Аластер Рейнольдс "Наизнанку"

— Спасибо. — Затем, сделав ставку на то, что мое доверие к нему было оправданным, добавил: — Мортлок. Теперь со мной все в порядке, вы понимаете? Я понимаю, что произошло, и уже чувствую некоторую дистанцию от тех ложных переживаний. Вам не нужно придавать слишком большого значения моему замешательству, когда будете отчитываться перед остальными. Я бы не хотел, чтобы они потеряли уверенность в моих способностях.

— Теряем к вам доверие, доктор Коуд? На это нет ни малейшего шанса. Нам повезло, что вы были назначены к нам, и мы по-прежнему счастливы. Каждый человек на этом корабле знает, что вы лучший специалист в межпланетной службе. — Его тон стал мягко-настойчивым, как будто он был врачом, а я — невольным пациентом. — Теперь вам нужно столько времени, сколько потребуется, чтобы прийти в себя. Мы позаботимся о том, чтобы вы не пропустили ничего интересного.

— И я бы не хотел, — ответил я, отбрасывая свои дурные предчувствия. Но что-то все равно не давало мне покоя. — Мортлок?

— Доктор?

— Вы упомянули людей на этом корабле. Я полагаю, это не касалось Ады?

— Ада, сэр?

— Ада Косайл.

Он посмотрел на меня с легким беспокойством. — На "Деметре" нет никого по имени Ада Косайл, доктор Коуд. Думаю, я бы запомнил, если бы среди нас была женщина!

Я ничего не сказал.

По пути на мостик я зашел в свою каюту, нуждаясь в промежуточной разгрузке, прежде чем снова окунуться в суету корабля. Закрыв за собой дверь, я уселся за консоль каюты, тщательно осматривая каждый дюйм окружающей обстановки, чтобы убедиться в этом. Стены из дюраллоевого сплава, их простота подчеркивалась слаженными акцентами цветного освещения. Дополнительная дверь, которая открывала прямой доступ в примыкающий к моей каюте медицинский отсек. Бронированное стекло иллюминатора, за которым виднелась чернота космоса, усеянная звездами. Это было настоящее пространство, глубокое, темное и пустое, как пара глазниц, а не какой-то черный океан под покровом льда. Мой взгляд скользнул к кучке личных вещей, разбросанных по каюте. Модель трехмачтовой шхуны в бутылке, желтое перо, сохраненное в куске смолы, трехмерное изображение увитого виноградом коттеджа высоко на холме, за которым мерцает море. Богато украшенная коробочка со старинной трепанационной скобой французского производства — подарок по случаю моего окончания медицинской школы межпланетной службы. Это послужило полезным напоминанием об ужасах, присущих искусству врачевания до нашего нынешнего просвещенного века.

Я выдохнул. Все это было на самом деле. Жизни, которые я прожил под руководством преподавателя по пластической хирургии, были эрзацами, какими бы осязаемыми они ни казались в то время, поскольку пленки отпечатывали свои узоры на податливой глине моего неокортекса. Я был Сайласом Коудом: уважаемым, заслуживающим доверия, нужным. Не было необходимости сомневаться ни в одном аспекте моей натуры.

— Я Коуд, — прошептал я себе. — Я Коуд.

Тревожные воспоминания постепенно исчезали, вытесняемые реальностью, присущей моему окружению. Теперь я все понял. Пластический тренажер работал по-разному в зависимости от загружаемых в него записей. Пассажиры этого лайнера ожидали, что им будут скармливать шаблоны-семена: вымышленные катализаторы, которые их подсознание затем усилит, снабдив их банальными деталями, почерпнутыми из их собственных воспоминаний и окружения. Очевидно, мой разум действовал с шаблонами таким же образом, черпая вдохновение из этих разбросанных личных вещей. На месте модели корабля в бутылке мне грезилась шхуна, разбивающаяся о коварные скалы ...

А что касается желтого перышка ...

Меня охватила печаль. Я хотел, чтобы она была настоящей. Я никогда не мог представить себе более милую мучительницу, чем дорогая Ада, во всех ее проявлениях.

Одними губами я произнес: — Я рад, что ничего из этого не было на самом деле. За исключением тебя, Ада. Я бы хотел, чтобы это было правдой.

Я потрогал покрытое смолой перо, затем с бесконечной нежностью положил его на прежнее место.

Я проходил через двери вакуумного лифта на мостик "Деметры" слишком много раз, чтобы можно было сосчитать, но никогда еще это не останавливало меня на полпути. Среди тех, кто шагал по коридорам межпланетной службы, очень немногие добирались до суперсовременного исследовательского корабля, подобного "Деметре", и еще меньше имели привилегию ступать по гудящим решетчатым панелям корабельного мостика, этого средоточия силы и мощи, способного превратить миры в пепел.

Как всегда, мое внимание привлекли иллюминаторы. Обрамленные в дюраллой и защищенные от бластерного огня тройными пластинами, они образовывали широкий, изгибающийся под углом в сто восемьдесят градусов угол мостика. Вид за ними обычно был черным, если не считать россыпи звезд и планет, но сейчас все пространство было заполнено сверкающей белизной ледяного планетоида, к поверхности которого мы приближались.

Ледяной планетоид: грозный незваный гость из пространств за тепловым барьером, вторгшийся в Солнечную систему из той внешней тьмы, в которую когда-либо пробивалась лишь горстка кораблей. Наша миссия: исследовать как ледяной планетоид, так и инопланетную аномалию внутри него, обнаруженную с помощью дистанционного сканирования, природа и назначение которой оставались неизвестными.

Все взгляды, как биологические, так и механические, были прикованы к этой цели. Все внимание каждого человека на мостике было сосредоточено на задаче нашего приближения. Вокруг них жужжали и пищали пульты; крутились кассеты и стрекотали соленоиды, создавая повторяющуюся, убаюкивающую фоновую музыку, напоминающую о серьезном профессионализме мужчин.

Капитан — "Победитель" Ван Вут — сидел в центре мостика, удобно устроившись в своем похожем на трон кресле управления на возвышении, а перед ним дугой располагались светящиеся датчики и рычаги. Его поза свидетельствовала о предельной бдительности, он слегка наклонился вперед, поставив одну ногу в ботинке впереди другой, выражение его лица выражало стальную сосредоточенность шахматного мастера.

— Двигатели на холостой ход, — произнес капитан, и его мягкий, но властный голос разнесся по всем уголкам комнаты. — Приведите нас в движение по инерции, пока все батареи прессоров находятся наготове. Разделители привести в боевую готовность.

— Батареи прессоров разогреты и готовы к работе, — сказал космический рулевой Мергатройд, поворачивая тяжелый рычаг реостата. Его искусственный глаз, напоминавший о том, что он участвовал в борьбе с венерианскими лягушками, блестел и вращался.

Пока я находился в своей каюте, энсин Мортлок поднялся на мостик и занял свое место у пульта управления вооружением. — Батареи разделителей заряжены и готовы к немедленному запуску, — подтвердил он, щелкая переключателями на своем пульте.

— Ну что, доктор? Вы снова среди живых? — любезно спросил Ван Вут. — Непростительная ошибка, однако, она произошла. Мы должны надеяться, что серьезного ущерба нанесено не было.

— Полагаю, я все еще могу быть полезен, — сказал я, разминая пальцы. — К счастью, энсин Мортлок подоспел ко мне вовремя. Я не осмеливаюсь рассуждать о последствиях дальнейшей задержки.

— Если это была ошибка, кого-то выпорют, — сказал Ван Вут, повторив мои собственные чувства, когда Мортлок спас меня от дефектного преподавателя пластики. — Если это была диверсия, то виновный — или виновные — отправятся в камеры для уничтожения.

— Давайте предположим, что это была не более чем невинная ошибка, — сказал я. — В конце концов, зачем кому-то понадобилось саботировать жизненно важную исследовательскую работу?

— Они хотят подорвать мою репутацию, Коуд, — сказал наш гражданский гость Топольский, поворачиваясь с одного из наблюдательных кресел, расположенных на более низком уровне, чем капитанское. — Образно говоря, я прибил свой флаг к этой мачте. Моим врагам ничего так не хотелось бы, как увидеть, как мое предприятие обернется провалом. — Самый богатый человек в девяти мирах — по крайней мере, по его собственному признанию, — магнат в мехах, жующий сигару, использовал свое влияние в межпланетной службе, чтобы организовать военно-научную экспедицию на ледяной планетоид.

— Пока мы разговариваем, на эфирную волну поступают правильные записи, — сказал Ван Вут, кивая на одну из кассет. — Если это была попытка навредить нам — или вам, если уж на то пошло, мастер, — мы можем быть уверены, что она провалилась. — Его испытующий взгляд упал на меня, казалось, он видит меня насквозь, в какой-то гораздо более отдаленной области пространства и времени. Он прижал палец к виску. — Если отбросить трудности, вы прибыли в благоприятный момент. Мы вот-вот обнаружим точку входа!

Со стороны капитана это было нечто большее, чем просто расчетливые догадки. Ван Вут был экстрасенсом ближнего радиуса действия, способным обнаруживать предстоящие события и действовать в соответствии с ними в пределах периода ровно в тринадцать минут и пять секунд. Это умение помогло в войне с лягушками и уже спасло нашу экспедицию. Неделю назад Ван Вут развернул корабль, чтобы избежать столкновения с ярким астероидом, который проскользнул сквозь наши противометеоритные экраны. Без дара предвидения капитана "Деметра" разбилась бы о скалу так же верно, как та обреченная шхуна из моего воображения!

Я спросил: — Предвидите ли вы что-нибудь опасное?

— Нет, — ответил он. — Не в пределах моего псионического кругозора. Сюрприз, да. То, чего мы не ожидали. Но я не могу точно сказать, каким будет сюрприз...

Он описал физиологические корреляты этого дара, когда лежал на моей смотровой кушетке. По мере того, как события появлялись в поле зрения, они воспринимались как отдаленные, покалывающие ощущения, ментальные грозовые тучи без определенной формы. И только когда они приближались по времени, полностью входя в этот горизонт предсказания, он мог придать этим фантазмам ясную форму и значение.

Я знаю, что другие завидовали его способности. Я нет. Мне оставалось только представить, как дар предвидения руководил бы моей работой хирурга. Если бы я заранее знал, приведет ли тот или иной разрез к успеху или катастрофе, то стал бы бездумным инструментом предопределенных сил, ничем не лучше робота или электронного мозга.

— Я так рад, что вы здесь в этот момент нашего триумфа, Коуд! — сказал Топольский. — То, что мы сейчас увидим, сделает наши имена бессмертными! Наша слава разнесется по всему космосу! Лягушки, возможно, и испытывали нас своей изворотливостью и низкой хитростью, но они никогда не могли сравниться с интеллектом высокородных землян. И все же сейчас мы стоим на пороге, который заслужили: первые люди, которые стали свидетелями работы разума, действительно превосходящего наш собственный!

— Если мы вернемся на Терру целыми и невредимыми, мастер, это будет достаточной наградой для меня.

— Ах, такая целеустремленность, такая самоотверженная преданность принципу Гиппократа — это радует сердце!

— Визуальный контакт, — с растущим волнением сказал Мергатройд. — Он здесь, капитан, прямо перед нами, как вы и предсказывали!

— Разделители готовы к действию! — сказал Мортлок, когда многочисленные циферблаты задергались на его консоли.

Перед нами была дыра: похожая на горло трещина, ведущая вглубь ледяного планетоида, туннель, пробитый объектом интереса Топольского — Сооружением, как он его назвал, — когда оно ворвалось внутрь из внешней пустоты.

— Двигатели остановлены, — нараспев произнес Ван Вут. — Приводим в действие прессоры и тягачи. Ведите нас в центр шахты, Мергатройд, не сбавляйте хода.

Пальцы космического рулевого легко заплясали по светящейся панели. "Деметра" спускалась по шахте, реактивные трубы пульсировали, удерживая ее на курсе, вспышки их выхлопов отражались от рифленых стен шахты. Мерцание отраженного света навело меня на мысль о далекой грозе.

Здесь всегда сверкают молнии.

Хотя при спуске корабль накренился почти вертикально, искусственная гравитация не ослабевала. Мы неуклонно продвигались вниз по шахте, Мергатройд называл единицы глубины на каждую милю, и над нами медленно уменьшалась точка входа, пока на обращенных назад видоискателях она не превратилась в черный диск, окруженный темнеющей кромкой льда. Все еще стоя, я сжал кулаки, отгоняя гнетущее, нежелательное воспоминание: воздушный корабль, погружающийся в чрево Земли почти таким же образом. Однако это было совершенно невозможно: люди более ранней эпохи, чьи умы все еще были погружены в невежество, может быть, и допускали возможность существования дыр в Земле, проходов, позволяющих проникнуть в пустотное царство внутри, но в наш сверхнаучный век мы знали лучше. И все же этот адский преподаватель по пластике посеял в моем сознании семена этой идеи на таком неизгладимом уровне, что даже сейчас, зная, что это вымысел, я не мог заставить себя полностью от нее отказаться. Шумы и запахи этого газомоторного дирижабля были в моих воспоминаниях такими же реальными, как и любой другой жизненный опыт. Я был там, это так же несомненно, как и то, что я был на тех ранних версиях "Деметры", которые бороздили моря, а не воздух.

Нет, сказал я себе: я там не был. Это было нереально. Каждая итерация была ложью, включая, путем логической экстраполяции, четвертый подобный пример, тот, в котором я побывал до того, как проснулся от этого...

— Впереди что-то есть, — крикнул Мергатройд, когда на его пульте замигала красная лампочка, сопровождаемая едва заметными, но зловещими звуками фоновой музыки на мостике. — Контакт со сканером. Что-то маленькое и металлическое застряло в стене шахты примерно в двух милях под нами.

— Оцените местоположение, — сказал Ван Вут.

— Два семьдесят запятая три, шесть запятая восемь, один запятая шесть один, — нараспев произнес Мергатройд. Телетайпная лента с дребезжанием вылетела из его пульта. Он оторвал конец и перегнулся через пульт, чтобы передать корешок энсину Мортлоку.

— Состояние боевой готовности красное. Энсин Мортлок, сконцентрируйте батареи прессоров на этом сигнале.

— Фиксирую, — сказал Мортлок, настраивая свои циферблаты и рычаги в соответствии с цифрами на распечатке. — Прессоры наведены и компенсируются.

— Уменьшите скорость снижения наполовину, рулевой. Мичман: открывайте огонь при первых признаках враждебных намерений.

— Есть, капитан.

— Я бы хотел, чтобы со мной посоветовались, прежде чем предпринимать какие-либо подобные действия, — сказал военный советник Топольского коронель Рамос. Это был огромный лысый мужчина, похожий на быка, грудь которого была увешана патронташами с бластерными патронами. Ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать настойчивый вой сирен "красной" тревоги. — Мне нет нужды напоминать вам, что мой работодатель сделал большую ставку на исследование этого Сооружения. Будет слабым утешением, если все, что ему придется раскопать, — это обугленные останки.

— Мы недостаточно глубоко, чтобы установить контакт со Сооружением, — сказал Дюпен, не по годам развитый, с взъерошенными волосами математический гений, которого наняли в экспедицию для решения таких загадок, которые были недоступны аналитикам и логическим банкам "Деметры". — Если объект не сдвинулся со своего последнего предполагаемого местоположения, мы не увидим его еще в течение восьми миль. Что бы ни обнаружило сканирование, это что-то другое.