— Рон, ты создал Патронуса!" — Воскликнула Гермиона, и в ее глазах заплясали веселые огоньки. — Я так горжусь тобой!
Спина и кончики ушей Рона покраснели.
— Я не знаю, наверное, у меня просто верное воспоминание.
Гарри хлопнул друга по плечу.
— Молодец, приятель! Могу сказать, что дядя Рэм был по-настоящему впечатлен. Это очень сложное заклинание, и обычно его даже не учат до появления тритонов.
Гермиона с готовностью кивнула.
— Жаль, что я не смогла увидеть, что это за животное. Как ты думаешь, это будет лиса?
Рон пожал плечами.
— я не знаю. Я имею в виду, что мой был хорьком.
— Но ласки принадлежат к тому же семейству, что и росомахи, так что на самом деле это не так уж далеко, — сказала ему Гермиона.
Рон кивнул, засовывая руки в карманы.
— Верно.
Когда они вернулись в гостиную Гриффиндора, к ним поспешила Джинни с мрачным лицом.
— Произошло еще одно нападение, — тихо сказала она. — Это было в "Вечернем пророке". Пожиратели смерти напали на больницу Святого Мунго. Двое целителей были убиты и... Она медленно выдохнула. — Они разрушили детское отделение.
Гермиона ахнула.
— Выживших нет.
Глаза Гарри сузились.
— Сколько их было?
— Двенадцать, — тихо ответила Джинни. — Восемь детей и четверо целителей. Один из них был двоюродным братом Анджелины. Ему было всего четыре года, и его лечили от свинки.
Гарри посмотрел туда, где Джордж баюкал плачущую Анджелину на руках.
— почему? Какой смысл нападать на больных детей?
Рон обнял Гермиону за плечи, чтобы успокоить.
— Он болен, вот кто он такой. Болен на всю голову... Надеюсь, по крайней мере, это было быстро.
Джинни кивнула, обняла своего парня и прижалась к нему.
— Думаю, да. Они взорвали защиту, применив, по мнению авроров, те же заклинания, что и по всему Лондону. Если они хотят посеять панику, то у них отличное начало.
— Что делает министерство? Что с системой защиты?
— Я не знаю, Гарри, — ответила Джинни.
Гарри потащил Джинни за собой наверх, Рон и Гермиона последовали за ним. Они вчетвером свернулись калачиком на полу между кроватями Рона и Гарри, прежде чем Гарри достал зеркальце.
— Дядя Сириус!
Прошло всего мгновение, прежде чем в зеркале появилось мрачное лицо Сириуса.
— Полагаю, вы читали газету, да?
— что случилось?
— Это было внезапное нападение. Они готовили детей ко сну. Кто-то доставил в больницу ящик с игрушками в качестве пожертвования, но он был зачарован так, что взорвался в определенное время и... он взорвался.
— Значит, в больнице не было пожирателей смерти, когда это случилось?
Сириус покачал головой.
— Нет, что затрудняет точное определение. Авроры осматривают повреждения и проверяют магическую подпись, но мы знаем, что за это ответственны Волдеморт и его последователи. Что может быть лучше, чем внушить страх?
— Ты был там? — Спросил его Гарри.
— Да, сегодня днем, а сундук еще не прибыл, когда я уходил, — сказал он им. — Поверьте мне, я понимаю, как это неприятно. Но мы должны позволить Департаменту магического правопорядка выполнять свою работу. Он пытается посеять панику, и если мы позволим себе попасться в его ловушку — он победит.
Гарри медленно выдохнул. Он знал, что Сириус прав, но легче от этого не становилось. верно.
— Ты в порядке?
Сириус кивнул.
— Так и будет. Спасибо, что спросил. Я поговорю с тобой позже. Иди позанимайся с этими совами.
Гарри попрощался и убрал зеркальце, когда Джинни схватила его за руку.
— Сириус знал кого-нибудь, кто работал в больнице?
Гарри покачал головой.
— Не напрямую. Он работает волонтером в детском отделении. Он занимается этим с тех пор, как я поступил в Хогвартс. Ему нравится ходить и играть с детьми. Он приносит им подарки, читает им вслух и жертвует деньги приходу, чтобы помочь. Сейчас он ходит туда не так часто, как раньше, из-за всего происходящего, но это одно из тех мест, которые он часто посещает, и я знаю, что он привязался почти ко всем тамошним детям.
— Эти бедные семьи, — сказала Гермиона.
Гарри кивнул.
— Его нужно остановить. Нам нужно найти эту проклятую диадему и положить этому конец. —
— Мы хотим и будем делать это, — сказала ему Джинни. — Мы знаем, что она в замке, Гарри.
— Мы не знаем наверняка, — возразил Гарри. — Мы сильно подозреваем это, но, похоже, не можем найти. — У его друзей не было ответа на этот вопрос, как и у него самого, что только усугубило ситуацию.
Они должны были найти это.
* * *
Когда начался май, Джинни обнаружила, что ей трудно заговорить с Гарри. Не то чтобы они не разговаривали, они разговаривали каждый день — о школе, занятиях, Волдеморте, войне... Они никогда не умолкали — за исключением тех случаев, когда целовались. Но она хотела поговорить с ним о чем-то большем.
После того, как они с Сириусом провели каникулы, просматривая воспоминания, она хотела побольше расспросить его о том, как он провел время с магглами, но не знала, как это сделать. У нее сложилось впечатление, что Гарри почти никогда ни с кем об этом не говорил. В тот день они закончили тренировку по квиддичу, и она поспешила к нему, держась за метлу, а свободной рукой схватила его за руку, чтобы притянуть к себе.
— Хочешь подняться в комнату в Башне и поцеловаться?
Гарри притянул ее к себе, прижавшись лбом к ее лбу.
— Больше всего на свете.
Джинни быстро поцеловала его.
— Встретимся здесь после душа?
— Договорились.
Джинни поцеловала его еще раз и поспешила в раздевалку, не в силах удержаться, чтобы не обернуться и не бросить на него еще один взгляд. Она приняла душ и переоделась, улыбнувшись, когда увидела, что ее парень ждет ее возле трибун. Он забрал у нее метлу, и они рука об руку направились обратно в замок, рассеянно разговаривая о тренировке и о том, на что обратить внимание в предстоящем матче. Если бы они выиграли следующий матч у Хаффлпаффа в субботу, то через две недели играли бы со Слизерином за Кубок по квиддичу.
Когда они добрались до комнаты в башне, Гарри сразу же усадил ее к себе на колени на диван. Она обвила руками его шею, запустив пальцы в его волосы.
— Я люблю тебя, — сказала она, касаясь губами его шрама.
Он слегка вздрогнул, но выдохнул в ее сторону. Джинни поцеловала его шрам во второй раз и почувствовала, как он расслабился.
— Тебе нравится, когда я целую тебя там? — прошептала она.
Зеленые глаза Гарри встретились с ее глазами.
— Это... уродливо, я полагаю, и то, что оно символизирует, уродливо. Это было зло.
Джинни снова прижалась к нему губами.
— Это часть тебя, твоей истории. Это не уродливо.
Рука Гарри скользнула по ее спине, зарылась в распущенные волосы, и он уткнулся лицом в изгиб ее шеи.
— С тобой мне всегда так уютно, Джинни, так тепло и так... счастливо.
Они просидели так очень долго, просто обнимая друг друга, прежде чем Гарри повернул голову и поцеловал ее в щеку.
— Я люблю тебя. — Пальцы Джинни пробежались по его волосам, когда она улыбнулась ему.
— Я давно хотела поговорить с тобой кое о чем и... Я не был уверен, как лучше об этом заговорить, — бровь Гарри вопросительно приподнялась.
— о?
Ее пальцы продолжали играть с его волосами, и она на мгновение прикусила нижнюю губу.
— Когда я был у тебя дома и мы просматривали те воспоминания о твоем прошлом...
Взгляд Гарри стал настороженным, и он убрал руки с ее талии.
— Ах.
— Гарри... Я не хочу заставлять тебя говорить со мной об этом, если ты не хочешь, но у меня сложилось впечатление, что ты на самом деле ни с кем об этом не говорил.
— Это было очень давно, — сказал он, разглядывая свои ногти. — Я почти ничего не помню.
Джинни кивнула. Она запустила пальцы в его волосы, провела по щекам и обхватила его лицо ладонями.
— Когда мы впервые встретились, я поняла, что немного напугала тебя. Я поздоровалась и без колебаний поцеловала тебя прямо в губы. В детстве я была слишком общительной. Я думала, что ты очарователен, и после того, как я понял, кто ты, я был так взволнована. Я познакомилась с Гарри Поттером! Но потом ты пришел на мой день рождения, и, в общем, ты был просто Гарри. Ты мне понравился, но я заметил, что ты, похоже, не умеешь веселиться. Я хотел показать тебе, как это делается. А потом, когда папа дотронулся до твоего плеча, и ты выбила все окна на кухне "Норы"...... Я поняла, что кто-то причинил тебе боль.
— Джинни...
Она покачала головой, все еще обхватывая его лицо руками.
— Я обняла тебя, и ты задрожал, вибрируя от необузданной силы, и я почувствовал это, как будто по твоей коже прошел электрический ток, но я не отпускала тебя, и постепенно ты расслабился, так что к тому времени, когда появился Сириус, с тобой все было в порядке.
— Как ты все это помнишь?
Джинни нежно убрала челку с его лба.
— Я помню о тебе все, Гарри.
— Я думал, твои родители никогда не позволят мне вернуться туда. Я думал, дядя Сириус и дядя Ремус отошлют меня, потому что я совершал странные поступки... вот что... так мне сказали Дурсли.
Джинни нежно погладила его по щеке и провела костяшками пальцев по подбородку.
— В этом воспоминании я увидела... ты сказал, что они тебя избили?
Гарри кивнул.
— В ту первую ночь, когда дядя Сири попытался искупать меня, у меня, наверное, вся спина была в порезах от ремня, им было около недели, но за ними не ухаживали должным образом, и они немного воспалились. У меня от этого на спине осталось несколько крошечных шрамов, едва заметных.
Джинни приподняла его футболку, и он подвинулся, чтобы показать ей четыре крошечные белые царапины, расположенные вертикально прямо под лопатками. Она наклонилась, нежно касаясь губами каждого шрама, и он вздрогнул, прежде чем одернуть футболку и повернуться, чтобы снова усадить ее к себе на колени.
— Мне так жаль, что с тобой это случилось, — сказала ему Джинни.
Он пожал плечами, его пальцы поигрывали с кончиками ее волос.
— Я не знал, что это не так. Я просто знал, что мои родители умерли и что они были моими единственными родственниками. Они не хотели меня видеть и говорили мне об этом почти каждый день. Я был обузой, капризом природы, и они не хотели, чтобы я был неестественным под их крышей. Я спал в чулане под лестницей. В наказание они запирали меня в темноте и морили голодом. Я помню, как боялся сказать своим папам, что проголодался, или слишком боялся вставать посреди ночи, чтобы сходить в туалет... Но дядя Рем и дядя Сири дали мне дом, и я никогда не оглядывалась назад.
Джинни взяла его руки в свои и поднесла к губам.
— Вспоминай только хорошее.
— Ты потрясающая, ты ведь знаешь это, правда?
Она улыбнулась, проведя рукой по ладони его левой руки.
— Откуда у тебя этот шрам?
Гарри взглянул на свою ладонь и увидел тонкую белую линию в центре.
— Когда мне было четыре года, я разбил стакан, и с ним не обращались должным образом.
Джинни кивнула и закатала правый рукав, чтобы показать ему маленький шрам в виде полумесяца на локте.
— Когда мне было восемь, я упала с метлы Чарли. Я сказала маме, что упала с дерева. Увидев его ухмылку, она отодвинула футболку в сторону, чтобы показать ему шрам на левом плече. — А вот здесь Рон столкнул меня с крыши сарая, когда мне было семь лет, и я приземлилась на руку сбоку, сильно порезав ее. Перси подлатал меня после того, как я взяла с него обещание не рассказывать маме, а потом он помог мне вернуть Рона, разыграв его так, что ему показалось, будто в его постели завелись пауки. Мы с Перси прокрались в его комнату посреди ночи и насыпали ему в простыни порошок от зуда, так что он проснулся весь красный и покрытый зудящими пятнами, а Перси сказал ему, что они похожи на укусы паука.
Гарри рассмеялся.
— Это довольно зловеще. Я помню это. Когда я приехал погостить, нам пришлось проверить каждый уголок в его комнате, прежде чем он позволил мне выключить свет и лечь спать.
Она усмехнулась.
— Не шути со мной.
— Я запомню это, — сказал он со сдавленным смешком. Мгновение он пристально смотрел на нее, прежде чем снова задрать футболку, чтобы показать ей длинный тонкий неровный шрам посередине спины. — Рогохвост.
Джинни закатала левую штанину своих брюк, чтобы показать ему крошечный шрам размером с серп прямо за коленом.
— Укус гнома
Гарри указал на небольшой шрам возле локтя своей правой руки.
— Разбойный бладжер.
Джинни подняла правую руку, чтобы показать ему крошечный шрам в виде полумесяца под локтем.
— Фред ударил меня своей игрушечной метлой, дерево сломалось и порезало мне руку.
Гарри наклонил голову и приподнял челку, чтобы показать ей крошечную, едва заметную красную линию на макушке.
— Выпал из домика на дереве.
Джинни сняла носок и показала ему небольшой порез на пятке.
— Наступила на лист кактуса, который Кей Джей срезала со своего растения.
— Рана свежая, — сказал Гарри. — И шрама не останется. — Он взял ее ступню в ладони и, наклонившись, нежно поцеловал порез, заставив ее вздрогнуть.
— У меня закончились боевые раны.
Он усмехнулся и снова поцеловал ее ступню.
— Мы что, соревнуемся? — Он коснулся молнии у себя на лбу. — Я выиграл — крестраж.
Джинни улыбнулась, ее пальцы скользнули под его футболку и скользнули вверх по груди.
— Эмоциональные шрамы не оставляют физических следов, но я знаю, что ты все равно чувствуешь эти шрамы. Ты не обязан говорить мне, если не хочешь, Гарри, но если ты когда-нибудь захочешь поговорить об этом, ты же знаешь, что я всегда рядом с тобой, верно?
Руки Гарри лежали на ее бедрах.
— Я знаю это. — Губы Джинни слегка изогнулись, прежде чем она наклонилась и нежно поцеловала его.
— Теперь мы можем поцеловаться, если хочешь.
Он улыбнулся ей в губы, прежде чем медленно вздохнуть, его руки скользнули вверх по ее спине и зарылись в волосы.
— Джинни... они обращались со мной так, словно я был нежеланным животным в их доме. Наверное, иногда, когда я действительно думаю об этом... Я до сих пор иногда сомневаюсь, были ли они правы, а потом слышу голоса дяди Сири и дяди Рэма, которые говорят мне, как я ошибаюсь, и...
— Иногда этот голос звучит у тебя в голове, как бы ты ни старался его прогнать. Прошло уже больше трех лет, Гарри, но иногда я все еще слышу, как Том говорит мне, что я недостаточно хороша, недостаточно привлекательна, недостаточно сильна. Я думаю, что этот голос всегда будет с нами, как часть нас самих, которую нам постоянно придется преодолевать
— Ты самая красивая ведьма во всем мире, — сказал он, и она усмехнулась.
— Ну, с такой лестью!
Гарри улыбнулся ей.
— Это одна из моих любимых черт в тебе
— То, что ты считаешь меня красивой?
— Красивая, — поправил он. Но нет, ты не боишься быть собой. Ты сильная, волевая и властная, и как бы сильно я ни хотел быть тем, кто защитит тебя, я знаю, что ты можешь позаботиться о себе, и это тоже в некотором роде сексуально. Как и в случае с Амбридж, когда я увидел тот синяк на твоем запястье, я увидел красный цвет, и я знаю, что ты заметил, что я покраснел, и все же ты такая, ты просто успокаивала меня, и я знал, что ты справишься с этим. И, блядь, ты справился с этим — подмешал ей зелье, поменял чашки местами, заставил ее признаться во всевозможных грязных секретах и наблюдал, как ее арестовывают. Я почти ревную.
