Лезвие власти

65.

Россенброк сидел в кресле, по своему обыкновению, уставившись в окно. Он вяло повернулся, когда Ландо, вопросительно прошуршал бумагами.

— Я знаю, старик, знаю... Присядь рядом, мой друг, у тебя нездоровый вид... — Россенброк рассеяно перебрал желтые листы и тяжело вздохнул. Уже неделю канцлера мучили сильные боли в груди. Сердце тяжко билось, и казалось, вот-вот остановится. "Еще немного, Великий Иллар, прошу тебя, еще немного... Мне... И ему..."

Россенброк посмотрел на слугу с печальной нежностью. Ландо кряхтя примостился рядом, на краешке кресла. Морщинистое лицо его выражало лишь безграничную благодарность. Россенброк видел, что старику, с каждым днем становиться все хуже. Глаза слуги постоянно слезились, а пышные бакенбарды печально обвисли. Но рука его, рука бывалого мечника, была по прежнему тверда, и нисколько не дрожала, в чем Россенброк убеждался, видя, как Ландо наливает вино.

" Как я буду жить без тебя старик?"

Ландо тихо прокашлялся в ладонь и просипел:

— Господин, пришли вести из Циче...

— Эх, дела, дела... Я устал, Ландо. Ты тоже устал, мой друг. Даже Коррон, и тот устал. Всем нам пора на свалку... Отдай, наверное, эти бумаги личному секретарю Императора... Пусть Конрад поломает умную голову...

Ландо едва улыбнулся, седые брови его чуть вздрогнули.

— Господни канцлер! Из Циче сообщают, о том, что в замок проникли двое, и дошли до самой сокровищницы.... Прорубив себе дорогу сквозь строй гвардии, охраняющей замок... Это случилось, мой господин, случилось...

— Я знаю, Ландо, знаю... Сейчас ты скажешь мне, что один из них был долгорским монахом, а вто­рой, без сомнения, был похож на Аттона Сорлея, по прозвищу Птица-Лезвие. Ты не удивил меня. Ландо... — Россенброк устало и печально смотрел на слугу. — Нет... Старого Марка Россенброка тяжело удивить... Я надеюсь, что славная парочка оторвала голову нашему любезному другу, господину Дибо?

— Нет, господин канцлер... Нашли только мертвого Щуколова...

— И то радует... А что поделывал Великий Герцог?

— Господин канцлер... Наш человек в Циче клянется, что Великого Герцога в ту ночь в замке не было. При том, что вечером, после позднего ужина с министрами он благополучно вошел в свои покои... Помимо этого, ворвавшиеся в замок налетчики так же таинственно исчезли на глазах у гвардейцев... Несмотря на все старания Дибо, сведения эти были проверены и перепроверены.

Россенброк прикрыл глаза и погрузился в раздумья. Ладно тихо поднялся с кресла и попытался навести порядок на рабочем столе канцлера.

Россенброк медленно встал, тяжело опираясь на трость. Ландо замер, прижав к груди ворох свитков. Канцлер повернулся спиной и тяжело переступая пошел к дверям. У порога он остановился, устало глянул на притихшего слугу и проговорил:

— Так-то, старик... Бывает, что историю творят не только массы, направляемые правителями, политиками, либо просто мошенниками... Бывает, что в ход истории вмешиваются отдельные личности, герои... В это трудно поверить, и потому сей фактор часто выпадает из точных расчетов и посторенний. И ведь вмешиваются же подлецы, дети джайлларской свиньи... Как будто мало приключений для простых смертных на большаках и в помойках. Нет, им надо вершить историю! Познавать истину! Дробить монолит веры! А что нам? Простым вершителям судеб? — Россенброк странно улыбнулся. — Ну и семейка у этих Сорлеев... Стало быть, герцога в замке не было... Эх... Монах и наемник тоже исчезли... Друг за другом. В одну ночь. Как говаривал Теобальд Расс: "[Author ID2: at Sun Sep 24 20:28:00 2006 ]... пользуясь научениями древних логиков"[Author ID2: at Sun Sep 24 20:28:00 2006 ], мож­но предположить, что в какое-то время они оказались втроем. Не к этому ли все шло, Ландо? Пожалуй, мы с тобой еще доживем до развязки...

66.

Когда створки дверей бесшумно распахнулись, Аттон подхватил с пола топор и вытащил меч. Рядом, поводя короткими клинками стоял, готовый к бою монах.

Аттон, внутренне готовый ко всему, почувствовал, как на затылке зашевелились волосы. Меч в его руке вздрогнул. За дверями, сжимая топоры в корявых, покрытых отвратительными зелеными наростами когтистых лапах, возвышались опираясь на могучие хвосты, огромные чудовища. С высоты, не меньшей чем пятнадцать локтей на них смотрели живые человеческие глаза на плоских без­носых лицах, перечеркнутых узкими щелями пастей, из которых торчали во все стороны жел­тые кривые клыки.

— Ни хрена себе! — Аттон попятился...

По сравнению с оружием чудовищ, топор в его руке казался крошечным. Демоны, не двигаясь с места, сипло дышали. По залу пополз удушливый запах сырого мяса и влажного, прелого леса.

Вслушиваясь в удары собственного сердца Аттон очистил голову от всего лишнего, и стараясь дышать как можно ровнее, сосредоточил взгляд на кончике меча. Мгновенье набегало на мгновенье, чудовища отстраненно покачивались, Аттон почувствовал, что от тяжелого запаха начинает кружиться голова. Рядом, словно натянутая струна замер Мерриз. Внезапно, словно подчиня­ясь како-то неслышной команде, великаны, приседая на вывернутых назад чешуйчатых лапах, подались в стороны, образовывая некое подобие прохода. В проходе появился человек. Он шел легкими шагами, подняв перед собой правую руку. Он шел, не глядя на чудовищ, уверенно и спокойно, и остановившись на пороге зала, осмотрелся, как хозяин вернувшийся домой, после долгого пути.

Аттон взглянул на молодое, благородное лицо с аккуратной черной бородкой, и обратился к Мерризу:

— Как ты думаешь, монах, кто этот господин?

— Это, мой друг воин, вне всякого сомнения, Великий Герцог Фердинанд Восьмой, собствен­ной персоной...

Человек на пороге улыбнулся доброй белозубой улыбкой, и не опуская правой руки, левой поправил семиконечную звезду темно-серебристого металла, скрепляющую на груди полы его черного плаща. Аттон перевел взгляд на чудовищ, за спиной Аведжийского правителя.

— Должен предупредить вас, Ваше Высочество... Если вы прикажите своим уродам атако­вать нас, то вне всякого сомнения, умрете первым. Пожалуй, не стоит прерывать линию прави­телей Аведжии, ведь у вас, насколько мне известно, нет наследника...

Фердинанд опустил правую руку, и чудовища, гремя хвостами и перекачиваясь с боку на бок, повернулись и побрели куда-то вниз. Герцог, все также мило улыбаясь, и не говоря ни слова, ак­куратно прикрыл за собой двери, и жестом попросил убрать оружие.

Потом, заложив руки за спину, прошелся по залу, и остановился за голубым пламенем. Смуглое лицо его осветили бледные всполохи.

— Очень интересно.... Гнев великого правителя вас не страшит? Конечно, о чем это я... Вы совершенно правы, святой брат, пред вами правитель Аведжии... Но, с вашей стороны было бы крайне невежливым не назвать своих имен... — Фердинанд сложил руки на груди. Улыбка его несколько изменилась, придав лицу скучающе-равнодушное выражение.

— Конечно... Ваше Высочество... — Аттон криво усмехнулся, сунул меч в ножны и аккуратно опустил топор на пол. — Прошу великодушно извинить. Я Аттон Сорлей. Из ремесленников... Поверенный в делах банкира и промышленника Сигизмунда Монтессы...

— Ценю иронию... Особенно в такой ситуации, господин Сорлей, известный всей Лаоре истребитель лесных разбойников, и охотник за головами, по прозвищу "Птица-Лезвие"... Я с большим интересом выслушал от своих придворных историю о том, как вы, господин Сорлей, порубили в капусту два десятка человек, защищая жизнь Герцога Данлонского... Как видите, слава ваша достигла даже таких отдаленных мест... А что же вы молчите, святой брат?

Мерриз опустил клинки, но в ножны не убрал.

— Боюсь, что мое имя не столь известно, как имя моего случайного компаньона, Ваше Высочество... Тем не менее... — Мерриз посмотрел на герцога из-под бровей колючим взглядом прищуренных ярко-зеленых глаз. — Я Мерриз, странствующий монах...

— Монах из Священной обители... — Фердинанд проговорил это очень тихо и отвел взгляд.

— Да, Ваше Высочество... — Мерриз поднял голову выше, черты лица его заострились. На мгновенье повисла напряженная тишина. — Я монах из обители Долгор...

— И ваша миссия, святой брат, какой бы она не была, санкционирована Отцом-Настоятелем? Впрочем, конечно же... Какой у вас ранг, святой брат?

— Семь Колец Истины... — Мерриз убрал клинки и запахнул плащ.

— Семь Колец? Ого! Вы выглядите достаточно молодо... Гм... Господа, я в замешательстве... — Фердинанд принялся расхаживать вдоль книжных шкафов, улыбка его снова стала доброжелательной. — Я не буду спрашивать вас о цели столь стремительного визита в мои владения... Тем более, я не буду вас пытать... Я могу только догадываться, зачем именно вы так настойчиво стремились. И принимая во внимание ваши без­условные таланты, я, как мудрый и дальновидный правитель, сохраню вам жизнь. Я надеюсь, что никто из вас не сомневается в моей мудрости?

Аттон с Мерризом переглянулись. Аттон чуть расслабился и сразу же, рана на руке дала о себе знать резкой болью. Поморщившись, Аттон подтянул повязку. Мерриз, вежливо улыбаясь, склонил голову:

— Ни коем образом, Ваше Высочество!

— И это верно... Начнем же, пожалуй, с того, что я явился случайным свидетелем вашей, вне всякого сомнения, интереснейшей бе­седы. Одним словом, я подслушал вас. На этом праве я смею настаивать, являясь един­ственным хозяином данного замка. А вы, в свою очередь, лишь незваные гости, про­никшие в мои владения по трупам моих подданных. Более того! — Фердинанд остановился, и в упор посмотрел на Мерриза. Монах спокойно стоял, не отводя глаз. — Я, выслушав вашу беседу, проникся проблемами, в данный момент времени от меня дале­кими, и решил посвятить вас в некоторые аспекты тайн, подвластных мне... И, нас­колько я понял из вашей беседы, совершенно вам не доступных... И сделаю это я, не из боль­шого человеколюбия, кое во мне, конечно, присутствует. А сделаю я это, из целей корыстных. Надеюсь, вы понимаете свое, прямо-таки скажем, отчаянное положение. Вы на вер­шине самой высокой башни замка Барагма, как уже успел заметить святой брат... Гарнизон замка, подчиняющийся только мне, вам, прямо скажем, не по зубам... Летать, насколько я знаю, не умеют даже долгорские монахи... Поэтому, прошу вас, внимательно выслушать меня, и принять соответствующее решение.

Аттон пожал плечами и уселся на пол, скрестив ноги.

— Ну, что же... Я открою вам тайну. Вы убедились, что в церемониальной чаше моего далекого предка, храниться действительно только его рука. Ни­чего больше. Это так... Вы зря проделали такой долгий и опасный путь. Но вы, скорее всего, неоднократно задумывались над тем, что же является целью вашего путешествия? Для чего? Зачем кому-то понадобилась мумифицированная рука древнего владыки? Неужели на территории Лаоры не осталось более интересных захоронений и более доступных? В чем загадка, господа искатели древностей?

Мерриз молчал. Аттон отрицательно покачал головой.

— Не знаете? Конечно же, нет. Честно с вашей стороны признавать это... Вы мне определенно нравитесь. Что ж... Вас обманули, господа! Предательство, как грязно бы это не звучало, но в этом слове действительно нет ничего романтического... Вас обманули, ваши хозяева послали вас на верную смерть, если вы вдруг до сих пор этого не поняли. О том, что вы объявитесь, было известно заранее. Нас просто предупредили. То, что вы спаслись через портал Баньши, иначе как чудом, не назовешь. И я догадываюсь, почему... Очевидно, что вы узнали что-то такое, что и сами понять еще не в состоянии... Но я не сочту за труд рассказать вам то, что вне всякого сомнения поможет вам осознать истинную природу этого непростого мира. Вы жили, не зная правды, в мире лживых правителей, обманом завладевших вашим доверием. Я открою вам правду... Истинную правду. Не изувеченную многовековым переписыванием из манускрипта в манускрипт. Не искаженную намеренно лживыми преданиями и легендами. Ужасная и горькая правда заключается в том, что большинство из ныне правящих в Лаоре людей, вовсе не люди... Это звери, чудовища, принявшие человеческий облик, — Фердинанд сделал па­узу и посмотрел на Аттона. — Твой хозяин, наемник, знает об этом. Когда-то, будучи совсем юным, он стал свидетелем перевоплощения зверя в человека... Это был один из наследников барона, в Эркулане, одна из побочных, тупиковых ветвей правящего рода. Твой хозяин решил посвятить свою жизнь борьбе с оборотнями-правителями, и кое-где преуспел. Но он знает слиш­ком мало, и поэтому тычет пальцем в небо, нанимая убийц и организовывая мятежи. Он дожи­вает свой долгий век. Скоро его найдут. Или они, — Фердинанд указал пальцем на Мерриза, — или люди старика Россенброка. Святой Отец-Настоятель тоже не знает всей правды. Обитель слиш­ком долго стояла в стороне, оставаясь наблюдателем. Теперь, монахи ищут истину, о ко­торой позабыл весь мир. Зачем, спросите вы? Всем нужны доказательства. На основании одних лишь легенд нельзя бросить вызов всемогущим правителям и священникам. — Фердинанд замолчал. Аттон сидел, плотно сжав челюсти, и смотрел прямо перед собой.

Мерриз обратился к герцогу с легкой улыбкой на лице:

— Ваше Высочество! Вы говорите очень интересные, и даже забавные вещи... Я, в свое время, получил достаточно серьезное образование, позволяющее мне...

— Ваше образование мало что стоит, по сравнению с книгами, которые правители Аведжии веками собирали в этой библиотеке... — Фердинанд бесцеремонно прервал Мерриза. — Извольте дослушать до конца, господин монах, заодно и расширите свои немалые познания... Гельвинг Теодор Страшный напал на князей Атегатта не потому, что был жаден, или глуп... Он напал по­тому, что Правители, пришедшие в Лаору с севера, обманули его, втянув в вой­ну с нелюдями. Он узнал о том, что все они — принявшие человеческий облик чудовища. Он ввязался в бессмысленную и беспощадную войну, и тогда все они, князья Атегатта, Латеррата, Нестса, Могемии, Боравии, да и сам Император Юрих, все они обрушились на него и втоптали в не­проходимые болота Марцина. Сам, Теодор погиб на поле боя, до последнего сражаясь с оборот­нями. Его руку, нашли и сохранили, как напоминание потомком, о том, что они настоящие лю­ди. А чудовище-оборотень, после смерти, принимает свой истинный облик, облик того зверя, кем он при жизни и являлся. Поэтому, большинство людских племен, пришедших с севера, сжи­гают на кострах своих правителей...

— Но и аведжийцы сжигают! — Аттон поднял глаза на Фердинанда.

— Женой Гельвинга Теодора и матерью Великого Ульриха, которого молва окрестила Коварным, была женщина из рода Могемских Правителей... После гибели отца Ульрих убил свою мать. Он расплачивался за ошибку совершенную Теодором. И в страхе перед тем, что душа его осквернена, он приказал сжечь свое тело после смерти. Все его потомки следуют этому. През­ренные предатели — Тельма, Сваан, склонились перед пришедшими с севера чудовищами. Толь­ко Аведжия, в течении столетий пыталась сопротивляться. Но потом, потом и мы смирились с этой участью. Мы торговали с чуждыми нам государствами, заключали союзы, даже пытались бороться за Императорскую корону... Но Императорами становились лишь, Правители-Оборотни. Князья Атегатта, Бриуля и Бреммагны, короли Могемии и Боравии, герцоги Рифлера и Латеррата. — Фердинанд замолчал. Красивое и умное лицо его потемнело, он смотрел на Аттона и монаха взглядом, преисполненным печали.