— Вот как? — повторил Лукулл, улыбнулся и пробарабанил пальцами по столу. — А я думаю, тут все немного не так было. Легионы послала группа лиц, именующих себя Сенатом. Легитимность этой группы мы не признаем, как и право объявлять войны и посылать куда-либо войска. Но мы отвлеклись. Поведай нам, трибун, при каких обстоятельствах наступила смерть Флакка, коего ты именуешь консулом. Он был убит в бою?

Задержанный кашлянул.

— Никак нет. Консул убит в результате ссоры с легатом Фимбрией.

— Причина ссоры?

— Несправедливое судейство, вынесенное консулом не в пользу легата. Это послужило поводом к убийству. Напряженность в их отношениях нарастала давно. Мне неизвестны подробности.

— Кто совершил убийство?

— Лично легат Фимбрия.

Лукулл усмехнулся.

— Я смотрю, ты весьма откровенен. Так беззастенчиво сдаешь своего командира.

Север побагровел.

— Я не считаю возможным лгать тебе, Луций Лициний, даже если это затруднит выполнение моего задания. Свидетелей много, правда все равно станет тебе известна.

— Похвально, — Лукулл кивнул Постумию и тот вышел, притворив за собой дверь. Север покосился ему вслед, — а теперь сообщи, с какой целью ты прибыл сюда и объясни свой внешний вид.

— Мне поручено доставить тебе, Луций Лициний, письмо от моего легата. К сожалению, в пути я и мои люди подверглись нападению пиратов. Во время боя я оказался в воде и отстал от своих людей. Их судьба мне неизвестна. Письмо осталось на судне.

Судно в Фокее сторговал разведчик. Север быстро понял, что без пронырливого фракийца ему не удалось бы нанять и дырявого корыта. Фокея, входившая ранее в состав римской провинции Азия, как и Пергам с Питаной, досталась Митридату. В нынешней ситуации, оставшись без царской защиты, фокейцы не осмелились помешать горстке легионеров свободно заниматься своими делами в городе, однако смотрели исподлобья, не зная, чего теперь стоит ожидать.

Купцы же торговых судов откровенно не желали связываться с римлянами. О появлении у Лукулла флота слышали уже многие, но тот себя пока никак не проявил, и небезосновательно считалось, что на море властвует понтийский царь. Никто не желал угодить на кол, будучи уличенным в помощи царским врагам.

Стараниями фракийца выяснилось, что глубоко наплевать на греков и римлян, вместе взятых, купцу-сидонянину, владельцу гаула под названием "Гани Аштарт", что означало — "Любимец Астарты". Бод'аштарта интересовали лишь деньги, только деньги и ничего, кроме денег. Такими хананеев[63] видел весь знакомый с ними мир. Бод'аштарт назвал цену, Реметалк и Север поторговались, соблюдая приличия, ударили по рукам и отряд префекта без проволочек отплыл на юг. Оговорена была доставка пассажиров до Книда с заходом на все крупные острова по дороге. "А там посмотрим, в кошеле еще звенит". Навклеру[64] по пути, а серебро одинаково ценилось и в Ливии и на Боспоре, вне зависимости от того, какие картинки на нем отбиты.

[63] Хананеи — самоназвание финикийцев. [64] Навклер (греч.) — судовладелец.

Север возблагодарил Юпитера за ниспосланную удачу. Ему, сухопутному человеку, только сейчас явилось откровение, что почти два десятка человек одних только пассажиров — это много. И не всякий корабль для такой толпы сгодится. А тут зерновоз немаленьких размеров, с каютами. Он курсировал между Александрией Египетской и ионическими городами. Сейчас, выгрузив египетский хлеб в Митилене, зайдя в Фокею, он возвращался на юг, забив трюм малоазиатскими товарами: шерстяными тканями, хиосским вином. Судно довольно крупное, двухмачтовое, ходящее исключительно под парусами. Команда разноплеменная, но преобладали в ней финикийцы. Хотя с падением Карфагена они утратили право называться властителями морей, навыки мореходства, оттачиваемые веками, никуда не делись. Обширные знания и огромный опыт позволяли финикийцам прекрасно ориентироваться в Средиземном море вдали от берегов еще тысячу лет назад — достижение, к которому прочие морские народы приблизились лишь ко времени Пунический войн. Они первыми стали ходить по морю ночью, тогда как, даже сейчас большинство купеческих судов не были рассчитаны на длительные многодневные переходы и на ночь приставали к берегу. Судно, нанятое Квинтом, могло около месяца находиться в море.

Это было уже третье морское путешествие Севера. Два предыдущих сопровождались гораздо меньшим комфортом. Тогда вместо отдельного помещения ему довелось разделить общество пары сотен легионеров, теснящихся на скамьях, настеленных от борта до борта беспалубного актуария[65]. И это были еще цветочки. В самый первый раз, едва они вышли из Брундизия, налетел шторм. Возможно, для бывалых моряков он не показался чем-то ужасным, но Квинту вполне хватило. Он побывал на двух войнах, нередко видел смерть в самых страшных ее формах, но такого ужаса и ощущения полнейшей беспомощности, как в тот злополучный день, доселе не испытывал. Судно мотало и крутило на волнах, перекатывавшихся через борт, как невесомый игрушечный кораблик, вырезанный из кусочка сосновой коры, который Квинт в детстве запускал в горном ручье. С тем отличием, что кораблик не тонул, даже перевернувшись, тогда как актуарии, перевозившие легионы, таким замечательным свойством не обладали и шли на дно с пугающей быстротой.

[65] Актуарий — обобщенное название сразу нескольких типов гребных судов, использовавшихся для перевозки грузов, войск, посыльной службы.

Первое время Квинта нещадно мутило, желудок выворачивало наизнанку. Лишь к четвертому дню плавания префект немного пообвыкся и признал, что морские путешествия не так уж и плохи.

Восемнадцать римлян и фракиец расположились в четырех каютах финикийского зерновоза, в котором для зерна были созданы гораздо лучшие условия проезда, нежели для людей. Каждая каюта рассчитана на четырех человек, но такое положение дел никого из пассажиров не огорчало. Мало кто пожелал добровольно заточить себя там, где сквозь щели в потолке-палубе на голову то сыпался песок, то лилась вода, когда судно круто зарывалось носом в волны, поднимая фонтаны брызг. Большую часть времени пассажиры проводили на палубе.

Когда в дымке уже проявился берег Коса, путешественники подверглись нападению пиратов. Разбойные, ослабев умом от жадности, попытались откусить больше, чем способны были переварить. Первую посудину "Любимец Астарты" просто опрокинул ударом мощной, вырезанной из ливанского кедра стэйры[66]. Вторая уклонилась от драки, а вот с третьей пришлось повозиться. Пираты сумели дорваться до палубной схватки, которая закончилась для Севера падением за борт.

[66] Стэйра — брус, образующий переднюю оконечность судна, продолжение киля в носовой части, форштевень.

Выбраться из Орковой задницы, в которой Квинт очутился, оказалось довольно хлопотным делом, но в итоге все закончилось благополучно и без ущерба для здоровья. Префект сумел добраться до Коса. Он догадывался, что товарищи похоронили его и надеялся лишь, что Барбат выполнит задание Фимбрии. Но вот чего он никак не ожидал, так это того, что сулланцы повяжут всех ехавших на "Любимце Астарты" легионеров. Как и самого Севера, несколько позже.

— То есть ты трусливо бежал, бросив своих товарищей? — высказал предположение Лукулл.

— Нет! — стиснул зубы Север, — я упал за борт в разгар боя!

— И добрался до берега вплавь?

— Да.

Легат встал из-за стола и прошелся перед Севером, заложив руки за спину. Квинт следил за ним исподлобья.

— Захватывающая история. Чем же докажешь, что ты тот, за кого себя выдаешь? Оружие и товарищей потерял, приказ командира не выполнил.

— Считаешь меня дезертиром?

— Скорее нет, чем да, — к некоторому удивлению Квинта Лукулл не стал настаивать на этом обвинении.

Он прошел за спину Севера, приоткрыл дверь и скомандовал, — вводи его, Постумий.

Квинт, старавшийся стоять навытяжку, скосил глаза набок, как только мог, не поворачивая головы, но через мгновение забылся и кинулся обнимать вошедшего Барбата. Острие копья конвойного, ткнувшееся трибуну в грудь, охладило порыв.

— Красноречивее любых слов, — констатировал Лукулл, — итак, показания сторон сходятся. Постумий, освободи из-под стражи спутников нашего доблестного трибуна. Но оружие им не отдавай.

Постумий кивнул и вышел.

— В чем ты еще нас подозреваешь? — спросил Барбат легата.

— Ну что ты, более ни в чем. Вы честные воины, отменно выполнившие приказ.

— Так почему же ты не вернешь им оружие? — спросил Север, — разве они враги?

— А вот это самый интересный вопрос в наше непростое время, — Лукулл присел на край стола, — тессерарий свободен. Ступай к своим товарищам, вас накормят. А мы с трибуном побеседуем.

Барбат кинул сочувствующий взгляд на Квинта, нехотя повернулся и вышел. Легионеры-охранники последовали за ним.

В руках Лукулла появился кожаный футляр, из которого легат достал свиток папируса.

— Твои люди выполнили вместо тебя твое задание. Вот письмо, которое ты вез. Итак, я слушаю, что хочет мне сообщить Фимбрия.

— В письме все сказано.

— Я читать умею. Что он велел тебе передать на словах?

— Мне не давали таких указаний. Я должен был доставить письмо.

— То есть, ты не знаешь, зачем тебя послали. Ты просто мальчик на побегушках, такой же, как твой тессерарий. Который, кстати, справился лучше тебя. Интересно, зачем Фимбрия послал такого олуха?

— У меня был приказ передать письмо! — вспыхнул Север, — но исходя из оценки состояния дел в текущий момент, я могу предположить, что в письме.

— Так предположи.

Север пару раз кашлянул, собрался с мыслями.

— Легат Фимбрия предлагает тебе, предпринять совместные действия по захвату царя Митридата, врага римского народа.

— Да ну? — хмыкнул Лукулл, — продолжай.

Север скрипнул зубами. Ироничная ухмылка Лукулла раздражала его донельзя, но он изо всех сил старался выглядеть невозмутимо.

— Митридат заперт Фимбрией в Питане. Это порт неподалеку от...

— ...я знаю, где это, — бросил легат, — продолжай.

— Крепость Питана хорошо укреплена. Фимбрия не решается штурмовать ее. Не имея флота, он не может организовать полноценную осаду порта и предлагает тебе, Лициний Лукулл, прийти к нему на помощь и не дать царю улизнуть. Если ты поспешишь, война может быть закончена уже через несколько дней.

Лукулл встал, подошел вплотную к трибуну и посмотрел ему в глаза. Потом обошел его кругом и принялся расхаживать по комнате за спиной Севера. Квинт стоял неподвижно. Лукулл молчал, тишину нарушало лишь цоканье по мраморному полу шляпок гвоздей, которыми были подбиты сандалии легата. Квинт нервничал, мысли его путались и чтобы успокоиться, он начал считать шаги Лукулла.

На счете "сорок" легат остановился.

— При жизни Мария, его сторонники не казались мне такими законченными идиотами. Похоже, подмяв под свои задницы все курульные скамьи, Цинна и его подпевалы от осознания собственного превосходства думают теперь только ими. Я задницы имею в виду.

— Я не понимаю, — оторопело сказал Север.

— Не удивительно. Полагаю, задницей думать непросто, — Лукулл подошел к Северу и встал пред ним, сложив руки на груди, — объясняю. У меня нет никакого желания помогать Фимбрии в ловле Митридата. Пусть справляется сам, если сможет.

— Но как же... — нахмурился Север, — ведь он же улизнет! Флот вывезет его. И война продолжится. У царя еще много сил!

— Если Фимбрия не может закончить войну, ее закончит кто-то другой, — развел руками Лукулл, повернулся и направился к своему столу.

— Ты боишься, что вся слава победителя достанется Фимбрии? — высказал догадку Север, — но это вряд ли случится, ведь всем будет ясно, что без твоего флота он ничего не смог бы сделать.

— Ты говоришь так, словно царь уже сидит в подвале в цепях, а твой командир готовится к триумфу. Кабан еще жив, а ты уже строишь планы относительно его шкуры? Нет, трибун, я Фимбрии помогать не стану. И не причем здесь желание единоличной славы. Покойного Помпея Страбона, великого полководца, весь Рим ненавидел за корыстолюбие. Тем не менее, будь он на месте Фимбрии, независимо от моего отношения к нему, мои люди уже выбирали бы якоря и ставили паруса, стремясь на помощь.

— Но ведь ты со своим флотом не победишь Митридата в одиночку! Даже если одолеешь его на море! Он соберет новые сухопутные армии, а Сулла в Греции, как он переправится в Азию?.. — Север осекся, понял, что сморозил глупость и замолчал.

— Переправится, — улыбнулся Лукулл, — уж будь уверен. Всему свое время. Но Фимбрия пусть побеждает Митридата сам. Я посмотрю, как это у него получится.

— Но почему?!

— Ты дурачок или прикидываешься? — спросил Лукулл, пристально глядя в глаза Северу.

Квинт заткнулся. Помолчав, он сквозь сжатые зубы прошипел:

— Вот оно что... И кто же для вас больший враг? Митридат или марианцы?

— Сам посуди. Митридат всего лишь заморский царек, каких немало. Все эти митридаты, никомеды, птолемеи, тиграны и прочие — всего лишь внешние раздражители, вроде комаров. Кусают, досаждают, мы отмахиваемся, иной раз кого прихлопнем. Обычное дело. А есть опасность пострашнее. От нее гниет и смердит тело. Это болезнь. Она гложет, жрет изнутри, она невидима. Болезнь может дремать годами, а потом убить человека за полдня. Комара несложно убить. Даже волка, один на один, повозившись, можно. Гниению плоти противостоять куда сложнее.

— И такой болезнью вы считаете марианцев? — протянул Север, — а кем вас считают те, кто сейчас в Риме? Цинна и прочие?

— Мне как-то все равно. А вот для тебя, трибун, куда важнее беспокоиться о том, кем тебя считают здесь.

— Интересно. Вообще-то я посол. Даже если вы считаете меня врагом, то священное звание посла не дает вам права...

— Это звание ничего не значит.

— Даже так? То есть ты, Лициний Лукулл, наплюешь на обычаи, чтимые всеми народами, и казнишь посланника?

— Мятежника. Казнить посла не в моей компетенции.

— А в чьей же? Суллы?

— Сулла вполне способен на такое, если будет не в настроении.

Квинт начал осознавать свое положение, и сердце его застучало чаще. Помолчав немного, он прошептал:

— Не хотел бы я служить под началом столь бесчестного человека.

— Да ну? — усмехнулся легат, — а сейчас ты кому служишь? Твой разговорчивый тессерарий рассказал так много интересного про доблестного гонителя Митридата, Гая нашего Флавия и его подвиги. А ваш разлюбезный Марий, спятивший дохлый упырь...

— Будем меряться трупами? — огрызнулся Север, — их с обеих сторон хватает.

— Я твое имя, трибун, раньше не слышал, полагаю, твой род не слишком известен. Твои родные живут в Риме?

— В Самнии.

— Значит, во время резни они не пострадали. А головы кое-кого из моих родных и немалого числа друзей выставлялись на Форуме на потеху плебса. Скажи мне, я должен помогать Фимбрии? Тому, кто так прославился при взятии Рима Марием. Тому, кто убил консула, пусть мы и не признавали тюфяка Флакка таковым.