Записки грибника 2

— Ну да, ну да, догнал и порубил. — Я потянулся к костру, подобрал маленький сучок, тлеющий с одной стороны. Подул на него, чтоб разгорелся и бросил в сторону стрельца, метился при этом в грудь. Семен, не ожидавший от меня такой пакости, взмахнул левой рукой, пытаясь отбить уголек. При этом видимо хотел отшагнуть в сторону, да вот сабля помешала, запуталась промеж ног и парень с размаху сел на задницу, эдакой раскорякой. Народ заржал. Ничто так нас не радует, как всякого рода нелепица случающаяся с друзьями.

Налившись дурной кровью, Сема вскочил на ноги и замер на месте, наткнувшись взглядом на дуло двадцать пятого калибра.

— Федька, сучий потрох, убери пистоль. — В круг света от горящего костра, шагнула знакомая фигура сотника и остановилась напротив,— Тебе сколько раз говорено было....

Я, молча, поднял пистолет в темное небо и нажал на спуск. Курок сухо щелкнул, но выстрела не последовало. Выставил вперед левую руку и разжал кулак, на ладони тускло блеснул медным донцем, патрон.

— А ну пошли прочь отсель....— Силантий произнес это в полголоса, я бы сказал спокойным тоном, а вот народ, словно ветром сдуло. Только что рядышком стояли, глазом моргнул и уже нет никого.

Сотник сел рядом со мной, поднял с земли пруток, по шурудил в костре, сдвигая к центру откатившиеся веточки и мелкий сор. Подбросил в огонь несколько еловых веток. Сначала поднялся ароматный дым, а потом с веселым треском, ввысь, разбрасывая искры, взвилось пламя. Старый стрелец задумчиво посмотрел на танцующие язычки, оранжево-красного огня.

— Тебе чего надобно? Ты пошто как пес на ребят кидаешься?— Силантий повернул голову и посмотрел на меня.

— Обида гложет,— Я нажал на рычаг, ствол откинулся. Вставив патрон в патронник, зарядил пистолет, задумчиво покрутил его, осматривая со всех сторон, потом убрал в кобуру. И с самым честным лицом уставился на своего собеседника.

Он усмехнулся,— И кто ж тебя обидел, сиротинушку.

— Так ты самый и есть.

— Я! — Силантий рот раскрыл от изумления. Бровки домиком, серые, еще не утратившие своего цвета глаза, словно два блюдца, артист, ей богу артист. Мне до него как до Пекина согнувшись.

— Нет, я! Кто тебе сказал, что ляхи войной пойдут, а? Ты ж не поверил мне, но в Москву на ночь глядя, поехал, дружков своих пытать. Я как проклятый в этой мастерской с утра до ночи торчал, парням жизни не давал и что толку. Ружей понаделали, а добрый дядька Силантий не разрешил из них стрелять — Негоже, припас жечь попусту, надобно для ратного дела сберечь. Твои ли это слова?

Молчи уж, — Махнул на него рукой.

— я в двух шагах от тебя стоял и сам это слышал. А ведомо ли господину сотнику, что у него половина стрельцов глаза при выстреле закрывает? — Обернулся через плечо к палатке стоящей поодаль и крикнул, — Илья! Окороков, хрен не русский, ружье мое принеси.

— На кой тебе оружье? Кого стрелить собрался? Так ежели очи не закрывать, их огнем побить может — Силантий потер правую щеку, покрытую синими оспинками от пороховых ожогов.

— Да никого, хочу, чтоб оно у меня под рукой было. — Зарядил 'костолом' и поставил рядышком, в доступности.

— Силантий вот ты сказывал — что тебя учили саблей биться. Было такое?

— Ну, так оно.... — Стрелец ответил и кивнул, подтверждая свои слова. — Не одно лето ушло....

— И не в обиду тебе будет сказано — хорошо рубишься, рази до седых мудей дожил,— Я продолжал давить на нашего командира. — Так что же ты своих ребятишек на сабли польские, словно скотину на убой, ведешь. Сам сдохнешь, да и черт с тобой, значит дерьмовый ты сотник. — Последние слова я прошипел ему на ухо, ткнувшись носом в висок.

Он отшатнулся, окинул злым взглядом,— Федька, ты это.... Говори да не заговаривайся, а не то....

Я сел на свое место, — это ты, верно, молвишь — не мне. Небось ужо за все грехи, перед Николой угодником, свечку затеплил?

— Да ежели бы ты не копался, мы бы на две седмицы раньше бы вышли....

— Здорово живешь! Силантий ты с больной головы на здоровую не перекладывай. Я тебе еще, когда говорил — что с походом надобно обождать, пока все стрельцы с ружьями управляться не научаться

Тебе же шлея под хвост попала — завтрева по свету выходим. Ну вышли, ну идем. И далече нам еще шагать?

— Федор, уймись.... И тут старый пердун проговорился — Через три дня нас должны встретить и до места проводить.

— И кто эти добрые самаритяне?

— Тезка твой Федька Ухов. У него недалече от Смоленска именьице небольшое....

Услышав это, я аж взвился — Силантий, да ты в своем уме? Да больше половины смолян дворовых к ляхам переметнулась и на Москву с Владиславом пошли, и ты от такого человека руки ищешь....

Подскочил и забегал по освещенному костром пяточку, бессвязно матерясь сквозь зубы и размахивая руками.

— Сядь ушлепок, не мельтеши. — Грубые слова, сказанные спокойным, усталым голосом, остановили мою беготню. Силантий кряхтя поднялся, — Федька никогда вором не был и землю честно заслужил, а вот кто ты такой....

Он недобро глянул, нахмурив лохматые брови,— Я пока не ведаю. Но мы скоро с тобой перемолвимся, верно Федор?

И не дожидаясь ответа, пошел прочь. На границе света и тьмы остановился, не оборачиваясь, произнес,— С утрева, оперед как в дорогу дальше пойдем, ко мне придешь, надобно тебя на службу ставить, не то с жиру бесишься. Понял меня? — И исчез в ночной темноте.

Лета ХХХ года, Август 23 день

— Твою мать.... Силантий сука старая.... Ох, бля.... — Я слез с мерина и замер в раскоряченной позе не в силах унять дрожь в ногах и совершенно не чувствуя собственного зада, отбитого и стертого (думаю до крови) за целый день проведенный в седле. Я не профи, да у меня есть собственное средство передвижения, но поездки на пару верст это ерунда. Еще в прошлой жизни мне пришлось один раз проехать за сутки около полутора тысяч километров без остановок, всего раза четыре останавливались на пописать. Так вот ощущения те же.

Руки ноги не шевелятся, а мне еще Бабая обиходить надо. Ковыляя на полусогнутых с зависть смотрю на ребят. Бодры, веселы, шуткуют и словно мимоходом расседлывают своих коней, складывая седла и барахлишко у костра, кстати и над ним, уже в подвешенном котелке, закипает вода. Проходя мимо, заглянул. С поляны, на которой остались стреноженные на ночь кони, возвращался, ориентируясь на вкусный запах. Утром дали сожрать только плошку мутной болтушки, по правде говоря, приправленной бараниной и с большим куском мяса белого медведя, а так за весь день не было и крошки во рту. Кусок хлеба с огурцом, съеденные на ходу, это не еда.

Десятник, падла двугорбая, все ворчал, — Хорош жрать, по сторонам лучше смотри.... Молчи....

Так весь день и пробыл в передовом дозоре, авангарде, мать его за ногу, голодный и холодный....

Утро началось скажу вам, за темно, солнце еще не встало, когда охранники пинками подняли мою тушку и под белы рученьки поставили пред ясны очи нашего отца командира. Тот оглядел с ног до головы, посмотрел на рожу неумытую. — Поедешь с передовым десятком, ступай. — И отвернулся к своим клевретам и стал что-то с ними обсуждать.

Я постоял пять минут в ожидании и не получив больше ни каких указаний побрел к себе. Там только что и успел, наскоро перекусить, как прибежал молодой парнишка и стоял над душой пока я собирался и чуть ли не пританцовывал от нетерпения.

Десятник поставил нас по местам, рассказал в двух словах, что я должен буду делать, ежели на нас тати какие нападут али ляхи и велел без его разрешения с места не сходить.

Так и мы ехали целый день. Трое впереди, за ними отстав на пару десятков метров девять человек, и еще трое плетутся позади в переделах видимости, охраняя наш тыл.

Дорога, то расширяется, то сужается, извиваясь зеленой змеей среди высоких и густых зарослей кустарников. Я крутил головой стараясь рассмотреть все вокруг. Но очень быстро однообразная растительность приелась и уже через час стало скучно

Мои спутники, в отличие от меня, судя по всему, скукой не страдали, одни смотрели направо, другие налево и даже не отвлекались на всяких мелких пичуг порхающих через дорогу. Изредка кто ни будь из едущих впереди поднимал вверх руку и тогда вся наша маленькая колонна останавливалась и ждала пока спереди не дадут отмашку. Когда в первый раз так встали, было интересно, на десятый даже не стал хвататься за рукоять пистолета и так понятно, какой ни-будь пень увидели али зверье, какое. И все это молча, под шелест листьев, свист ветра в ветвях деревьев и мягкий стук копыт по серой лесной земле.

Попробовал заговорить, спросить хотел уже и не помню чего, как получил ощутимый тычок в бок да змеиное шипение десятника в ухо. Хотел возмутиться.... Не дали.... С другой стороны подъехал Илюха и посоветовал молчать в тряпочку. Пришлось заткнуться.

Бабай скотина и тот выступил против меня, повернул голову, посмотрел внимательно и ехидно всхрапнул.

Какое же это мутное занятие, высматривать всякое подозрительное и не забывать принюхиваться, а ежели учую запах дыма то не орать во всю глотку и не тыкать пальцами в сторону, а тихонечко сообщить всем кто рядом едет, идет.

Скучно это все. Если засада будет и врагов будет достаточно, нам даже пернуть не дадут, прихлопнут разом. Ради собственного успокоения полез копаться в собственных мозгах, авось всплывет чего интересного, может, и поделюсь с десятником, чем ни-будь новеньким.... Если он хорошенько попросит конечно. После некоторых размышлений и неглубоких археологических раскопок по новому взглянул на построение и то — Как мы идем и что делаем.

До сегодняшнего дня, все что происходило, воспринималось несерьезно, как-то по детски. Ну, собралась толпа небритых мужиков, ну пошли куда-то.... Ночевки в лесу, обед у костра при свете луны или это уже ужин был.... Первые дни сотню раз пожалел, что с собой нет фотика.... Турпоход блин, однако....

Подспудно, в дальнем уголочке подсознания, притаился крохотный червячок и пытался вякать иногда.

Но я его не слышал и не слушал, даже когда он вопил в полный голос. Я не чувствовал леса, опасности от него исходящей, для меня это простой поход, словно по грибы собрался. Не было ощущения, что на войну идем, но была уверенность, что нам никто и ничто не помешает.

Так вот, сравнив увиденное с тем, что когда-то было вычитано, пришел к выводу — мне нечего предложить, все, что делает десятник, сделано правильно и дальнейший разговор, вечером у костра подтвердил мои предположения. Трое стрельцов едущих впереди это потенциальные смертники у них одна единственная задача — выстрелить, крикнуть, хрюкнуть, любым способом дать знать, что на них напали. Если в засаде сидят шиши какие, которым пофигу кого грабить, эту троицу вырежут в течение пяти минут. Может, повезет, и мы подоспеем вовремя.... Но дорога петляет и к поворотам приходиться практически подкрадываться.

На основную группу малочисленный враг не будет нападать, но все равно хорошего мало, если перебьют передовой дозор, мы должны остановить предполагаемую погоню, связать боем. А вот задача тех, кто идет позади, проста до жопы, при первом же выстреле они должны развернуть коней и во весь опор нестись к основному отряду, идущему в половине версты позади. Там уже наш отец родной, батюшка Силантий, решать будет, отдать воронам на поклевание али на выручки прийти.

Лета ХХХ года, Август 24 день

Спал плохо, жутко болела спина и её продолжение. Любая попытка перевернутся во сне, приводила к тому, что я открывал глаза и скрипел зубами, чтоб не застонать от боли в натертой заднице. Как итог, тяжелая полудрема с короткими провалами в беспокойный сон и невыносимо длинная ночь.

Окончательно решил просыпаться, когда яркие августовские звезды на темном небе, стали бледнеть, предвещая скорый рассвет.

Подбросил немного сушняка на угли тлеющего костра и когда огонь разгорелся, занялся сменой повязок наложенных на мои боевые раны. Все таки моя милка умничка, как в воду глядела, в аптечке собранной лично для меня, нашелся туесок с мазью как раз для таких дел. По закону подлости я её засунул на самое дно своего рюкзака но, слава богу, нашлась пропажа. Уже заканчивал, осталось только порты натянуть да в сапоги обуться, когда рядом послышался шорох. Резко обернулся и, сплюнув, выругался,— Илья, я тебе, когда ни-будь, точно башку прострелю. Чего крадешься?

Он остановился, посмотрел себе под ноги,— Да я всегда так хожу. Как тятя в детстве приучил....

— А, ладно, садись, раз пришел,— Хлопнул ладошкой по бревну, — Чего надобно?

Он не последовал моему совету, а остановился напротив, снял с головы шапку и, пригладив рукой лохматые вихры, спросил. — Федор, возьми меня к себе в ученики.

У меня от такой заявы фигурально отвисла челюсть, а из рук выскользнул сапог и упал на землю, в немом удивлении, смотрел на детинушку, бывшего всего па пару пальцев ниже меня, и ждал продолжения.

Такому хрен подзатыльников надаешь, как бы самому не перепало....

Боец помялся немного. — Хочу оружье научиться делать, каковое ты для стрельцов удумал.

Я натянул последний сапог, встал, притопнул, чтоб ноге удобней стало. Расправил рубаху, поправил упряжь — одним словом тянул время. Из котелка стоящего рядом с костром налил в кружку теплого отвара, отпил глоток.

— С железом работал? — остановился напротив кандидата и стал рассматривать его в упор.

— Нет, но у меня батя бондарь и пока меня в стрельцы не отдали, он многому успел научить.— Илья стоял с виду спокойно и голос не дрожал, а вот руки, шапченку-то тискали и пальчики подергивались....

Я отхлебнул из посудины, посмаковал, отпил еще один глоток, потом с огорченным видом кивнул на кружку, — Хороший взвар получился, токмо вот меду маловато положил, горчит чуть. Не ведомо кто это так расстарался?

— То Роман, седня его очередь была.

— А не ведаешь, что за травы, он в котел положил?

— Нет, не ведаю, — Илья пожал плечами. Потом улыбнулся, — он их по всему лесу собирает, мы в походе бывало мимо пройдем, а он кажну былинку подбирает. Как его черед кашеварить, так котел и мыть не надо, до чиста вычерпывали.

— А давно его знаешь?

— Седьмое лето кончается.

— Откуда родом будешь?

— Каширского уезда деревня Малая, тама у меня вся родня живет.

Я допил остатки, вытряхнул остатки на землю и повесил кружку на рогульку, воткнутую рядом с кострищем. Забрал ружье и вернувшись сел на свое место. Положил костолом на колени и стал его разбирать, отсоединяя ствольную коробку от ложа. Через пару минут закончил. Взял баклажку со смесью керосина с маслом и принялся наводить марафет. Парень стоял, не подавая внешних признаков недовольства, ожидая мое слово и, дождался....

Не поднимая головы, словно весь погруженный в работу, я надраивал и так чистое ружье. Через десяток минут кропотливой неспешной работы, оторвался на пару слов, — Илья, что тебе еще Силантий велел?

— Ничего, — с удивлением в голосе ответил стрелец.

Я поднял взгляд, всматриваясь ему в лицо. Хрен его знает, вроде не врет.... А если и врет, что я потеряю? Да уже собственно ничего. Тут мне в голову пришла мысль, — Ты у сотника давно служишь?