Новый день принёс с собой очередную новость: некоторых штрафников начали готовить по дополнительным специальностям: Так, например, Карлаша отправили на курсы бортинженеров транспортника, фон Стиглица — на курсы артиллеристов, а Белецкого — на курсы пилотов. Остальных в это время гоняли по физподготовке и фехтованию.
Курсы пилотов проводились всё в том же учебном корпусе, что и вчерашние "занятия по матчасти". Даже класс был почти такой же. Пилотскому мастерству обучались одновременно все отобранные для этого штрафники из всей учебной роты. Просто каждый находился на своём этапе обучения.
Егор прошёл по зелёной линии на своё место, уселся в удобное кресло — копию пилотского кресла "змееежа", врубил программу-симулятор полёта....
...И ощутил себя гигантским утыканным иглами червяком, висящим в космической пустоте. С задачей попасть в одну из густо натыканных по чёрному небосводу светящихся точек...
Однако, в отличие от снов, тут он не был брошен на произвол судьбы. Симулятор подсказывал, что и как надо делать, заставлял прорабатывать отдельные моменты снова и снова, пока они не закреплялись достаточно хорошо, и только потом переходил к следующему этапу обучения.
В общем, в концу сеанса Егор худо-бедно мог самостоятельно провести процедуру масс-центровки. "Лётную практику" инструктор — ещё один капитан, на этот раз с лётными петлицами и нашивками за ранения, пообещал начать со следующего занятия. "Под занавес" штрафникам, пришедшим сюда в первый раз, был сброшен информационный файл, вместе с сообщением, что доступ к его содержимому откроется для них после отбоя. Егор про себя помянул "незлым тихим словом" командование учебки, заставляющее людей учиться и после отбоя, и даже во сне, и отправился по зелёной линии на фехтовально-силовую подготовку. Как и предполагал вчера Карлаш, сегодня штрафников на обед отпускать никто не собирался. Питательный раствор, инъекции — вот и всё, что бойцы получили во время тренировки.
"А на гауптвахте сейчас, наверное, макароны дают... По-флотски", — вздыхал Белецкий, уворачиваясь от очередного "Каракурта". "Сычёв, зараза, жирует, пока мы тут вкалываем до седьмого пота". Но деваться было некуда — и Егор продолжал атаковать, отступать, уворачиваться...
После окончания тренировки повторилась вчерашняя сцена в душевой. С тем различием, что некоторые предпочли раздеться быстрее всех, первыми влететь в душевую, и первыми же оттуда вылететь. Другие, наоборот, старались занять места поближе к бесплатному зрелищу, и не упустить из него ни одного момента. Егор выбрал свою тактику: он, с одной стороны, как бы особо никуда и не спешил, а с другой, старался сильно не пялиться на какие-никакие, но женские "прелести".
Третьим, и последним пунктом программы на сегодня, было "изучение матчасти". Сегодня вражеская матчасть бегала ещё шустрее, а своя, родная, барахлила ещё сильнее. К концу занятия Егор мрачно подумал, что если так пойдёт дальше, то в конце концов "Каракуртов" придётся останавливать голыми руками, так как на этих занятиях у штрафников не было вообще никакого личного оружия — даже виртуальной шпаги. Но пока до такой ситуации дело ещё не дошло. На момент, когда мучения штрафников закончились, процентов тридцать встроенного в стены "тоннеля" виртуального оружия ещё работало.
После долгожданного ужина бойцы вновь вернулись в свою казарму, чтобы и ночью во сне учиться бить врага. Но дождаться сна без происшествий не удалось. За пять минут перед отбоем в казарму ввалился робот-посыльный. Остановившись перед койкой Похмелова, он засунул один из манипуляторов в свой транспортный контейнер, и извлёк оттуда... Бутылку водки. "Столичная" — прочитал название на этикетке обалдевший Белецкий. Робот вручил бутылку бывшему интенданту, и быстро удалился.
— Продукты в местном магазине военторга купить нельзя — пояснил происходящее довольный толстяк. А спиртное, оказывается можно...
— Купить то можно, но вот пить нельзя — заметил со своей койки Левинзон.
— Вот! — просиял Похмелов. То есть, если я сейчас сделаю глоток, — с этими словами он начал отвинчивать пробку, — то трое суток гауптвахты мне обеспечено. Там я хоть отдохну немного... Уж лучше трое суток на нарах, чем трое суток этих мучений! С этими словами Толстяк собрался осуществить свой Хитрый План...
— Илья Ефимович, — обратился к "хитрецу" фон Стиглиц, — Ни в коей мере не хочу мешать взрослому человеку, не моему подчинённому, и пока ещё не моему другу принимать самостоятельные решения... Пусть даже ошибочные. Но хочу вам напомнить, что у нас уже есть "свой человек" на гауптвахте. И скоро он оттуда вернётся. Дождитесь, пожалуйста, момента, когда он сможет поделиться с нами своими впечатлениями о месте, куда вы так хотите попасть. Быть может, там не так уж и здорово, как вам кажется...
Толстяк замер с бутылкой в руке.
— Да, пожалуй, вы правы, — согласился он с доводами барона, закручивая крышку. Я потерплю ещё сутки...
— Позвольте, я сохраню вашу бутылку — протянул руку фон Стиглиц. Видя колебания бывшего интенданта, он продолжил: — Готов дать слово дворянина, что верну вам её завтра вечером, — Похмелов поколебался, но передал емкость с драгоценной жидкостью барону. Тот поднялся, чтобы отнести бутылку в свою ячейку в каптёрке.
— Пусть бы и вылакал. Раз так хочет на губу... — презрительно пробормотала абордажница, отворачиваясь.
На сегодня инцидент был исчерпан. А завтра... До завтра ещё надо было дожить.
После отбоя, как и было обещано, открылся файл, переданный Егору инструктором по пилотажной подготовке. В принципе, информации в нём было немного. В основном она касалась расположения постов управления пилотируемым кораблём. Оказывается, только основных постов могло быть больше трёх, причём в каждом конкретном случае они располагались в разных отсеках корабля, а кроме основных постов имелись ещё и запасные точки доступа, посты ручного управления, и точки подключения к отдельным управляющим контурам. И со всем этим предстояло научиться работать хотя бы в первом приближении... Егор тяжело вздохнув, закрыл файл и глаза...
Ночь прошла без эксцессов, а утром после обязательной пробежки и завтрака вместо развода по местам учёбы было объявлено общее построение. Как выяснилось, сегодня отправлялся в космос закончивший наземное обучение третий взвод.
Вся рота была выстроена на плацу. Бойцы третьего взвода, теперь уже бывшего, стояли отдельно от остальных в колонне по шесть. Справа и слева каждой шеренги сидели рыси. И у людей, и у животных был мрачный вид. Люди чётко осознавали, что сегодня они покидают Землю, может быть навсегда, и, хотя у них впереди была ещё неделя подготовки на орбите, перед распределением по кораблям, всё равно настроение было не очень. Рыси как будто чувствовали настроение бойцов, и сидели, словно пушистые статуи. Никто не вертел головой, не зевал, не чесал лапой за ухом. В общем, их поведение разительно отличалось от виденного Белецким на Церемонии Выбора.
По случаю отбытия третьего взвода командир батальона произнёс небольшую речь, которую закончил традиционным напутствием: "Помните, что ваша задача не умереть за Родину, а заставить сделать это вашего противника!".
После чего отбывающие отправились грузиться в два вертоджета, к этому времени уже стоявшие "под винтами". Буквально через полминуты после того, как спина последнего бойца из бывшего третьего взвода исчезла из видимости в чреве летательного аппарата, обе винтокрылых машины оторвались от бетона, чуть приподнявшись, выполнили синхронный разворот и вскоре растворились в ставшей уже привычной окружающей Остров сизой хмари.
Проводив взглядами удаляющиеся вертоджеты, ещё не закончившие наземное обучение штрафники разошлись по занятиям. Шагая по хрустящему льду ещё не оттаявших после ночных заморозков луж, Белецкий думал о том, что незаметно почти пролетела первая неделя обучения — треть от всего срока наземной подготовки. До момента, когда и он покинет Землю, оставалось не так уж и много. Хотя с такими учебными нагрузками до этого светлого момента надо было ещё дожить.
Расписание занятий на сегодня полностью повторяло вчерашний день: специальная подготовка, фехтовально-силовая, и "матчасть". Но нагрузки по каждому предмету возросли. Или это накопившаяся усталость создавала такое впечатление? Точно Егор сказать не мог. В душевой снова повторилась вчерашняя сцена. Разве что "стеснительных" стало поменьше. Как ни странно, среди "озабоченных" наметилась та же тенденция. Егор подумал, что с такими темпами скоро ни у одного из штрафников не возникнет никаких желаний по поводу "боевой подруги", даже если их положат на ночь в одну постель...
По возвращении в "родную" казарму после тяжёлого трудового дня штрафников ожидал очередной сюрприз.
Переезд. Вопреки народной мудрости, гласящей, что один переезд равен трём пожарам, всё прошло относительно гладко. Не считая глухого ворчания уставших людей, которым пришлось перетаскивать свои вещи на новое место жительства — первый этаж той же казармы. В отделении Белецкого больше всех, конечно, возмущался бывший интендант, считавший, что вся эта затея с переселением направлена исключительно на то, чтобы ещё больше вымотать несчастных штрафников.
Пройдя с вещами по зелёной линии, бойцы увидели, что их новая жилплощадь имела отдельный вход — с торца здания. Вход в расположение первого взвода был с противоположной стороны, а сами расположения разделяла прочная стена.
Однако ворчание народа поутихло, когда усталые люди наконец-то добрались до нового места жительства. Оказалось, что каждому отделению теперь выделен шестиместный кубрик с современными удобными одноэтажными кроватями. В сочетании с тем фактом, что каждый кубрик имел отдельный санузел и умывальную комнату, новые условия жизни можно было назвать просто райскими. Особенно по сравнению с прежними.
Второй взвод занял не все жилые помещения в этом крыле первого этажа: Их хватило бы ещё на пару взводов. Очевидно, такая же картина наблюдалась и в противоположном крыле, занятом первым взводом.
Развалившись на новой удобной койке, Белецкий выразил недоумение, почему штрафников по прибытию сразу не поселили здесь, а не на доисторических кроватях в громадном помещении на втором этаже.
Здоровяк Левинзон, раскладывающий личные вещи в своей тумбочке, оторвался от этого занятия, и, повернувшись к Егору, дал пояснения:
— Есть такой анекдот: Приходит в штурмовую роту на должность командира взвода лейтенант только из училища. И видит, что командир роты держит своих солдат "в чёрном теле". Постоянно занятия, учения, строевая... Но почему-то никто не жалуется. Вот и поинтересовался он у начальника, в чём секрет. А тот и говорит: "Протяни руку". Лейтенант протянул. Командир обхватил его ладонь своей, и сильно сжал. "Больно? Только честно" — спрашивает. Лейтенант отвечает: "Больно"... Тот сжимает ещё сильнее... "А сейчас?". "Ещё больнее". Командир сжимает ладонь со всей дури, а лапа у него... — Яков посмотрел на свою ладонь, и улыбнулся, — примерно вот такая... "Больно?". Лейтенант уже еле терпит: "Очень!". Тогда комроты чуть-чуть отпускает руку. "А сейчас?". "Хорошо-о-о!"...
Вот нас сейчас чуть-чуть "отпустили"... И нам хорошо... А не было бы второго этажа, и отпускать было бы нечем... — С этими словами Левинзон снова вернулся к своей тумбочке, оставив Белецкого размышлять над тонкостями управления людьми.
Время близилось к отбою, и отделение уже готово было испытать новые кровати. Только Карлаш, который не отнёс свой чемодан в новую каптёрку сразу, а сначала поковырялся в нём, выискивая какую-то очень нужную ему вещь, наконец-то потащил чемодан на новое место хранения. Отсутствовал он не долго. Буквально через пять минут ввалился в кубрик со словами "Сычёва ведут!". Все бросили свои дела, и столпились у дверей. Действительно, по коридору в сопровождении двух вооруженных охранников шёл, а точнее плёлся единственный пока боец во взводе, который умудрился получить три предупреждения и путёвку на гауптвахту. Вид у него был — краше в гроб кладут. Похоже, охрану ему выделили не для того, чтобы он не сбежал по дороге в казарму, а чтобы поддержать, если он вдруг начнёт падать. Охранники довели подопечного до нового места жительства, и удалились. Весь личный состав взвода рванул в кубрик Сычёва, чтобы "попросить его поделиться впечатлениями" о прошедших трёх днях.
Но разговор не получился — "злостный нарушитель" рухнул на койку, и даже не открывал глаза. Так, не открывая глаз, он и отчитался о своей "командировке": "Тренировки... Сплошные тренировки. Есть не давали — только питательный раствор. Спать не давали. Только стимуляторы. Плохо старался — боль..." Последние слова "герой вечера" произнёс уже почти шёпотом, и вырубился.
Переглядываясь, штрафники разошлись по своим кубрикам... Последним в кубрик отделения Белецкого зашёл барон. Он молча подошёл к Похмелову, и так же молча протянул ему памятную бутылку водки. Тот, тоже не говоря ни слова, взял бутылку, со вздохом поднялся, и выкинул её в утилизатор. Обернувшись, он обозначив короткий кивок в сторону барона выдавил: "спасибо", и, тяжело ступая, направился к своей койке. Прозвучала команда "Отбой"...
Ночь на новом месте прошла спокойно. Сны снились строго по учебной программе, злобный прапорщик Шелехов штрафников не навещал... В общем, даже как-то скучно. Немного разнообразия в жизнь бойцов второго взвода внесла традиционная утренняя пробежка. Во-первых, потому что с утра началась настоящая метель, чего до сих пор здесь ещё не было, а во-вторых, что во время пробежки бойцы встретили наконец не почтившего их своим вниманием ночью Шелехова: Он ме-е-едленно шёл по дорожке в направлении санчасти, а за ним, зябко ёжась, брела толпа хмурых людей в летней офицерской форме со споротыми знаками различия.
Прибыла новая партия штрафников. В громадной армии Империи всегда находилось достаточно преступивших закон, чтобы штрафбат не испытывал недостатка в кадрах.
Увидав эту картину, Белецкий испытал двойственные чувства: С одной стороны — злость на прапорщика за его очередное издевательство над людьми. С другой — некоторое облегчение при мысли, что теперь у грозы штрафников, возможно, появится более интересный объект для издевательств, чем второй взвод. Второе чувство Егору очень не понравилось. Решив, что подобные мысли недостойны дворянина и просто нормального мужчины, он попытался изгнать их из головы, но они почему-то упорно не хотели изгоняться... Так Белецкий и боролся с самим собой до утреннего построения, на котором оказалось, что вместо занятия по спецподготовке его сегодня ожидает встреча с особистом.
Шагая вдоль зелёной линии, Егор размышлял на тему, какие вопросы к нему могли возникнуть у начальника местного Особого Отдела. Вроде бы за дуэль с фон Ливеном он уже осуждён, за спасение "Сапсана" — уже поощрён. А больше никаких "подвигов" совершить не успел. Оглянувшись, Белецкий обнаружил, что в одном направлении с ним топают ещё двое его сослуживцев. Егор сделал логический вывод, что, скорее всего, они идут туда же, куда и он. И оказался прав. Все три бойца собрались под дверью с надписью "начальник особого отдела". Выяснилось, что местный особист обитал не в штабе, а в здании вещевого склада. Только вела в его апартаменты отдельная дверь. За дверью оказалась приёмная, где все вызванные и разместились. Переговорив с сослуживцами, Белецкий узнал, что они тоже не догадываются, зачем их вызвали. Оставалось только ждать.
