— Смотрите, у моряков командиру врать не принято. Если вы не мудаки, тогда так и быть, уговорили. Возьму вас троих за одного палубного матроса. Вот сейчас починят сходню, и добро пожаловать на борт.

На борту первым делом выдали зачетные листы и примерно десятка два книжек с ответами.

Устройство корабля. Устройство топливной системы. Устройство швартового оборудования. Устройство якорного оборудования.

“Нет, матрос Пламен, якорное оборудование не швартовое. И оба они не буксирное. Ну и что, что лебедки? Буксирное: намотка троса, якорное: намотка цепи, швартовое: синтетические канаты. Сам видишь, все разное. Есть у нас и водолазное, и даже сонар: карты глубин строить. Мы тут на все руки от скуки: и плоты тягаем, и водолазно-спасательный, и глубины меряем, как весь дивизион. Для картографирования бухты обещали нам бортовую ЭВМ подогнать, но все Портал занят. А то бы ходили, как звездолетчики в кино, с бортовым вычислителем.

Впрочем, радар у нас имеется, и даже с круговым обзором, с хорошим экраном. Что значит: “они все такие”? Не-е-ет, зелень береговая. Первые радары вообще без экранов, я-то помню, я же пилот бывший, к партизанам в Крым летал. Потом на лендлизовских “Бостонах”, авиация Балтфлота. Там ручками антенну вращаешь, слушаешь. Скажем, азимут сорок восемь, громкий сигнал. Смотришь на шкалу дальности, вроде бы двадцать миль, записываешь. Высоту цели не показывает. Лети, гадай: или это “мессер” на твоем эшелоне мелькнул, или в море тремя километрами ниже от корабля луч отразился. Вот как воевали, хлопчики. Так что вам все просто. Подумаешь, схему водоотливных чертить по памяти. У нас катер, не подводная лодка, не крейсер. Двигатель, правда, у нас немного особенный. С учетом здешней специфики. Но про него в порядке обучения, а сейчас мне пора: отходим…”

Тут мичман Филиппович похлопал всех троих по плечам, поочередно.

— Сидите вот, в салоне. Он у нас кают-компания, рубка и вообще за все про все. На палубе не мельтешите, там пока без вас тесно. Гальюн — вон та дверь и в корму. Над головой остекленный мостик. Обычно открытый, но у нас вроде как экспедиционный катер, так что комфорт. А вообще, начните-ка вы с расположения отсеков. Через час будете меня по кораблику водить, все показывать. Понемногу и втянетесь.

Втянулись ковбои примерно за неделю: катер на самом деле не такой большой, как эсминец, и не такой сложный, как подводная лодка. Быстро выяснилось, что качку они переносят приемлемо. Не то, чтобы вовсе плевать, но и не блюют каждую минуту. Зачеты сдавали тоже без больших проблем: школу окончили недавно, учиться еще не отвыкли.

Катерная команда состояла из командира, старшего лейтенанта Матвея Григорьевича, боцмана Всеволода Климовича, механика Филиппа Филипповича, повара и кладовщика Ли Чжун Ханя, приехавшего из Харбина в сорок шестом, ну и потом из троих матросов: Ивана, Дмитрия, Александра. Ковбоев зачислили в постоянную команду “четвертым палубным в трех экз.”, и первое, что им сказал боцман:

— Видите, в инструкции написано: “один человек”, значит, втроем и беретесь. Один — это как Вася-водолаз, а такие, как вы, чтобы только втроем.

На “четвертом палубном” постоянная команда заканчивалась, дальше числились прикомандированные.

Либо три огромных водолаза с тремя техниками: тоже, в общем, крепкими ребятами, но против того же Васи что рысь против тигра.

Либо шесть гидрографов, сами по себе не задохлики, но после водолазов смотревшиеся буквально принцами из мультфильма про Дюймовочку, разве что крылышек эльфийских не хватало.

Увы, ковбои выглядели еще мельче. Их не называли “мурашами” только из уважения к перестрелке в Лесу — о которой вся невеликая колония, конечно, знала в мельчайших подробностях.

Небольшому экипажу хватало дел и без того, чтобы разыгрывать новичков. Берега пустые: ни маяков, ни бакенов, ни знаков — ничего! Построят корабли побольше, и как им тут ходить, когда ни карт, ни лоций? Без маяков ни сам никуда не попадешь, ни робота не запустишь.

Весь дивизион катеров Радуги, вся “великолепная восьмерка”, разрывалась на части между тремя главными задачами.

Первое, наиважнейшее: промеры глубины. Дирижабли делали аэрофотосъемку берегов, но не дна.

Второе: перевозка плотов со сваебоями, обеспечение водолазов, когда те ставили бакены, знаки, подводные опоры и подводные же звуковые маяки для роботов-лодок.

Третье, на что сил почти не оставалось, но тоже требовалось, и тоже как можно быстрее: привязка аэрофотосъемки к береговым ориентирам, на основе чего Управление Порта чертило потом нормальные карты.

Плюс так, по мелочи: закинуть самопальный невод на глубине ради свежей рыбы. Найти оторванный невод, собрать какую получилось рыбу и быстро, до ливня, прибежать к берегу. Завезти биологов на далекую банку, водолазы спустятся к донным ловушкам, дождаться их. Отвезти фотографов на контроль отсыпки, не впилиться в почти готовый мол. Нет, все-таки царапнули, черт! Придется вытащить катер по рельсам на берег, осмотреть, нет ли повреждений днища, не облезает ли земная краска от местной воды.

Начистить повару картошки. Утопить нож, подкупить водолазов обещанием косточки настоящего дракона, выпросить в экспедиции по старой памяти миноискатель, найти нож водолазами. Уронить миноискатель, вытащить за провод, перепаять оторванный провод. Заодно найти непонятное существо, отдать биологам. Выслушать от биологов, что “мятая пустая бочка” совсем не черепаха. Отдать “мятую бочку” в Управление Порта, получить благодарность и премию за находку потерянного три недели назад робота. Купить пива по такому поводу. Закинуть самопальный невод на глубине ради свежей рыбы…

В общем, ковбои совсем не скучали и не сильно задумывались о делах посторонних. Поэтому, обнаружив посреди гальюна пару освинцованных водолазных ботинок “пятьдесят-огромного” размера, Варен озадачился сильно. Так и этак подумав, решил все же обратиться к “деду”. К старшему механику, то есть, к мичману Филиппычу. Пришел и спросил:

— Товарищ мичман, зачем водолазные боты в гальюне? И так некуда ногу поставить.

— А ты ноги прямо в боты ставь, не разуваясь. Они нарочно такие большие. Всеволод за них водолазам три литра отдал и того краба, с переливчатым панцирем, ну, ты помнишь.

Варен снова подумал-подумал, и снова решился на вопрос:

— Товарищ мичман, виноват, не понимаю.

— Если вдруг в качку приспичило «по-большому», вставил свои прогары в свинцовые, и заякорился над унитазом. И нипочем тебе качка. Не бегаешь из угла в угол, не фонтанируешь дерьмом по переборкам. И, соответственно, не моешь потом гальюн два часа.

Что качка пятиминутную работу растягивает на час, Варен понимал и сам.

— Мудро.

Филиппыч вздохнул.

— Отец мой кочегар со зверобойной шхуны, ходил в Арктику. Рассказал мне про ботинки. Тут, я гляжу, льда не видно, хотя берег северный.

— Может, лед по карте выше к северу. Мы в заливе крутимся, никуда не ходим пока.

— И не пойдем, самое малое, до будущего года. Как раз на верфи обещали собрать что-нибудь мореходное. Чтобы нас, мелкотравчатых, вытаскивать, в случае чего. Собирай-ка своих, по расписанию у нас баня.

Варен тоже повздыхал, но сами же рвались в моряки. Собрались, пошли в машинное, где стоял обещанный “чуть-чуть особенный” двигатель.

Катер имел паровую машину, да не простую, а сферическую: машину Тауэра. Сложная для девятнадцатого века, для программируемых станков космической эпохи машина Тауэра представлялась да, серьезным, но вовсе не заоблачным изделием. Правда, пар она жрала, как не в себя. Зато сама машина не тряслась, почти не гремела, и занимала места не больше, чем ярославский дизель. Но танковый дизель, даже новейший многотопливный, все-таки нельзя топить углем или дровами. А “Опытовый катер Т-99” можно, его специально таким спроектировали.

Филипп Филиппович оказался вовсе не простой “дед-сундук”, дослуживающий до пенсии, а целый преподаватель кафедры живучести корабля из самого Ленинграда. Он-то и предложил такую вот силовую установку внешнего сгорания. Мало ли, не найдется солярки в новой земле, или она там кончится не вовремя. Историю Зиганшина к тому времени хорошо знала вся советская страна. А, благодаря модной музычке “Зиганшин-буги” — и немалое число не советских. Поэтому руководство идею одобрило, и в “великолепной восьмерке” появился совсем уж особенный “Катер Т-99”.

Сейчас на особенном катере предстояло чистить обе топки котлов: проверяли, как они будут работать на каменном угле, пока что привозном, запортальном.

Спустились в кочегарку, надели жесткие рукавицы с асбестовыми вставками. Пламен взял “понедельник”: тяжелый, длинный лом. Варен взял второй такой же. Якут и мичман подготовили обрезы (ведра на обычном языке). Принялись поддевать ломом “крабов”: спекшиеся, еще алые пласты сгоревшего угля. Куски подбивали, цепляли, с натугой ворочая “понедельником”, отламывали от колосников, тащили наружу, кидали в обрезы с морской соленой водой — конечно, пар подымался до подволока, лупил из вентиляции. Потому-то Филиппыч и называл работу “баней”.

Остатки воды потом сливали, обрезы с “крабами” взвешивали. Филиппыч выводил коэффициент зольности, и на следующую неделю заказывал другой сорт угля. Уголь медленно ехал через вечно занятый Портал. Сам собой получался небольшой перерыв, ходили на солярке. На радостях от завершения тяжелой работы покупали пива. Шли на глубокое место, закидывали там самопальный невод, потом снимали на сервере очередные заявки, принимали на борт водолазов, биологов…

Пламен хотел стать моряком; и теперь, когда мечта его сбылась, просто не заметил, как пролетели полгода.

За полгода морское дело на Радуге сильно подросло.

Достроили верфь. Собрали первенца флота Радуги: высокобортный морской тральщик. Тральщики устойчивые, пашут в любую погоду, буксировочных работ не боятся. Ходят медленно, надежно — как старинные экспедиции эпохи Великих Открытий. Собственно, на Радуге и начинается эпоха Открытий С Большой Буквы.

Затем спустили на воду большой катамаран, протащив через Портал пару длинных, узких корпусов и собрав мост пока что из местного дерева, прочного и упругого, не хуже белого дуба знаменитых кубинских галеонов. Деревья такие нашли на опушке Леса.

Пламен все забывал спросить: приходили еще на опушку Леса ночные гости? Или, может, военные выследили первоисточник бандитизма, да и откусили ему руки по самые ноги?

Впрочем, какой там Лес: друзьям на Землю позвонить или даже в город выйти парни все никак не находили времени. Время они тратили щедро, и теперь видели, что не напрасно.

По обеим сторонам залива замигали светом и радио маяки. Там и сям вытянулись в море причалы небольших поселков с метеостанциями. Сеть метеостанций дала устойчивый прогноз погоды — хотя бы в пределах Залива — и к поселкам запустили теплоходики “Заря”, морские автобусы: их ширина позволяла провозить в Портал целиком. Поселки сразу превратились в удобные для жилья места, и участки там разобрали буквально за полмесяца.

С Большой Земли пришло новое кино “Белое солнце пустыни”, пересмотрели его раз двадцать, не меньше. Митяй, оказавшийся неплохим гитаристом, напевал при каждом удобном случае:

Замечтался на беду водолаз молоденький,

прислонил головушку к левому винту.

Самый малый вперед, ваше благородие,

пусть узнает, паразит, как спать на посту.

Пламен при том всегда вспоминал песню о динозаврах и погибшего Петю-художника, за ним Анну, отчего грустил, конечно, и все его понимали. Поэтому второго куплета никто так и не придумал.

Айсен выпросил у командира катера право на “маузер К98” с трехкратным прицелом — “чтобы вовсе навык не потерять” — и теперь безжалостно уничтожал чаек; чайки мстили, где могли, добавляя работы уборщикам палубы.

Пламену и Варену командир во “взрослом” оружии отказал:

— Возьмите, вон, у Филиппыча разводной ключ-тройку, по останавливающему действию почти то же самое. Мало? Возьмите пятый номер, он вообще шарахнет, что твоя гаубица.

— Только на плече носить придется, — проворчал Пламен. — Иначе замахнуться не успеешь.

— Во, товарищ матрос, ты уже и правила обращения наполовину выучил.

Посмеялись, пошли разбирать буксирные тросы, чтобы тянуть очередной причал в Темную Рощу. Причалы теперь отливали из бетона: пустотелые блоки два на три на шесть. Бетон ржавчина не берет, от воды бетон со временем только крепчает, промять блок при неудачной швартовке намного сложнее, чем понтон из металла. Катера таскали бетонные плоты все дальше и дальше по берегам Залива, пока, наконец, не вышли к поворотным точкам, за которыми открывался Северный Океан — хорошо, что хотя бы здесь не Ледовитый.

Настала пора выходить из Вырезного Залива.

На восток, в покинутые города, решили пока не соваться: воздушная разведка не нашла там ничего, особо привлекательного. Много судов шло туда морем, в могучем течении миль на пятьдесят севернее Вырезного, от запада на восток, до острова величиной с Гренландию, только не ледяного, а лесистого. Течение проносило деревянные суда мористее Залива, потом-то разведка место для Радуги такое и выбрала: чтобы местных поменьше, поводы для стычек пореже.

На главную морскую трассу решили вылезать позже, когда разведка узнает больше про язык и обычаи населения. Первую серьезную экспедицию флот Радуги планировал вдоль берега, южнее течения, на запад, к отснятому дирижаблями полуострову без крупных городов и, соответственно, почти без людей.

По горам на полуострове геологи предположили, что могут найтись руды хоть каких-то металлов. Синоптики, в свою очередь, предположили, что данное время года подарит пару недель без штормов. Моряки Радуги ничего не предполагали, чтобы не терять золотого времени: отшвартовались и вышли.

Триста миль флот пробежал за тридцать ходовых часов, ночью освещая себе путь азартно сверкающими глазами экипажей. Скоро катер “Т-99” бросил якорь у северной оконечности вычурного полуострова.

На местном наречии полуостров именовался Секирой и считался прародиной великого народа Андалов. Увы, сейчас на побережье Секиры обитало не так много народу, чтобы прокормить город с хорошей исторической библиотекой или мудреца, способного просветить землян о делах стародревних. Разведчики могли поговорить разве что с гнутыми кряжистыми деревьями да с набирающим силу восточным ветром.

Восточным ветром катер сорвало с якоря легко и непринужденно. Почему — никто в темноте не понял. Могло подломиться звено цепи с заводским браком-каверной, мог плохо лечь на грунт сам якорь.