его пенсию за полгода. Значит, в квартире его она живёт именно за то, что пенсию исправно получает да пересылает. А иногда, наверное, он сам за деньгами ездит, только не зимой...

И как я раньше могла думать об отлучках дяди Семёна, что он куда-то уезжает к другим женщинам? Интересно, а что достойнее и моральнее: преступления такого не злодейского типа, которые совершает отчим, или измена?

Смотря по каким критериям расценивать...Все плохо по-своему...

Отношения с кавалерами складывались непонятно для меня самой. Так сложилось, что женихи мои несколько сблизились между собой, меня даже начало брать опасение, что за дружбой они про любовь позабудут. Их сближение произошло в день, когда Грант пригласил и Тараса, и меня, как "своих друзей" на седмины в честь памяти его тётки. В Армении не делают "девять дней", как в России, у них по традиции — "семь дней"...Так получилось, что Ара Хачикович и тётя Герейцик не смогли поехать на похороны сестры тёти Герейцик, и все помины делали тут, звали многих её помянуть. Вот Грант и нас позвал. И так на тех "седминах" Грант и Тарас разговорились, что почти я рассердилась. И с тех пор стали они, похоже, и без моего присутствия порой встречаться, а мне в этой дружбе досталась странная роль "среднего звена" — посредника. Но ко мне на почту они продолжали захаживать, стараясь делать это незаметно один от одного. С Грантом отношения так и не перешли порог осмотрительной вежливости, и наше с ним общение сводилось к приятным беседам, смешным анекдотам, за которые "могут три года дать теперь, а при Сталине давали десять", смеялся Грант, и милому времяпрепровождению, заключавшемуся в мотовстве. Денег он не жалел.

С Тарасом отношения складывались иначе.

Постепенно скромные поцелуи перешли в обжигающие, будоражащие кровь, и не раз приходилось мне пожалеть, — или порадоваться?... Что моя квартира на Ленина сдана квартиранту. Такие вот бурлили во мне неправильные, безумные мысли. Причем все разговоры Тараса о серьёзных отношениях, которые "нам совершенно необходимо выяснить", я слушать не хотела, отвергала с ходу его малейшие намёки на "серьёзность": рано мне выслушивать "предложения", не хочу я пока замуж, времени для несвободы — предостаточно впереди. Пусть дурочки несамостоятельные стремятся к браку. Я — не такая!...Пару раз я даже водила Тараса в дом к Катьке, она нас чаем поила и развлекала всячески, — неудобно мне было вести кавалера домой, под бдительное око моих старших, которым мне тоже не хотелось пока ничего объяснять о моих реальных устремлениях... Но целоваться на заднем ряду тёмного кинотеатра нравилось до безумия...

Однако, сказала себе: не стоит торопиться, мне нужно понять, чего я в жизни действительно хочу, — выйти замуж и зажить, как все, с кастрюльками, пелёнками, прочими "семейными радостями", — или пойти учиться дальше, получить диплом о высшем образовании, стать другой, — лучше, умнее, совершеннее...

Заочно учиться я не хочу! Мне не корочка нужна, но система мышления и информации, сопричастность к многому знанию... Которое таит в себе многие печали...

Ближе к наступлению Нового, 1958 года, несмотря на мощный снегопад, обрушившийся на город с раннего утра, прибежала с новостями взбудораженная, удивлённая, с горящими глазами бабушка:

— Представляешь, внучка, получила я сразу три письма из разных мест, содержащие ответы на мои запросы относительно твоего отчима: по поводу лет работы и занимаемых должностей на интересующих меня шахтах, упомянутых в его трудовых книжках... Ответы, право, неожиданны...

— Что там написано, бабуль? — я даже лицо почти в окошечко высунула, — интересно!

— А вот слушай...— и бабушка с загадочным выражением лица принялась делиться со мною полученными сведениями.

Глава 20

То, что я услышала от бабушки, повергло в такое недоумение!... До прострации. Даже в голове не укладывается, как дяде Семёну удалось подобное: оказывается, он ухитрялся в разных местах работать одновременно. И кем? Забойщиком и бухгалтером разом! Уму непостижимо...

Если подробней, то дело обстоит так: бабушка получила два письма из заводоуправления одной и той же шахты Карагандинского бассейна, и одно маленькое письмо из Кузбасса.

Кадровичка из Кузбасса написала лаконично: "Савчук С.В. на нашей шахте никогда никем не работал. Очевидно, в представленные вам данные закралась ошибка или недоразумение, или имел место подлог. Инспектор ОК Маркина Г.Н.", — если бы все письма были столь коротки, читать было бы одно удовольствие!

Далее прочла письмо из шахты близ Караганды: " Савчук С.В. с 1932 до 1956 гг. непрерывно трудился на шахте забойщиком. Имел много трудовых отличий, принимал участие в стахановском движении 1930-х гг. Инспектор ОК Куц Н.В.", — так же достаточно кратко и ёмко: "да, работал" по смыслу.

Однако, следующее письмо было написано кадровиком той же самой шахты, но почерк значительно отличался от предыдущего, так, словно второе письмо написано молодой женщиной, а первое — пожилой, с несколько дрожащей рукой. В данном письме смысл был прямо противоположен: "Савчук С.В. на нашей шахте работал бухгалтером-экономистом: с 1946 до 1956 гг. Имел много трудовых отличий, зарекомендовал себя как общественник, входил в профком шахты. Инспектор ОК Казакевич Л.И." Голова кругом: как мог он одновременно работать на одной и той же шахте по двум различным профессиям? Так не бывает! Так нельзя!

Тупо уставилась я на тексты трёх писем, а бабушка поглядывала на меня с иронией, — так мудрая заговорщица-масонка смотрит на "зеленого" неофита:

— Давай анализируй, Зойка! Ты эту кашу заварила, теперь думай, что к чему!

— Бабушка! Как же так? Почему он на одной шахте вовсе не работал, а на другой трудился на разном трудовом поприще? Как можно разом заниматься бухгалтерскими ведомостями, и корпеть в забое с киркой? Чушь какая!

— Э, нет, внучка, нисколечко не чушь, ежели умишком пошевелить. Самое главное: мы выяснили: в Кузбассе наш Сёмушка никогда никем не трудился. То есть мы получили подтверждение фиктивности предъявленных данных, — и убедились в том, что Семён Васильевич — аферист, обманывающий государство подложными справками, которые либо сам "нарисовал", либо с помощью друзей, либо бланки справок, предъявленных в собесы, — подлинные, вот только кадровики в них написали самую настоящую "липу"! Какой вывод?

— Что дядя Семён предъявлял всю эту шелуху исключительно с целью получения пенсий, основанных на фиктивных данных.

— Хорошо, допустим. Это ты сказала... Думаю, справка из Кузбасса написана молодой кадровичкой, совершенно далекой от Сёмушкиных афер, но, возможно, "та" справка в райсобесе была написана бывшим кадровиком Кузбасской шахты, с которым твой отчим вступил в преступный сговор. Кстати говоря, нередкое преступление, которое в народе и преступлением-то не считается...

Сама знаю одну соседку, получающую пенсию в качестве бывшей рабочей СТЗ, тогда как бабушка всю трудовую жизнь, весьма недолгую, проработала честно в колхозе. Вот только пенсию не заслужила за свой кабальный труд! И николи не буду осуждать таких "аферистов", которые лишь "выбили" себе хитростью кусок хлеба насущного. Но Сёмушка порой перегибает палку, да так наивно: это надо же додуматься: в нескольких районах одной и той же области получать пенсию, — глупость, детство!.. Ему совершенно не хватает реального взгляда на вещи!

Очень удивила меня несогласованность данных в двух письмах из Карагандинской шахты: явно отправители не знали о том, что другая кадровичка так же написала ответ. Обе характеристики, присланные кадровиками на Сёмушку, — положительны. Но в чем же причина разности содержания в информации о профессиях? Как думаешь,Зоя?

— Ничего не думаю. Просто абсурд какой-то! — честно ответила я.

— Нет, не абсурд. Представь: пришло письмо в отдел кадров. Получила его инспектор Казакевич, работающая на предприятии, скорее всего, недавно, и не привыкшая обсуждать и согласовать с другими действия, которые считает абсолютно верными. Итак, эта Казакевич вскрыла конверт, подняла в архиве личное дело, просмотрела и немедля отписала правдивый ответ. И занялась своими прямыми обязанностями, позабыв напрочь о запросе на некоего Савчука С.В.

Очевидно, письмо осталось лежать на столе, не убрала его еще Казакевич, или забыла. Письмо увидела другая кадровичка, та самая Куц, с которой, по всей видимости, Семен был в предварительном сговоре: видимо, именно она некогда написала ту подложную справку-выписку из трудовой книжки, с указанием профессии твоего отчима как "забойщика". Очевидно, написала она ту фикцию не за здорово живёшь, но за определенную мзду. И тут вдруг, по прошествии определенного времени, приходит этот провокационный запрос, который, в случае предоставления по запросу верных сведений, может стать первым звеном в изобличении не только "Савчука С.В." — афериста и обманщика, но и самой Куц, готовой на все ради "длинного рубля". Что же остаётся делать Куц? Не зная, что другой кадровик уже предоставил запрашивающему верную информацию, Куц пишет ответ, и указывает фиктивные годы работы Семена, и фиктивную его профессию. Осмелюсь предположить, что немедленно по написании своего ответа, Куц уничтожила сам запрос. Думаю, я более чем права: прекрасно знаю эту кадровую банду врунов и "приписчиков"...У них существует целая система подлогов и мелких и крупных мошенничеств, и в том суть жизни бюрократии... Но обратила ли ты, Зоя, внимание на одну наиболее характерную отличительную деталь в рассматриваемых двух отписках? Что такого точного есть в письме Казакевич и что отсутствует в письме Куц?

— Не знаю, бабушка...Чем же они столь разительно отличаются?

— Номером! В письме Казакевич имеется порядковый исходящий номер, присвоенный отправляемому письму, тогда как в бумажонке Куц номера исходящего — нет. Вывод: что отправление Куц не завизировано в журнале исходящей корреспонденции, и, следовательно, является подложным!

— Здорово, бабуль! Ты просто Шерлок Холмс! Но почему ты думаешь, что эта Куц — сообщница в подлоге? Может быть, у дяди Семёна два личных дела в архиве...

— Бред, Зойка! В одном архиве не может быть одновременно два личных дела! А мысли той Куц очень легко представить, поставив мысленно себя на её место.

Бабушкиным "выкладкам", весьма далеким от логики и базирующимся в большей степени на женской интуиции и житейском опыте, — поверила безоговорочно и сразу. Бабушка такую долгую и богатую событиями жизнь прожила, что ей впору с Никитой Сергеевичем опытом делиться...

Вечером пришел Тарас. Мы с ним стали все чаще видеться, а вот с Грантом в последнее время несколько отдалились, после одного случая в семье Матевосян.

Как-то пригласил меня Грант в гости. Принимали, как всегда, достойно, с размахом, кормили очень вкусно, поили выдержанным армянским "Васпуракан"-ом, но где-то в середине обеда так получилось, что оба мужчины: то есть и сам Грант, и его отец Ара Хачикович, — отлучились. Либо в погреб, либо еще куда. И долго их не было, так долго, что я уже отчаялась их дождаться, и пошла искать своего Гранта по дому, — тем более, что в тот момент тетя Герейцик побежала на кухню за очередной порцией подогретой долмы.

И услышала я ненароком в коридоре такое... Грант меня научил немного армянскому языку: я — способная к языкам, — не особенно хорошо изучила словарный состав, но понять общий смысл армянской вполне способна. Смысл услышанного сводился к следующему: дядя Ара упрекал Гранта в дружбе со мной. Убеждал найти свою невесту или обратить внимание на тех армянок, с которыми Грант уже знаком, благодаря проискам милого папашки. То есть "изысканиям местных невест"... И в самом конце Ара Хачикович высказал подозрение обо всех "русских девушках": что, мол, они непорядочны, гулящи, непутёвы, и многие давно уже не девственницы, но лишь полагают себя "девушками" и соответственно себя ведут. И про меня добавил с иронией: мол, если Грант вздумает "тайком" на мне жениться или меня "украсть"(!), то пусть вначале самолично проверит, стоит ли игра свеч. Грант говорил так быстро и убедительно, что из его речи толком ничего не поняла. В тот момент я ужасно рассердилась, и, после ужина, рано захотела уйти, — представляю, какая мина была написана на моём лице тогда...

Но Грант ничего не понял. Придя домой, задумалась: в чем-то дядя Ара прав, — целуюсь с Тарасом с подлинным упоением, но не в силах окончательно порвать с Грантом, который мне нравится, с которым мне интересно... Вот я и есть именно непорядочная... У меня ведь какие мысли были, — мне бы хотелось, чтобы и Грант меня поцеловал, отвлекся от бесконечных лекций по истории Армении: тогда я бы смогла сравнить, кто из них двоих мне больше нравится... Но раз такое поведение недостойно, — лучше просто расстаться с Грантом, к которому не испытываю острого физического влечения, но, скорее, дружбу, интерес и уважение...

Тарас после кино проводил меня до дома, и снова мы целовались безудержно, до воспалённых губ и дрожания кончиков пальцев на руках, — сильна была страсть!

И, когда уже собирались расходиться, услышали окрик: это Катька нас увидела и громко позвала в форточку свою, — чай попить. К родителям вести Тараску я в тот день не собиралась, а на улице — снег, метель, — отчего бы и не испить Тарасу чайку в Катькином доме? Зовёт она вполне искренно. И вообще, Катька — хорошая!

Зашли. Попили черный индийский дефицитный чай из синих "кобальтовых" чашек.

Затем речь зашла о проблеме донорства. Мы с Тараской целиком и полностью выступали за необходимость забора крови у доноров, за правильность системы переливания крови нуждающимся в этой процедуре. И вдруг Катька стала с нами спорить! Такая тихая, скромная, безответная, неожиданно она возмутилась, принялась нас убеждать в недопустимости забора и введения пациенту цельной крови, так как это — "нехорошо и неправильно". Вот и все аргументы...

Удивились мы с Тараской: изменилась что-то Катька в последние недели. Раньше ни о чем другом, кроме как о пьянице-муже, не говорила, а тут вдруг перешла на отстаивание "мнения". Не иначе, как с "чужого голоса"...

Потом ушли. Тарас собрался домой идти, в свое общежитие, я же стукнула в калитку к родным, — слишком промерзла от налипшего снега щеколда дверная.

Сели с родителями ужинать. Рассказала про неожиданную реакцию Катьки на наше обсуждение доноров. Что она — против.. Тут дядя Семён засмеялся, сказал, что это — далеко не Катькино мнение: просто в последние дни зачастили к Катьке какие-то неизвестные две тётечки, очень приличные с виду, но у отчима создалось впечатление, что Катькины гостьи — не иначе, как сектантки, а мое сообщение о Катькиной реакции на упоминание донорства лишь подтверждает его подозрения.

Мама искренне пожалела Катьку, которая не успела от одной беды избавиться, — "мужа-дурака", как теперь новая проблема — неугомонные гостьи-агитаторши... надо бы девчонку как-то от тех сектантов отвадить...Но как? Но для этой благой цели вовсе нет необходимости водить к Катьке чаевничать моего друга Тараса. Что именно отчим имел в виду под таким намёком, — не поняла...Катька — порядочная...