь и направился к гаражу, надеясь, что машина заведется с первого раза.