Горячее лето 42-го

— Направо! Бегом марш! Шмаков — направляющий, я — замыкающий. Под ноги старайтесь поглядывать, не поубивайтесь впотьмах. С оружием аккуратней, — приказал Зиновьев. И добавил вполголоса:

— Вы мне все живыми нужны и, по возможности, здоровыми. Кто знает, что нас ждет впереди и как оно там все обернется?

Глава 13

— Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант! Да проснитесь же вы, наконец! Беда!

— А? Что? — Страхов поднял голову от стола, за которым задремал ненадолго, быстро встал на ноги, привычным жестом проверил на месте ли кобура с пистолетом и уставился на Белова ничего не понимающим взглядом.

— Ты чего разорался? Говори толком!

— Беда, товарищ старший лейтенант! — опять затараторил писарь.

— Чего ты раскудахтался: ' — Беда! Беда!'? Докладывай по существу. Во-первых — что случилось? Немцы через Дон перешли? — поправив гимнастерку, Страхов сел за стол, покрутил из стороны в сторону головой, стряхивая остатки сна, да так, что захрустели шейные позвонки, и уже более осмысленным взглядом уставился на Белова. — А во-вторых — я тебя куда посылал? Где задержанный шпион?

— Убили! Всех убили, товарищ старший лейтенант! — и писарь вновь затянул жалобным голосом 'старую песню'. — Так ведь я же вам о том и говорю, беда приключилась!

Этот занудный голос, всегда выводил Страхова из положения душевного равновесия. Вот и теперь, едва заслышав его, раздражение и какая-то неприязнь, мутной волной, начали подниматься в сердце особиста. ' — Мало того, не досыпаешь, не доедаешь, мотаешься день-деньской, как последний барбос! Тут еще этот 'помощничек', навязался на мою шею! Так и норовит последние нервы из меня вынуть! Доложить, как следует, и то не может!'

— Учти, Белов! Последний раз тебя спрашиваю. Потом не обижайся и не говори, что я тебя не предупреждал. Где задержанный шпион? Кого убили? Или, ты мне немедленно и по порядку все излагаешь, или я тебя во вторую роту устрою, по старой памяти, да еще и ротному накажу, чтобы глаз с тебя не спускал! А себе другого писаря найду, который соображает побыстрее!

Белова, такая перспектива, ясное дело, нисколько не радовала, поэтому он, живо собравшись с духом, поведал своему грозному начальнику о сути произошедшего несчастья:

— Принес я, значит, ужин. Все как полагается. Потом, пошел в комендантский взвод, у них, как раз, смена караулов намечалась. Начальник караула, разводящий, пять часовых на смену и пошли мы, значит, смену производить. Как вы и приказывали, я, со сменившимся караульным, должны были доставить задержанного шпиона сюда. На допрос, значит.

Писарь заметно волновался, но попасть под 'горячую руку' начальства ему не очень-то хотелось, поэтому, переведя дух, он продолжил:

— Подходим мы, значит, к той землянке недоделанной, ну, где шпион сидел, а нас никто не окликает. Что за штука? Туда, сюда, присмотрелись когда, а он присел в сторонке, ну и вроде как задремал, что ли. Сидит, не шевелится. Разводящий его и по фамилии, и ' — Встать, товарищ боец!', и ' — Вася, Вася!'. Начальник караула, ему, даже трибуналом грозил, да только без толку все это, товарищ старший лейтенант! Когда посмотрели, а Вася готовый уже! Не дышит. Сначала, мы не поняли в чем дело, потом разводящий фонариком подсветил...

— Ты можешь, короче и по существу!— взревел Страхов. — Что со шпионом, я тебя спрашиваю?!

Оробевший писарь, никогда еще не видевший своего начальника в подобном возбуждении, ответил не сразу. Нервно сглотнув и медленно ворочая языком, во внезапно пересохшем рту, Белов все же закончил свой рассказ:

— Так убили обоих, товарищ старший лейтенант. И часового и шпиона. Я же говорю, разводящий подсветил фонариком, а он...

Страхов никак не мог успокоиться. ' — Теперь в дивизии, а может где и повыше, обязательно скажут, что это именно он, старший лейтенант Страхов, проморгал диверсантов. И не просто скажут, а еще и отметят, где нужно, что даже не проморгал, а проспал! Что же делать? И главное — кто его так 'сработал по-тихому'? Не было печали, так нет, надо было свалиться этим диверсантам именно на его участке. Вот же, блин горелый! А завтра, да уже сегодня, приедет из дивизии Владимиров, со своими орлами и всех шпионов найдут и обезвредят. И снова пойдут разговоры, что, дескать, Страхов совсем мышей ловить перестал. В лучшем случае. А в худшем...

О том, что будет в худшем случае, даже и думать не хотелось. Нет, это просто в голове не укладывается! Так дерзко, под самым носом у нас, убрали свидетеля, который наверняка знал нечто важное о составе группы или о задании. Иначе бы убийца или убийцы, а скорее всего это были те, что вчера не побоялись вступить в бой с отделением сержанта Тимофеева, не стали бы так рисковать. А эти, сознательно пошли на риск. Да, дерзкие, сволочи! Ладно, разберемся'.

Страхов начал понемногу приходить в себя. Что бы там не случилось, а раскисать было некогда, нужно было действовать, причем немедленно.

— Комбат уже в курсе? — спросил он Белова.

— Ну а как же! ЧП ведь! Начальник караула сразу доложил дежурному по батальону, а там и комбат был, и начштаба, и другие командиры. Майор Харин приказал дежурному усилить караулы. Комендантский взвод, в полном составе, отправили на усиление, всех, до единого, даже отдыхающую смену подняли по тревоге. Александров, разведчиков своих вызвал к штабу. Собираются местность прочесывать. А чего там найдешь? Темнотища такая! В двух шагах — ничего не видно, глаз коли!

Белов тоже, заметно успокоился, поэтому разговорившись, никак не мог остановиться.

— Да! — увидев, что Страхов потянулся к телефону, писарь поспешил сообщить еще одну новость. — Совсем забыл! Товарищ старший лейтенант, связь пропала!

— Как так, пропала? — удивился было особист, но тут же, сам себе все разъяснил. — Ничего странного, в принципе, тут нет. Грамотно работают, ничего не скажешь!

Вдруг, словно молния, мелькнула мысль в голове Страхова. И от этой мысли, сразу сделалось как-то неспокойно на душе, и чуть было не подогнулись коленки. ' — Черт меня побери, старого дурня! Их же было двое! Двое! Одного убили, а второй-то, в санвзводе лежит! Срочно! Нет! Немедленно отправить людей в санвзвод, любыми судьбами сохранить единственного оставшегося в живых диверсанта!'.

Белов с большой тревогой следил за изменением настроения своего начальника, которое моментально отображалось на лице старшего лейтенанта. Он собирался было спросить его, не нужно ли ему чего-нибудь, но Страхов опередил его и взревел во весь голос, отдавая команду:

— Остаешься за старшего! Рапорт, подробный, все как было — мне на стол! Понятно? Я в штаб. Как появится связь, свяжешься со мной, доложишь обстановку. Смотри, у меня, Белов! — Страхов погрозил, ничего не понимающему писарю своим громадным кулаком, схватил со стены автомат и плащ-палатку и пулей выскочил из землянки.

' — Что это с ним?' — Белов с печалью во взоре наблюдал, как колышется кусок брезент на входе, одновременно пытаясь сообразить, чем вся эта история обернется лично для него. А старший лейтенант Страхов рысью несся в сторону штаба батальона, и твердил на бегу как заклинание: ' — Только бы успеть! Только бы успеть!'

* * *

Мы бежали довольно быстро, насколько позволяла ночь и незнакомая, по крайней мере, для нас, местность. Шмакову, видимо, не первый раз приходилось пользоваться этим маршрутом, поэтому мчался он довольно резво, и мы, как ни старались, все же едва поспевали за ним. Ветки хлестали по лицу, внезапно появляясь из темноты, ноги ежесекундно обо что-то спотыкались, но я пытался не обращать на все это особого внимания, ориентируясь на спину впереди бегущего брата моего Кольки. За мной, замыкая нашу группу, почти беззвучно двигался Зиновьев. Минут через десять, такого вот ночного кросса, мы выскочили на небольшую полянку. Из-за облаков выглянула луна и, как нельзя кстати, осветила окрестности. Впереди блеснула полоска воды. Шмаков, и мы за ним, перешли на быстрый шаг, на ходу восстанавливая дыхание. Наконец Игорь остановился и вполголоса заговорил с Зиновьевым:

— Товарищ сержант! Тут правее надо брать. Я тропинку знаю через камыши, мы там пойдем, даже сапоги не намочим!

— Ладно. Давай, показывай свою тропинку, — устало выдохнул Михаил. — И когда это только ты ее успел отыскать? Я, вообще-то, всегда в обход хожу.

Не обращая внимания на 'подколку' сержанта, Шмаков лишь усмехнулся и сообщил:

— Так я же разведчик или как? В обход, понятное дело, гораздо дольше топать, а мы тут напрямки, срежем маленько.

Михаил посмотрел на нас:

— Ну что, ребята, отдохнули? Тогда только вперед! Времени у нас мало, и если все обстоит так, как я думаю, то можем и не успеть.

Наш проводник первым, осторожно ступая, стараясь не провалиться в воду, двинулся через заросли камыша. Мы за ним, хватаясь за стебли, пытаясь сохранять равновесие, шаг за шагом, приближались к цели своего ночного путешествия. Насчет — ' ...даже сапоги не намочим', Шмаков, конечно, здорово загнул. Даже мне, с детства хорошо известно: если есть камыши, то сто пудов и вода должна присутствовать! И она, конечно, хлюпала у нас под ногами, куда же от нее денешься, одно хорошо — хоть за голенища не заливалась. Справедливости ради стоит заметить, что ног не замочил никто. Почти никто. Где этот Витька умудрился найти такую яму, что набрал себе оба сапога под завязку, я до сих пор не пойму. Шли же, вроде, друг за другом, практически след в след. Как его угораздило? Теперь он, вполголоса чертыхаясь, упорно шел вперед, стараясь не отстать от Шмакова. 'Натурный', однако. Уж я-то его хорошо знаю.

Наконец камыши закончились, мы пересекли небольшой лужок и очутились на опушке леса. Влево, огибая лес и уходя чуть на подъем, виднелась полузаросшая тропинка, по которой, скорее всего нам и надлежало двигаться дальше.

— Далеко еще? — спросил Николай.

— До санвзвода с километр примерно осталось, — сообщил Шмаков. — Так что, мигом добежим, глазом моргнуть не успеете.

— Бегом..., — начал было командовать Михаил, но его, довольно бесцеремонно, прервал на полуслове Витька.

— Товарищ сержант! Я воды в сапоги набрал, разрешите переобуться?

— Вот же.... Как тебя угораздило? — возмутился Шмаков.

— Отставить разговоры! Слушай мою команду! Хлебников! Быстро переобувайся и догоняй нас. А ты, — он ткнул мне пальцем в грудь, — останешься с ним. При движении, проявлять внимательность и осторожность, мало ли, кто тут еще по лесам ночью бегает, кроме нас. Так что, ушами не хлопать, такой вот вам приказ. Все ясно? Встретимся в санвзводе. Спросите: где мол, палатка, в которой раненый шпион лежит, вам покажут. В крайнем случае, так как, вас тут еще не все знают, сошлетесь на меня. Дескать, действуем по приказу сержанта Зиновьева. Оружие держите наготове, но применяйте аккуратно, своих, смотрите, не побейте. Все! Вперед!

Шмаков, сержант и Николай, убежали в сторону санвзвода, а друг мой Витька, в темпе вальса скинув сапоги, принялся отжимать промокшие насквозь портянки. Глазом не успел моргнуть, смотрю, а он уже старательно накручивает их обратно на ноги.

— Витя! Ты что делаешь? — воскликнул я.

— А что такое?

— Как это что? В санвзводе захотелось отдохнуть? Ты же ноги напрочь собьешь! Головой думать нужно, а не тем местом, на каком сидишь! А еще сержант Советской Армии, хоть и бывший. Стыдоба!

— Ну а что мне еще прикажешь делать? Подождать до утра, пока солнышко не взойдет? — злым голосом огрызнулся Витька. — Тоже мне, умник нашелся!

— Вот чудак! У тебя же в вещмешке сухие портянки лежат. Забыл, что-ли? Действуй, дядя, пошустрей, а то своих не догоним.

Витька хлопнул себя ладонью по лбу:

— Слушай, точно! Прямо совсем из головы вылетело, с этой беготней!

Он мигом скинул с плеч свой 'сидор' и принялся усердно в нем шарить. А часики, тем временем, тикали. Минут пять, всего, провозились мы с Витькиными портянками и уже рванули, изо всех сил, за нашими ушедшими товарищами, когда впереди, примерно в том направлении, где располагался санвзвод, нарушив ночную тишину, раздались выстрелы. Точнее — целая перестрелка.

* * *

Мы с Витькой, примчались к санвзводу, как нам показалось, к шапочному разбору. Стрельба стихла, доносились лишь крики команд, призывавшие занимать круговую оборону, но голоса Зиновьева среди них я, вроде, не разобрал. Палатки санвзвода размещались в густом лесу и не рядами, как мне показалось вначале, а каким-то цыганским табором. Хотя, в темноте, было не очень хорошо видно, но скорее всего, так было нужно для маскировки, все-таки немецкая авиация, на данный момент, господствовала в небе и один из налетов нам, вчера, довелось видеть собственными глазами. Мы пошли на голоса, раздававшиеся откуда-то справа. Там, кто-то вполголоса причитал, как над покойником, а второй, глухим басом, вроде бы, старался успокоить причитавшего, но почему-то, с использованием ненормативной лексики. Матюкался, в общем. Подходим к палатке, возле которой стоят два незнакомых нам бойца и слышим такой разговор:

— Да я тебе истинную правду говорю, своими глазами видал! Вот, чтоб ни сойти мне с этого места! Шпиёна-то, немецкого, зарезали! Ох, и кровищи же там! А паренька молодого, ну, который с Зиновьевым прибежал, вон там, на поляне убили. Стрельба-то, какая была!

— Да ну тебя, Иван Иваныч, к лешему! Ты сроду, наговоришь с три короба, а после неделю надо разбирать, где — правда, а где — брехня твоя!

— Хочешь — верь, хочешь — не верь, а я все собственными глазами видел! — обидчиво горячился Иван Иваныч, — Я же не виноват, что ты, Вася, такой 'Фома-неверный'! А не веришь, так сходи и сам посмотри! Пойди, да глянь! Вот тогда и увидим, кто брешет, а кто правду говорит!

В другое время, мы бы, может, вообще внимания не обратили на этот разговор, но когда я и Витька, услыхали слова этого Иван Иваныча о том, что где-то там, на поляне, лежит убитый молодой парень, который пришел с Зиновьевым, нам стало тяжело дышать. ' — Неужели Колька! Этого не может быть! Как же так-то!'. Не сговариваясь, мы подбежали к Ивану Ивановичу и сходу попытались выяснить то, что в данный момент нас интересовало больше всего на свете. Несмотря на возражения Васи. Которому внезапно, до зарезу, приспичило узнать, кто мы такие и чего нам здесь надо, мы принялись вытрясать из временно потерявшего дар речи Иваныча, хоть какую-то полезную информацию. Точнее, Витька придерживал Васю, а я, 'пытал' его товарища:

— Где он? Отвечай! Что с ним? Где он лежит? Да отвечай же! Что молчишь как истукан, язык проглотил с перепугу?

И, видя, что на Иваныча, действительно, напал временный столбняк, я решил поставить вопрос немного иначе:

— Где сейчас сержант Зиновьев? Да не бойся, мы сами из разведвзвода, нас лейтенант Александров сюда прислал. Скажи только, где Зиновьев и бойцы, которые с ним пришли? Понимаешь ты, дядя, там брат мой, Колька! Их трое было, и брат мой, самый молодой из них! Понимаешь ты это или нет?! — и, теряя остатки терпения, вставил выражение, от которого Иваныч встрепенулся, и окончательно пришел в себя, по последней моей фразе, убедившись, что, скорее всего, мы все-таки свои, русские люди.