"Хроники медузы"

* * *

*

Укрывшись в бункере под Вулканополисом вместе с главным администратором Боровски, ее заместителем Биллом Дженнингсом и другими высокопоставленными лицами правительства планеты, Говард Фэлкон был свидетелем короткой войны за Меркурий.

На самом деле все началось с внезапного нападения самих меркуриан.

За последние несколько часов небольшой флот Машин, состоящий из кораблей с асимптотическими двигателями — открытых в космос корпусов, набитых Машинами и другим оборудованием, — начал низко летать над Вулканополисом и другими значительными поселениями меркуриан. Но они не прошли незамеченными. Поверхность Меркурия была пронизана масс-драйверами — рельсами, по которым пакеты с сырьем, добытым в горных породах, регулярно выбрасывались с помощью электромагнитных пращ, приводимых в действие яростным солнечным светом, из гравитационного колодца планеты в пункты назначения по всей Солнечной системе. Теперь, в ходе синхронной атаки, основанной на наблюдениях за несколько повторяющимися движениями кораблей-машин, масс-драйверы выбросили завесу из камней и пыли, эти пули, тщательно замаскированные с помощью стелс-технологии, были едва заметны.

И корабли-машины очертя голову бросились на зенитный огонь. Столкновения продолжались всего несколько секунд. Позже было подсчитано, что не менее десяти процентов машин-кораблей были тут же выведены из строя. Некоторые из них даже разбились, оставив на поверхности Меркурия новые кратеры, которые на короткое время засветились.

Но не успели стихнуть радостные возгласы наблюдателей в Вулканополисе, как уцелевшие корабли-машины отступили, собрались в новые формирования и в ответ начали постоянную блокаду объектов человечества на планете: ледяных шахт, масс-драйверов, даже драгоценных солнечных электростанций, оставив целыми только обитаемые корпуса.

Теперь по бункеру быстро распространились новые слухи. "Ахерон" направлялся к Калорису, готовясь к битве.

* * *

*

— Вы поймете, почему я стала кем-то вроде любителя, изучающего жизнь и карьеру моего далекого прадеда. На самом деле моя фамилия происходит от дочери премьер-министра, Мэри, моей прародительницы по мужу. Она сама участвовала в ужасной мировой войне, за которую больше всего помнят ее отца, а после окончания войны работала его ассистенткой на важных встречах на высшем уровне с Рузвельтом и Сталиным, встречах, которые сформировали мир на следующие полвека или более.

— Я осмеливаюсь мечтать, что он был бы горд узнать, что когда-нибудь один из его потомков исполнит роль демократически избранного президента объединенного мира.

— И именно из одной из самых известных речей Черчилля я черпаю сейчас свое вдохновение для речи, которую произношу в момент, столь же опасный для всего человечества и для наших идеалов, каким был самый мрачный час войны, с которой он столкнулся...

* * *

*

"Ахерон" считался единственным по-настоящему мощным космическим кораблем Земли. Возможно, это заслуга современного человечества, что до ультиматума Юпитера такие технологии никогда всерьез не разрабатывались. И даже когда был выдан заказ на его строительство и проекты были согласованы, потребовалось некоторое время на модернизацию верфей на околоземной орбите и в порту Деймос, чтобы построить такое судно.

И все же он был здесь, приближаясь к Меркурию, в то время как длинная тень этой планеты отклонялась от Земли после прохождения. Это была грубая "гантель", классический дизайн всех межпланетных кораблей человека со времен кораблей класса "Дискавери", один из которых впервые доставил Фэлкона к Юпитеру. И корабль направился прямиком к машинному комплексу в самом сердце бассейна Калорис.

Его встретила флотилия кораблей-машин, меньших по размеру, более маневренных, но менее тяжело вооруженных и бронированных. Фэлкон наблюдал с помощью различных камер, как корабли-машины приближались к военному кораблю и один за другим рассыпались, как опаленные мотыльки.

Администратор Боровски присвистнула. — Как, черт возьми, они это делают?

— Рентгеновские лазеры, — сказал Фэлкон. — Одноразовое оружие, каждое из которых работает от небольшого ядерного взрыва. Я побывал на "Ахероне", и мировые аэрокосмические силы поделились несколькими своими секретами. Очень мило с их стороны.

Теперь из другой части лагеря донеслись радостные возгласы. Это была еще одна попытка самих меркуриан — и на этот раз целью был сам экранирующий солнце щит. Грузовые суда, нагруженные мощным кумулятивным ядерным оружием, которое меркуриане использовали на протяжении многих поколений, чтобы проделывать шахты в неподатливой почве своего мира, вырвались из подземных загонов. Несмотря на ожесточенное сопротивление со стороны боевых машин, большинство этих самодельных ракет все-таки прорвались — и, следя за ходом битвы в небе с помощью различных датчиков, Фэлкон убедил себя, что видит пробоины на тщательно обработанном изображении щита и видит яркое солнце за ним.

Но такие раны на щите диаметром в пять тысяч километров были всего лишь булавочными уколами, и быстро поступили сообщения о том, что рабочие машины устраняют повреждения почти сразу же после их нанесения.

И теперь все ахнули, увидев изображения последних действий в Калорисе.

Фэлкон обернулся и увидел, что "Ахерон" включил свою главную двигательную установку — термоядерный двигатель, встроенный в более тяжелый из двух концов его конструкции. Но он не удалялся с ускорением от планеты; он стоял на двигателе, перемещая его по поверхности Меркурия, используя раскаленную водородно-гелиевую плазму самого двигателя в качестве паяльной лампы. Изумленный и испуганный Фэлкон увидел, как вспыхнули и расплавились укрытия и тайники с оборудованием Машин.

Но Машины ответили, применив еще более мощное оружие.

— Непобедимое солнце! — выругался кто-то. — Посмотрите на щит! Посмотрите на щит...!

* * *

*

— Что, несмотря на то, что мы уже видели, как человечество было изгнано из значительной части солнечной системы, и даже несмотря на то, что сегодня Свободная республика Меркурий может попасть во власть государства Машин, мы не сдадимся и не потерпим неудачу. Мы пойдем до конца. Мы будем сражаться на лунах и планетах Солнечной системы, будем сражаться в космосе с растущей уверенностью, будем защищать родной мир человечества, чего бы это нам ни стоило...

* * *

*

Фэлкон понял, что щит был чем-то большим, чем пассивной защитой от солнечного света. Это было облако из триллионов машин, поддерживающих интенсивную и непрерывную связь. Щит представлял собой разумный рой, коллективно превосходящий человека настолько же, насколько человек превосходит отдельную клетку. Он подозревал, что многие люди и представить себе не могли, что Машины способны на такие подвиги.

Теперь рой проявил волю. Щит изогнулся, его координация была идеальной на расстоянии пяти тысяч километров, превратившись из солнцезащитного козырька в фокусирующую линзу.

И сто тысяч тераватт солнечной энергии хлынули на поле битвы на Калорисе.

"Ахерон" был главной целью, и даже мощная защита линкора сломалась под этим сокрушительным натиском. Но фокусировка на таком огромном расстоянии не могла быть идеальной, и ослепляющее излучение попало на машины и их оборудование, а также на и без того перегретую поверхность. Фэлкон увидел, как сердце Калориса превратилось в озеро расплавленной породы, в которое начали погружаться обломки "Ахерона".

Затем умирающий корабль отдал последние силы.

Любая система визуализации, находящаяся поблизости, была немедленно выведена из строя. Таким образом, Фэлкон наблюдал изображения, переданные из космоса: ослепительно белый пузырь, поднимающийся из-под поверхности; волна лавы, прокатывающаяся по истерзанной поверхности Калориса; огромные вспышки молний в атмосфере испаряющейся породы.

Все было кончено. Величайшее оружие человечества было развернуто и израсходовано, а грандиозный проект "Щит", созданный машинами, был почти не затронут.

Ошеломленную тишину в Вулканополисе нарушила Сьюзен Боровски. — Пора паковать чемоданы, ребята.

* * *

*

— И если, во что я ни на секунду не поверю, ультиматум Юпитера будет исполнен и этот прекрасный мир будет порабощен и будет голодать, тогда наши силы за пределами Земли продолжат борьбу, пока, в свое время, новые миры со всей их мощью не выступят на помощь и освобождение старого...

* * *

*

Фэлкон остался, чтобы сделать все возможное для координации эвакуации, в основном на Марс.

Затем он удалился, стремясь к уединению, в свою знакомую старую каюту в Порт-Ван-Аллене. Снова погрузился в размышления, учебу и неторопливое общение со скоростью света с различными друзьями и другими контактами по всей солнечной системе.

Удалился, чтобы понаблюдать за медленным, но продолжающимся развитием великой трагедии, вызванной ультиматумом Юпитера.

Как он и подозревал, планы Машин для Меркурия превосходили любые человеческие амбиции — превосходили все, что мог вообразить даже сам Фэлкон.

Людям нужны были миры. Машинам миры были не нужны. Чего они жаждали, так это материала, из которого были сделаны миры. В конце концов, демонтировать планету было проще простого. Нужно было только преодолеть связывающую энергию планеты — по сути, вытащить все фрагменты планеты из ее собственного гравитационного колодца. И близко к Солнцу было полно энергии для этого.

Сообщества людей смотрели на это с ужасом. Но Фэлкон вспомнил, как он видел объекты пояса Койпера, которые человечество разбирало на куски, кусок за куском. Разве они тоже не были мирами?

И назначение Машин для Меркурия, если разобраться, казалось замечательным. Планета представляла собой сгусток материи, большая часть которой была недоступна и непригодна для использования, единственной полезной функцией которой было создание стабильного гравитационного поля. Теперь машины взяли мертвую материю Меркурия и превратили ее, по сути, в копии самих себя. В великого Хозяина, как и хвастался Адам.

Фэлкон коротал годы, просто наблюдая, как собирающаяся стая кружит вокруг солнца, подобно великой стае перелетных птиц, испытывая свои новые силы и, как он видел, наслаждаясь новым опытом.

Действительно, Хозяин.

Но оболочка, которая теперь полностью закрывала солнце, значительно сократила поступление солнечного света во все уцелевшие миры Солнечной системы. На Земле древние ледники заскрипели, зашевелились и начали спускаться с полюсов, с гор. Глобальная цивилизация изо всех сил пыталась отреагировать.

По мере того, как проходили суровые десятилетия, происходили политические расколы. Крупные секретариаты Мирового правительства начали действовать как независимые вотчины, а некоторые даже создавали частные армии. И были акты сознательного протеста, акты террора. Один чудовищный орбитальный взрыв, уничтоживший значительную часть драгоценного хранилища цифровой памяти человечества — преднамеренный поджог библиотеки, — казалось, ранил самого Фэлкона, повредив сознание, которое, по-видимому, было все теснее связано с более широкими запасами интеллекта и памяти.

Даже в этот мрачный век Хоуп Дони продолжала посещать Фэлкона, выходя из тумана прошлого, — визиты, которые знаменовали собой прошедшие десятилетия.

И однажды она принесла ему странную информацию, обрывок, полученный от какого-то удаленного зонда с Земли, наблюдавшего за тем, как Хозяин завершил потребление Меркурия. Он заметил нечто, похожее на другого наблюдателя, возможно, зонд неизвестного происхождения. Это был черный куб, примерно метр в поперечнике. И, как отметила Хоуп Дони, а Фэлкон постепенно разглядел на зернистых изображениях, на его боку было грубо, словно от руки, написано что-то вроде имени. Говард Фэлкон-младший.

Ни Хоуп, ни Фэлкон не знали, что с этим делать. Но Фэлкон, глубоко потрясенный, вспомнил загадочное последнее послание Орфея и начал задаваться вопросом, есть ли другие глаза, другие умы, неограниченные в пространстве и независимые от времени, наблюдающие за ходом этих тревожных десятилетий.

* * *

*

После Меркурия прошло более полутора столетий, прежде чем нога Говарда Фэлкона снова ступила на какую-либо планету — прежде чем он откликнулся на призыв отправиться на Марс.

36

Фэлкон в качестве эксперимента катался взад-вперед, испытывая при низкой гравитации свои новейшие надувные шины на красноватой почве, слабо поросшей редкой травой. Это было похоже на пляж, подумал он, на траву в дюнах, хотя прошло очень много времени с тех пор, как Говард Фэлкон был где-либо на пляже. И он был так близко к зарослям дуба и сосны, что в воздухе, проникавшем через его маску для лица, в его синтетические легкие, ощущал запахи леса, смолы, перегноя из листьев.

Он огляделся. Солнце стояло высоко в высоком голубом небе, кое-где усеянном белыми полосатыми облаками. Было утро, значит, солнце было на востоке, и, следовательно, пологий склон, по которому он намеревался подняться, лежал на юг, подальше от деревьев.

Что имело смысл, поскольку это был северный склон горы Олимп. Фэлкон много раз бывал здесь раньше — фактически первый раз еще до полета на "Кон-Тики". Раньше все было не так.

Его спутниками были молодой человек худощавого телосложения, с широкой грудью, одетый в стеганый комбинезон, перчатки и маску, сквозь которую виднелось спокойное лицо, — высокий молодой человек, и среди этих новых поколений марсиан даже Фэлкон иногда чувствовал себя в тени, — и женщина, безмятежная, но все же слишком и слишком хрупкая. Это была Хоуп Дони, теперь ей было практически столько же лет, сколько Фэлкону, и те несколько десятилетий, что разделяли их, были почти несущественны по сравнению с тем временем, которое они оба пережили. Негодование, которое Фэлкон испытывал по этому поводу, было совершенно нелогичным, но, тем не менее, он чувствовал его.

Этого человека звали гражданин второго класса Джеффри Пандит. Он был государственным служащим, работавшим в Порт-Лоуэлле, и на следующие нескольких дней представлял марсианское правительство. Теперь он улыбнулся Фэлкону. — Надеюсь, вы правильно обработали свои шины. — Он пнул рыхлую, ржавую почву. — В этой грязи все еще много едкой химии, даже после трех столетий терраформирования. Мы же не хотим, чтобы вас остановило на полпути к вершине горы, сэр.

— Я бы никогда этого не пережил.

Хоуп улыбнулась. — Итак, что ты чувствуешь, Говард? Для кого-то это было бы обыденной сценой, но не для тебя. В эти дни ты проводишь все свое время в космосе. Меркурий был... больше века назад?

— Более чем, мэм, — пробормотал Пандит. — Сейчас 567 год после первого шага на Марсе...

— Значит, прошло сто шестьдесят два года.

Фэлкон поморщился. Так много?

— Большую часть из которых ты провел в Порт-Ван-Аллене. Это огромное ржавое колесо...

— Это комфортабельный отель. Мне нравится жить в здании, которое старше меня, и которое не так-то просто найти в наши дни. И из него открывается потрясающий вид. Кроме того, на большей части Земли довольно холодно со времен Малого ледникового периода.