Средневековая история 5. Граф и его графиня

Но все это так почтительно и со столькими поклонами, что самому вредному королю придраться было бы не к чему. Лиля только головой качала. Ей до таких вершин дипломатии было далеко.

Гардвейг подумал — и решил попробовать. Ну, год понадобится. И что?

Эти хоть что-то здравое говорят. А остальные только трясутся от страха и уверяют, что обязательно вылечат. А язва все хуже и хуже. А умирать нельзя. Сейчас, когда дети маленькие — нельзя.

Лиля переглянулась с Тахиром. И ханган принялся уговаривать Гардвейга. Мол, ваше величество, либо я тут остаюсь, либо мы вашего докторуса обучаем...

Сошлись на промежуточном варианте. Раз в день Тахир будет приезжать. Привозить мази, настойки, стерильные (ну хоть как-то, хоть прокипяченные) бинты, следить за одной из перевязок... графиня периодически будет приезжать с ним. А докторус... мы его тут ненадолго заберем, проинструктировать?

Гардвейг, с обезболивающим, примочками и грамотной повязкой, чувствовал себя немного полегче. Так что согласился. И Лиля с Тахиром чуть ли не под локти вытащили уэльстерского докторуса из королевских покоев.

В парк. В первую попавшуюся беседку.

Оказавшись там на свободе, Лиля плюхнулась на скамейку — и шумно перевела дух.

— Ффффууууууу! Тахир-джан, слава Альдонаю, что язва не гниющая. У короля замечательный иммунитет.

— Я и сам испугался сначала. Если бы что... Лилиан-джан, какой у него прогноз, если честно?

— год лечить. А то и больше.

Докторус из Уэльстера смотрел на эту пару. Мужчина и женщина абсолютно спокойно обсуждали лечение короля. И... явно знали, о чем говорили. Он — не знал. Искренне полагал, что язва — от истечения кожных соков и дурной крови. Ан нет...

Неужели они обладают какими-то новыми знаниями? Возможно, это ханган? Говорил в основном он, графиня больше делала. Но тогда... главная беда людей — это не только незнание. Самая главная беда — это отсутствие желания узнать. Из самолюбия, самолюбования, самоуверенности или просто по глупости — неважно. Если нет желания узнать — то и не будет. А вот у этого докторуса оно было.

Мужчина поклонился Тахиру.

— глубокоуважаемый...

— Тахир Джиаман дин Дашшар, — представился Тахир.

— Очень приятно. А я — докторус Леонар Либертиус. Не могли бы вы объяснить мне, что именно произошло с его величеством и от чего его надо лечить?

Лиля переглянулась с Тахиром. И ханган принялся объяснять. Внятно и простыми словами. Ему было и проще, кстати. Лилиан периодически забывалась и сбивалась на медицинский жаргон своего мира. А Тахир объяснял, как понял сам.

Лекция затянулась чуть ли не на час. Уэльстерский докторус слушал с открытыми глазами и ртом. Но...

Ханганы?

Да хоть кто! Лишь бы королю помогло и полегчало! А то, знаете ли, тем докторусам, которых согнали со двора, еще повезло. Кого-то и казнили. И Леонару абсолютно не хотелось ни уезжать из Уэльстера, ни умирать... ради такого он и Мальдонаю бы послушал. Не то, что посторонних.

Чего уж там. Что отличает хорошего медика от плохого? Во все времена — умение признать свои ошибки. Леонар состоял при его величестве уже полгода, видел, что его лечение не особенно помогает — ну разве что язва намного больше не стала. Но излечить ее — увы, не мог. Если эти могут — так пусть поучат! Они вроде как и не против. А если что — можно на них и свалить всю вину за неудачу. Все мы люди...

И Тахир, и Лиля об этих мыслях догадывались. Но ведь не сидеть им целый день около Гардвейга? Им и родного короля за глаза хватает, который периодически мается невралгией. И позвоночник у него не в порядке, и печень пошаливает... Пусть этот мужчина мается со своим королем. Сделает, как ему скажут — и того хватит. Хуже точно быть не должно. Да и язву пиявками лечить не лучшее дело. Они обычно при других болезнях помогают. Хотя, возможно, общее состояние Гардвейга они и улучшали?

Все равно — кто-то из женщин не любит мышей. Лиля не любила пиявок. Такой вот крохотный заезд...

* * *

— Дядя, моя жена просто неуловима!

— Значит, ловил плохо, — Эдоард явно подсмеивался над Джесом. — Она за сегодня в Тарале побывала, ко мне заехала, в посольство Уэльстера отправилась... и ведь это еще не все.

— у нее что — помело под юбками? — вскипел Джес.

И тут же был срезан ледяным взглядом.

— Попридержи язык. Графиня сейчас не меньше полезна для короны, чем ты. Она, кстати, и меня лечила. Ты хочешь сказать — что это происки Мальдонаи?

— Дядя... — Джес аж растерялся.

Эдоард мягко положил ладони на стол. Наклонился вперед.

— Джерисон, думай головой. Или может, сделать проще? Развести тебя с графиней и выдать ее замуж за кого-то поумнее? Миранду она, конечно, любит. Но... Кстати — о Миранде. Ко мне обратился принц Амир.

— И? — Джерисон откровенно не понимал, о чем речь.

— Он просит твою дочь в жены.

— Ни за что! — возмутился Джерисон.

Эдоард вскинул брови.

— и почему же?

— Он же язычник!

— Он уже сообщил, что ради Миранды готов принять нашу веру в Альдоная. И даже допустить миссионеров на территорию Ханганата. Альдон этому весьма порадовался.

Эдоард мудро не договорил, что Амир при этом подозрительно улыбался. На самом деле, ханганам было абсолютно все равно, в кого там верит принц.. пока он еще не правитель. Ну, не так громко, конечно, но... Амир и не собирался устраивать храмы в Ханганате и насильно святить народ. Хотите — приезжайте. Если вас кто послушает — ваше право. Я верю? В Альдоная? Первым делом я верю в звездную кобылицу. А кто там ее конюший — вопрос философский. Пусть о нем жрецы спорят.

Да и наследник Великим Ханганом выбирался никак не за религию. А вовсе даже за ум, связи, силу... Чтобы смог удержать страну и не допустить смуты. И вообще — кому там важно, что произошло в другой стране, у язычников?

— я думаю, что нам нужны связи с Ханганатом.

— но Миранда! Почему — она?

— потому что он сам попросил. И учти — если бы он выбрал Анжелину или Джолиэтт — я бы и слова против не сказал.

— Моя дочь еще мала!

— Вот именно. Поэтому сейчас заключается помолвка, а лет через пять-семь, как подрастет — свадьба. Не раньше. Так сказал сам Амир.

Джерисон чуть успокоился. Хотя и не до конца.

— Но у них там принято иметь несколько жен?

— Миранда будет первой и единственной.

— А наложницы?

Взгляд Эдоарда стал откровенно ехидным.

— и это мне говорит мужчина, который прогулялся с поднятым знаменем... и спущенными штанами чуть ли не по всем придворным дамам?

Джерисон потупился. А Эдоард продолжил добивать.

— Если бы у нас многоженство было, ты бы и туда влез. Без сомнения. А что жена на тебя дуется — ты думал, что приедешь, пару безделушек подаришь — и тебе все забудут? Ну-ну...

— Не сразу, конечно...

— И не факт, что потом тоже. Как тебя угораздило дарить этой шлюхе драгоценности матери Лилиан?

— Дядя, да не дарил я ей ничего фамильного! Не настолько уж я беден! Между прочим, никогда не дарил бабам старые вещи! И Аделаиде покупал у ювелиров всякие побрякушки.

— А кольцо?

— Она же у меня бывала дома. Могла и стащить.

— Именно его?

— Дядя, ну ценные-то вещи, серьезные, я держу в тайнике. А это, видимо, лежало без присмотра. Могла и стянуть.

— Болван.

Джерисон сверкнул глазами, но возражать не осмелился. тем более, что отмазка была откровенно фальшивой. Но... главное не правдоподобие, а желание, разве нет? Пожелает — простит, а нет — хоть закайся.

— растяпа, — припечатал его дядя. — Ты думаешь, Август в это поверит?

— вряд ли.

— Вот именно. И учти — он просил не подпускать тебя пока близко к верфям. А то голову со злости оторвет. Доверили девочку! Не покушения — так заговоры!

Эдоард вспомнил с какой душой Август выдохнул: 'да лучше б я ее за купца замуж выдал... польстился на титул!' и покачал головой.

— Не так уж ты и виноват, ту многое помимо тебя сошлось. Но разгребать все равно — тебе. Сочувствую...

Джес вздохнул, понимая, что выволочка закончилась.

— Дядя, могу я поговорить с принцем Амиром?

— можешь. И учти — если мы сдружимся с Ханганатом — это хорошо. А если еще и Рик женится на Анелии — это еще лучше. Мы тогда втроем и пиратов с Лориса к ногтю прижмем, и торговля оживится... Гардвейг, конечно, из-за соли дуется, но если Тахир его подлечит — уже хорошо. Да и мы долго ее не сможем производить в нужных количествах, какое-то время так и так закупать будем. Хватит им времени разобраться с товарами.

Джес пожал плечами.

— политика... куда деваться.

— Никуда и не денешься. Кстати — изволь сегодня ночевать во дворце и все проверять. Завтра приезжают ивернейцы. Мне прислали голубя, они уже почти рядом со столицей.

— а...

— Завтра и с женой увидишься. Она ко мне каждый день заезжает... знаешь, Джес, я тебе, конечно, сочувствую... но и завидую тоже. Мне бы лет на двадцать меньше.

— А тетя как?

— Джессимин я любил, — честно признался Эдоард. — А такими, как твоя жена — восхищаются. Они умные, полезные... но вот любить их сложно. Зато сколько пользы они могут принести государству... Ты подумай об этом.

— вы мне предлагаете роль приживала?

— Точно — болван, — Эдоард потер виски. — Да не приживала. А мужа, который честно отдал жене на откуп то, что у нее получается лучше.

— а что скажут в свете?

— Иди и подумай, — надавил голосом Эдоард.

Джерисон вскочил, раскланялся и вышел из королевского кабинета. Настроение было — хуже некуда. Ну что ж, сейчас его гвардейцам достанется по полной программе! И на тренировочную площадку забежать надо, злость стравить... Убью кого увижу!

Глава 5

Принцессы так непостоянны...

— Альдонай милосердный...

Служба шла своим чередом, и ничего необычного в ней не было. Кроме принцессы, которая сидела, как на иголках. И таки дождалась.

В самом конце, рослый чернобородый мужчина, одетый как зажиточный купец, прошел подозрительно близко от принцессы. А чтобы она своего супруга не узнала...

Анелия капризно махнула фрейлинам.

— Пожалуй, я поговорю с патером. Ждите снаружи!

Принцессам противоречить можно. И следить за ними можно. Но сейчас-то зачем?

Храм, патер... что тут может случиться, если даже патер — местный? Как оказалось — может. Лонсу много и не надо было. Просто ненароком оставить молитвенник на одной из скамеек, где его и подобрала Анелия. С ним же вошла в исповедальню — и вышла с ним же. Но не стала забирать, оставила на скамейке. А забывчивый купец вернулся за ним, как только храм опять стал доступен. И вчитался в коротенькую записку.

Завтра ночью, у выхода золотарей, с восточной стороны замка, приготовь все для бегства. А.

Этого было достаточно. И Лонс помчался к графине. В отличие от супруга, он-то знал, где ее найти.

Лиля встретила новость с явным неудовольствием.

— Значит, отправляешься в Иртон?

Лонс активно закивал.

— Да, ваше сиятельство.

— а кто мне тебя заменит?

— а вот этот друг, — усмехнулся Лонс. Лиля сдвинула брови, глядя на учителя естественных наук...

— Леон Альтхерт?

— Да, госпожа, — учитель поклонился.

— Хотите ко мне в секретари? Почему?

— потому что, ваше сиятельство. Вы о естественных науках знаете как бы не побольше меня. Дети мне потом такие вопросы задают, что я себя дураком чувствую. Самому учиться впору.

— И?

Был грех. Рассказывала. И действительно — дети вопросы задавали, им было интересно...

— И скоро вы меня выгоните. А уходить не хочется. У вас интересно, да и платите вы щедро. Может, хоть так от меня польза будет? Я хоть и не лэйр, мой отец простым купцом был, но знаю многое, почерк у меня хороший, а служить буду верно.

Лиля прищурилась.

— А если кто-то предложит деньги за информацию обо мне?

Леон коснулся рукой кошелька. Потом тряхнул светлыми волосами, озорно улыбнулся.

— Возьму, разумеется. И немедленно обо всем расскажу господину Тримейну, ваше сиятельство.

Лиля усмехнулась.

— Ладно. Попробуем поработать. Сроку — тридцать дней. Освоитесь — оставлю. Нет — пойдете опять в учителя.

— Как прикажете, ваше сиятельство.

— у него почерк красивый, — вступился Лонс, — мне он помогает давно... да и я ведь не умирать собрался. Приедет ко мне, подучу, а пока у вас и Тарис Брок есть на всякий случай, и отец вам людей прислал...

Лиля задумчиво посмотрела на Леона.

— Что ж, Леон. Сначала разберите почту. Потом зайдете ко мне, кое-что будем писать...

Леон поклонился — и умчался работать. Лиля перевела взгляд на Лонса.

— Ладно, Лонс. Вы когда встречаетесь? И как ты собрался бежать? Кони, карета...

— Куплю сегодня пару коней. Деньгами вы меня не обижали. А что до остального... ваше сиятельство, не мог бы Эрик...

— мог бы, мог бы. Поговори с ним, хочешь — я поговорю...

— Ваше сиятельство!?

— Ладно. Поговорю. На тебе же лошади, твоя Анель... ну и сам разбирайся. Глядишь, вернетесь через пару лет, когда все утихнет...

Лонс пожал плечами. Вряд ли. Но...

— я побежал?

— Стоять, — рыкнула Лиля. Нащупала в столе кошелек с монетами. Да, много у нее не было. То дело, то зарплата, то оплата — деньги разлетались в разные стороны с рекордной быстротой. Кому сказать — графиня, владелица марки Мариэль, продукцией которой потихоньку начинают торговать эввиры во всех королевствах — медяки считает.

Но... сколько было.

— Бери. Денег много не бывает.

А платье ей новое не нужно. И в старом при дворе потерпят.

— Сопровождающие нужны?

— да, пожалуй — пара человек была бы не лишней...

— Попрошу Эрика. Будут.

Лонс раскланялся и удрал.

Лиля коснулась рукой одного из ящиков стола. Там лежал свиток, который исписал Лонс. Четко и ясно. Кто, как, откуда, о свадьбе с Анелией, как осуществились законные права, как его продали на корабль вместо того, чтобы убить, как.... Единственное о чем умолчал Лонс — это о том, что она все знала. наоборот, по ее просьбе написал, что ничего не говорил графине, дабы не выдала королю головой.

Пастер Воплер присутствовал при этом. Хотя и не читал. Лонс дописал все, просушил чернила песком, свернул и запечатал своей личной печатью. И то же самое сделал пастер.

Лиля откровенно не верила в желание Анелии бежать с Лонсом. Но вдруг? Пусть у них все будет хорошо. Главное, что ее люди нигде не засветятся. Заберет свою Анелию, доедет до побережья, там корабль — ну и вперед. Это — если все пройдет гладко. Если же нет...

Случись что — анонимка ляжет на стол Эдоарду. А потом...

Лиля и отдаленно не собиралась признаваться в своей осведомленности. Ее тут и рядом не пробегало! Но бучу она поднимет. Спускать какой-то жучке смерть своего человека?

Ни за что!

А главное в анонимке что?

Чистая правда! Любая проверка на девственность покажет, что принцесса-то ненастоящая! То есть — дефлорированная. А значит — врала в лицо. За что и схлопочет, и огребет... Пусть потом доказывает, что не верблюд! Пусть!