| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Но выход был.
И не один.
Много их было.
Манили выходы те, разорвать порочный круг обыденного существования.
Не так уж и трудно было завладеть лицензией жены и из двух лицензий Поражённых-в-правах получить одну Гражданина, для себя. Заклеймить и жену, и дочь, а потом продать двух Рабов, или одного, второго оставить при себе Гражданину Раб нужен, через него идёт взаимодействие с Городом, через него же обновляются лицензии, прописка, идёт оплата проживания и иных услуг.
Вступление в общину Сыновей Адама, обязательным условием которого является жертва женского рода, желательно кровного родственника, помимо статуса Гражданина наградит могуществом телесным и заступничеством общины.
Сумеречники, скорее всего, не заплатят много за жену и дочь, зато после продажи, он сможет горевать об утрате, и никто из друзей или знакомых не сможет ни в чём его упрекнуть — такое бывает, люди пропадают.
Ещё можно приобрести у тех же Сумеречников запрещённые модификации для Вики и Виты и пусть тогда жену и дочь ждёт участь во многом худшая, честь участь Раба пусть. времени, что будет ими заработано, должно хватить на переезд в другой район, хоть в тот же Нью Хилл.
И что с того, что это, как и Орочьи Болота, тоже район уровня Д? Там хотя бы Надзирающие есть, не то что в болоте этом
Грёзы манящие, подобно улыбке продажной эльфийки, и такие же фальшивые.
Виктор знал, что пойти дальше простых размышлений у него не хватит решимости.
Друзья шутили, что в их семье яйца достались Виктории.
Виктор всегда смеялся над той шуткой, без стыда делясь случаями из жизни, что её подтверждали.
Смеялся глагол прошедшего времени.
С недавних же пор Виктор стал бояться, что однажды это будет сказано не в шутку.
Он перестал убегать в тех ситуациях, в которых ранее они с Викой бежали без оглядки.
Он сам вёл переговоры даже тогда, когда было понятно, что жена справится лучше.
Он отказывался от возможности откупиться от проблем временем, даже когда-то на это требовались считанные месяцы.
Его били всё чаще
Забили бы уже меня на смерть. не подумал, а незаметно для самого себя прошептал почти год назад Виктор, когда его, сильно избитого, волокла домой Виктория.
После того случая Вика перестала убегать, оставляя мужа одного.
Это и было последней каплей.
Виктор начал курить гнилушку, от регулярного вдыхания дыма которой, вызывающего яркие и продолжительные галлюцинации, и даже у оркоидов, славных тем, что их ничто не берёт, заводились черви в голове.
Виктория знала об опасном пристрастии мужа, но делала вид, что ничего не замечает, и не потому что она тоже устала от того, что времени постоянно не хватает, от мужа, не способного обеспечить семью, от дочери, которая могла бы прикладывать к учёбе хоть немного больше усилий, раз уж природа умом её обделила, от самой себя, нашедшей простой и в какой-то степени приятный способ заработка времени в тех случаях, когда никто из знакомых не мог дать в долг.
Причиной была боязнь Виктории причинить мужу ещё больше боли, сделав нечто, кажущееся ей благом, но способное окончательно разрушить семью.
Одного взгляда на огромного орка, лицензия которого не обновлялась уже третий день, хватило, чтобы рёбра Виктора заныли, напоминая, что не прошло и декады, как по ним прилетело несколько ударов копытами от пьяных сатиров.
Рёбра Виктора ныли, а всякое желание останавливать зелёную гору из мышц отсутствовало, но долг патрульного это не то, что можно игнорировать безнаказанно.
— Гражданин! опережая мужа, окликивает Виктория орка.
Зелёная гора замирает.
Гора знает, что нарушила закон и готова понести заслуженное наказание.
Зелёную гору зовут Большой Тесак Ардонт.
Межреальность. Город. Орочьи Болота. Фонарь Мертвеца. 3002 год после Падения Небес.
Если уметь слушать, то можно услышать и те истории, что рассказывает своим молчанием камень.
Вот год 1625 после Падения Небес, Мнемос, Петр в странствиях своих встречает вампира, увлечённо творящего Царство Ночи. Вот тот вампир крадёт у Петра ту часть тела его каменного, что хранит в себе память о Спящей.
Совсем рядом 2334 год, моё расставание с Сатаной и наша с Петром первая встреча.
Сатана, паршивец эдакий, сразу понимает, кто оказался перед нами, но мне ничего не говорит. И ладно бы только о природе Петра умолчал, так ещё и о людях начала-и-конца, что взяли меня в плен стоило Сатане уйти, сообщил, когда сбежать-то у меня шансов почти не было. А ведь знал, открытым ведь текстом тогда так мне и заявил, на пару секунд оторвавшись от своей книжонки:
— Когда в следующий раз мы с тобой свидимся, не забудь рассказать, что сталось с теми, кто следовал за нами от самого Моргота. Не забудь рассказать, а то я точно забуду спросить.
Но да не обо мне разговор, о Петре, что после беседы с Сатаной к 2632 году, ещё не помня, как пришёл за Спящей из Пустоты, но веря в слова Сатаны, что она смысл его существования, становится участником проекта Somnium.
Не трудно найти и 2791 год, когда Петр вошёл в бордель мадам Жоржет, неся на руках свою Спящую.
Кусок Петра, его воспоминаний, похищенный вампиром, так и не создавшим своё Царство Ночи, оставлен был мне Червём. Оставлен с намёком, мол, я пойму кому его отдать, когда увижу того, кому тот камень принадлежит.
Но я и без того, знал, чей это камень, и что за воспоминания в нём хранятся.
Межреальность. Город. Орочьи Болота. Улица Волока Дубинщика. 3002 год после Падения Небес.
Маршрут для патрулирования, что проходил ближе других от общежития, в котором обитал орк, оштрафованный ими вчера, Виктория выбрала сама, до последнего надеясь, что муж всё же остановит её.
Не остановил.
Не остановил, хотя и знал причину, по которой Вика выбрала этот маршрут.
Не остановил, ведь у него была та же, что и у неё, причина для выбора этого маршрута.
Не остановил, хотя и боялся, что жена всё поймёт.
Виктория всё поняла, но ничего не сказала: берегла мужа от унижения признаться в том, что он тоже жаждёт встречи с орком.
Межреальность. Город. Ванахейм. 3002 год после Падения Небес.
Просторный кабинет, скрывавшийся за дверными створками, что падали на пол, он показался Фригг смутно знакомым.
И в том не было ничего удивительного Милитэль специально воссоздала обстановку вплоть до мельчайших деталей, незаметных никому кроме неё самой, взяв за основу свой рабочий кабинет тот, что был у неё в Королевстве, в те славные времена, когда звалась она Королевой-Матерью, а Фригг изолятором класса Легион.
Тот самый кабинет, сорвав двери с петель в который вошла тысячу лет назад Безымянка, и потребовала выдать ей эту бродячую собаку, имея в виду грума, больше года назад умудрившегося не только удрать из Королевства, но и прихватившего с собой ещё и кобылиц самой Королевы-Матери.
Милитэль испытывала неописуемое удовольствие от того, что ситуация повторялась: вновь двери, сорванные с петель, вновь в них стоит Легион.
— Ну, давай, потребуй выдать тебе эту бродячую собаку.
Пропитанное ядом восклицание убедило Фригг в верности сделанных ранее выводов.
Что же до кабинета, простиравшегося перед женой властителя Асгарда, кабинет тот действительно был знаком ей лишь смутно, но не потому что Фригг что-то забыла, а потому, что Милитэль не так хорошо помнила свой кабинет, как той думалось.
— Я просила притащить мне того непутёвого грума, чтобы он всё-таки наконец перестал глупостями заниматься. не стала Фригг тратиться на указание несоответствий, предпочтя сделать вид, что вообще не поняла о чём говорит Милитэль. Гулльвейг, если бы я хотела послушать неуместные шутки, я бы заказала себе шута, а не пришла к тебе, умертвив всех, кому не хватило благоразумия убраться с моего пути.
— Ты же теперь богиня, по крайне мере теперь. к чести Милитэль стоит отметить, что отсутствие реакции со стороны Фригг на слова о бродячей собаке, если и огорчило её, то это осталось незамеченным.
— Кем я была, кем являюсь и кем стану меня никогда не волновало. Ты же, Гулльвейг, шлюха, и, даже став богиней, шлюхой ты и останешься, как твоя Лилит, что готова на всё ради того, чтобы и её голос звучал в Зове.
Эту оплеуху Милитэль также приняла с улыбкой: не важно, что говорит Легион, не важно, что делает да и никогда в общем-то и не было важно, ведь в запасе у Милитэль имелись десятки вспомогательных планов и сотни лет для их реализации Богоубийца придёт в Город и сделает то, что должен. Сделает, иначе Легион остаток вечности, отпущенной ему, проведёт во власти Тёмных Богов.
Межреальность. Город. Ванахейм. 3002 год после Падения Небес.
Наблюдая за тем, как Фригг врывает в кабинет, Червь, этим утром завладевший телом одного из Рабов Гулльвейг, с трудом сдержался, чтобы не захлопать в ладоши от восторга.
Фригг была прекрасна.
Шрамы от ожогов, морщины?.. сама мысль, что подобное несовершенство может осквернить тело богини, кажется кощунством.
Золотой водопад волос струится по морской волне платья, схваченного широким поясом. И ключи от многих дверей, неведомых не только смертным, но асам, на поясе том висят.
Фригг ворвалась в кабинет, как врывается морская вода в пролом корабельного борта, заполняя собой всё пространство, не оставляя никакого выбора перед Гулльвейг, и словесная перепалка, почти сразу достигнув наивысшей своей точки, когда в ход пошли откровенные оскорбления, без предупреждения обратилась в бой.
Как матрос, выброшенный в штормовое море, борется с волнами, так же отчаянно Гулльвейг не желала признавать своего поражения.
Но итог был предсказуем: силы иссякли, и голубая гладь сомкнулась над головой несчастной.
Наблюдая же за тем, как Фригг стоит над поверженной Гулльвейг, Червь всё же не смог сдержаться и зааплодировал:
— Божественна. Тысячелетия избегания встреч стоили того. выгорает плоть тела Раба, в котором находится Червь, высвобождая заклинание, приготовленное обитателями Канализации как раз этой встречи. И, поверь, мне даже немного грустно от того, что сегодня я сам лишил себя возможности впервые тебя встретить.
Заклинание дымным коконом окутывает Фригг, утаскивая ту к корням Города, в глубины Канализации, Червь же, перейдя в тело другого Раба, продолжает:
— Грусть и восторг они владеют мной, заставляя отбросить заготовленные речи. Слова ложь, мара, им не передать ни моего восхищение тем, что ты, Фригг, сотворила, ни моих надежд на то, что ещё будет сотворено Тёмным Повелителем.
Во взгляде Гулльвейг мелькнуло что-то странное, смесь торжества, которую не испытывают играя роль в чужой пьесе. Заметь это Многолики — он задумался бы, но Червь этого и не заметил:
— Я, Червь, уподобился мальчишке, что только что слопал вкуснейший пирожок и как бы он не хотел отведать ещё один, ему придётся ждать, пока мамашка его сжарит на сковороде ещё один. И как не плачь, не канючь, придётся ждать. Ждать. Впервые за больше чем три тысячи лет моей жизни, я не хочу ждать. Я хочу увидеть прямо сейчас, чем же всё закончится. Я хочу, и я не могу.
Гулльвейг ценой огромных усилий удаётся приподняться и перевернуться на спину.
Боль и отчаяние туманят её разум, не позволяя услышать монолог Червя и понять, почему она всё ещё здесь, в своём кабинете, а не возвращается к жизни в храме.
— А ещё я боюсь. Не поверишь боюсь. Что если финал этой истории окажется не таким, как я себе его представлял? Что если в конце меня ждёт какая-то протухшая банальность или невозможный в своей глупости поворот?.. нет, нет, их я переживу, хоть и буду огорчён их я переживу, но что если там, в конце, меня ждёт величайшее удовольствие? Восторг, который я никогда не смогу вновь испытать? Смогу ли я жить после такого? Да и будет ли смысл в такой жизни?
Не к Фригг, обращался Многоликий бог, к себе обращался он.
— И всё же всё же я сделаю всё от меня зависящее, чтобы финал истории вышел лучшим из возможных Трагедия. Великая. Величайшая. Та, что не просто затмит Падение Небес заставит позабыть о нём и миллионы, миллиарды мелких трагедий, которые потом можно будет смаковать на протяжении столетий, ожидая начала новой истории.
Межреальность. Город. Ванахейм. 3002 год после Падения Небес.
Гулльвейг пришла в себя достаточно, чтобы услышать и осознать последние слова Многоликого, но, к счастью, тот уже покинул разгромленный кабинет и не заметил или не захотел замечать этого.
В прошлый Червь за подобную же несущественную мелочь забил её насмерть. А потом ещё раз, уже после возрождения, на выходе из храма. И ещё раз, прямо на алтаре.
В позапрошлый Гулльвейг была изнасилована несчётное количество раз причиной оказалась попытка избавиться от младшего следователя отдела по борьбе с экономическими преступлениями Доби Ильменсен.
До того отравлена, сожжена, задушена, несколько раз сама накладывала на себя руки, под одобрительные комментарии Червя, опять задушена, утоплена то был период в жизни Гулльвейг, когда Многоликий чуть ли не каждую декаду заглядывал к ней.
Унижение Гулльвейг и не знала, что оно может принимать столь безжалостные формы, а ведь когда-то она сама, будучи Королевой-Матерью, без стеснения унижала многих не только в воспитательных целях, но и просто ради удовольствия, что и позволило ей заметить за действиями Многоликого скрывался не только и не столько гнев или желание насладиться чужой болью. Бог, меняющий тела чаще, чем меняет настроение избалованная принцесса, готовил её к роли в грядущем представлении.
Кто-то ведь должен оказаться в столь отчаянном положении, что примет помощь от кого угодно.
Кто-то растоптанный и униженный до той крайней степени, что собственная гибель покажется ему ничтожной платой за месть.
Что ж пока это всё устраивало Гулльвейг
Моргот. Год 2238 после Падения Небес.
Алтарь, хранящий тепло предыдущей жертвы.
Белобрысой Марго не хватило и на минуту.
Теперь пришла моя очередь.
Плохо, конечно, что люди начала-и-конца не дали мне поесть, но хорошо, что не узнали.
А не узнали они меня не только потому, что в их розыскных листах я выглядел куда лучше, чем в реальности, а ещё и потому как банда Белобрысой Марго, которая предпочитала, чтобы её звали Снежноволосая Марго, начали знакомство со мной того, что расквасили мне нос, после чего повёл я их тайной тропкой через Межреальность.
А как не повести, если тебе сразу кулаком в лицо, а затем с намёком так тычут в живот кривым ножичком?
Служка наносит на моё тело рисунок заклинания. Такой же красуется на всех телах, сваленных в кучу за переделами магической звезды.
Магия... не брезгуют, значит, услугами грязных... в когда-то брезговали и тысячи лет не прошло или прошло?..
Люди начала-и-конца. Опять они.
Они и их Пожиратель.
Их и немного мой, ведь если бы не я, то получилось бы у них призвать своего Бога Сотворённого, а так... а так получилось, что получилось, не без моего участия, конечно.
— Нет! — истошно орёт один из бандитов, Болт, кажется, которого укладывают на второй алтарь.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
