Антипов работал споро, стараясь не думать о том, что делает, чтобы не портить деталь. Он решил не уделять особое внимание туловищу и конечностям, а сосредоточиться целиком на лице. Пусть это будет просто удачное изображение по пояс! Если все получится, и Арес одобрит результат, то статую можно будет взять с собой и нужда в посещениях полянки отпадет. Все-таки не очень удобно каждый раз сюда бегать. Особенно во время так называемой болезни.
Виктор точными быстрыми движениями высекал лицо. Ему казалось, что он делает это как настоящий профессионал. Нос получился очень даже неплохим, щеки и лоб — еще лучше, а скулы были просто похожи на аресовские. Ну, конечно, если принять во внимание тот факт, что их было трудно разглядеть за бородой. Уши, правда, подкачали из-за своей непропорциональной длины, но бывший студент не расстраивался. Уши — ведь мелочь. Главное, что все остальное похоже. Особенно, скулы.
'Да-с, господин Петров-Водкин, а я ведь, пожалуй, гениален, — думал, радуясь, Виктор. — Кто бы мог сказать, что из меня получится такой отличный скульптор? А как я работаю топором! Просто любо-дорого посмотреть. Что ни удар — все в точку! Снимаю ровно столько, сколько нужно. Не больше и не меньше. Вот где проявляется настоящий дар. Арес правильно сделал, что доверил мне эту непростую работу'.
Через некоторое время Антипов отступил немного назад и оглядел продукт. На него смотрела деревянная статуя с узким лицом, длинным носом, выступами над щеками, запавшими глазами и ушами, достигающими шеи. Скульптура была похоже больше на истуканов острова Пасхи, чем на Ареса, но Виктор, гордый собой, предпочитал видеть лишь хорошее. Его первый блин не вышел комом. А он действительно создал нечто. Разве это не повод для гордости?
Когда любой художник начинает свой творческий путь, он, как правило, преисполнен веры в себя. Все, что выходит из под его кисти, вызывает восторг. Восторг самого художника, естественно, а иногда родственников, близких друзей и подчиненных. Начинающие творцы, даже самые умные из них, по какой-то загадочной причине начисто лишены самокритики. Критика приходит потом. Чаще всего со стороны, заставляя творца воспитывать собственную, если, конечно, он хочет действительно преуспеть.
Находясь в приподнятом настроении, Виктор потащил работу на поляну. Он не замечал даже ветви, царапающие его, так торопился представить шедевр на суд заказчика.
— Вот, — сказал он, ставя произведение искусства в центр опушки. — Закончил наконец! Ну как?
Арес отозвался тут же.
— Что ты закончил, мой друг? — с любопытством в голосе осведомился он.
— Скульптуру, — пояснил Виктор. — Вот эту.
Повисла пауза. И эта пауза совсем не понравилась чувствительной душе скульптора. С каждой проходящей секундой в сердце бывшего студента закрадывалось какое-то смутное сомнение. Не то в собственной гениальности, не то в том, что он поторопился с демонстрацией. Возможно, стоило подправить волосы или плечи или еще что-то. Косметически, конечно.
— Ну, — наконец отозвался Арес, — при некотором допущении это действительно можно назвать скульптурой.
Виктор мгновенно встревожился. Он уже долго общался с богом, чтобы понять, что тот отнюдь не в восторге. Но почему не в восторге? Все ведь, кажется, в порядке. Особенно, скулы. Или Антипов поторопился с оценкой собственных способностей? Может быть он не гениален, а просто очень талантлив? И ему требовалось немного больше времени на работу. Волосы вот точно нужно подправить.
— А что она изображает? — поинтересовался бог войны.
Если есть вопросы, которые могут убивать наповал, то это — один из них. Сердце Виктора учащенно забилось. Что означает этот вопрос? Арес демонстративно не хочет узнавать свое изображение или искренне недоумевает? Интуиция Антипова сработала как надо, подсказав ему, что не всегда нужно отвечать прямо.
— Ну, я ведь собирался сделать твое изображение..., — уклончиво произнес бывший студент.
— Да, собирался, — подтвердил Арес. — А почему вместо полезного и нужного занятия потратил столько времени на это вот? Кстати, ты до сих пор не сказал мне, что это такое.
Мысли Антипова понеслись вскачь. Конечно, он мог бы просветить собеседника насчет скульптуры, но что-то, какое-то глубокое чувство подсказывало Виктору, что этого делать не следует. Бог войны сейчас в силе, вон как здорово вылечил... а хватит ли у него сил на новое лечение?
— Да так, одна вещица, — задумчиво произнес Виктор, еще раз оглядывая плоды своего труда. У него появилось ощущение, что и скулы-то не особенно похожи. — Безделушка.
— Безделушка? — похоже, что Арес искренне недоумевал.
Антипов поймал себя на том, что размышляет о людях. А именно — об одном своем приятеле, который остался в прежнем мире. Тот, человек умный, образованный, достойный во всех отношениях, совершенно не воспринимал насмешки в свой адрес. Не то, чтобы не переносил их, а просто не умел замечать. Он был такого высокого мнения о своей персоне, что не представлял себе, как другие могут быть не согласны с ним по этому вопросу. И если бы кто-нибудь попытался объяснить ему суть насмешек, то, пожалуй, натолкнулся бы на грандиозное удивление.
— Знаешь, Арес, я просто хотел потренироваться. Ведь изобразить бога непросто! Это — ответственный труд. Вот и сделал просто другую скульптуру. Совсем постороннего человека. Да и вообще, чувствую, что сегодня ничего не получится все равно. Пожалуй, завтра-послезавтра еще попробую.
Следующие несколько дней для Виктора прошли довольно однообразно. Кушарь привез его на телеге обратно. Живого, конечно. Что вызвало некоторое удивление стражников у ворот. Антипов был снова занесен в дом, где его одолели печальные мысли по поводу того, что в течение некоторого времени он сможет перемещаться лишь внутри четырех стен. Но чего не сделаешь ради конспирации?
Затем до бывшего студента начали доходить интересные слухи посредством Кушаря. Прежде всего Виктор узнал, что господин барон издал любопытный приказ. В нем говорилось о том, что теперь испытания на место дружинника не могут идти подряд для одного и того же кандидата. Кроме того, заведомо больные или травмированные претенденты тоже не имеют право участвовать. Алькерт подошел к делу с педантичностью хорошего чиновника, пытающегося устранить сбой в функционировании бюрократической машины.
Далее Антипову стало известно, что почти все в замке ожидают его гибели. Нет, конечно, не мечтают о ней, а просто ждут как чего-то неизбежного. Однако после того, как Виктор их разочаровал, не умерев не только в тот же день, но и на следующий, к ожиданиям стала примешиваться неуверенность. Люди начали поговаривать, что сын лесоруба живуч, как арнеп, и что наверняка выдержал бы еще один бой с десятником, если бы не потерял сознание. Лесоруб сообщил Ролту, что слухи о возможности дополнительного боя докатились и до барона, чем вызвали очередной приступ неописуемого раздражения. Дело дошло до того, что его милость соизволил справиться о здоровье Ролта и, узнав, что ухудшения не наблюдается, чрезвычайно удивился и, похоже, тоже разочаровался. Но здесь Виктор, всегда готовый оказать Алькерту какую-нибудь услугу, ничем не мог помочь.
К чести Антипова, он хорошо распоряжался свободным временем, не валялся на топчане в бесплодных переживаниях по поводу утраты дома, родных и близких, а пытался совершенствовать свои навыки скульптора. Кушарь притащил несколько деревянных болванок и с удивлением наблюдал, как его сын делает из них статуэтки. С точки зрения лесоруба, у Ролта получалось очень хорошо, он даже склонялся к мысли, что это можно выставлять на продажу. Но Виктор был недоволен своими успехами. По сути, ему удавалось все, что угодно, но только не Арес. После последнего разговора на поляне самокритика Антипова невероятно обострилась, подстегиваемая беспокойством о собственном здоровье. Бывший студент сумел сделать скульптуры английского джентльмена, викинга, злого карлика и неизвестного вождя одного из африканских племен. И все это — вместо Ареса, который упорно не получался.
Первые три дня все было хорошо, а проблемы начались на четвертый, когда пришел лекарь. Виктор очень сомневался, что визит эскулапа был обусловлен заботой о его здоровье, скорее всего, уважаемый Паспес любопытствовал, отчего же неугомонный лесоруб не умер, вопреки всем прогнозам. Но это было еще хуже. Антипов никак не желал навести на подозрения, что он притворяется.
К счастью, лекарь предупредил Кушаря о своем визите загодя. Поэтому когда Паспес вошел в дом, обстановка там соответствовала жилищу, где находится умирающий. Скульптуры были припрятаны, а на низком топчане лежал больной и слабо стонал, словно в забытье. Его один глаз был закрыт полностью, а другой — приоткрыт самую малость, чтобы иметь возможность следить за всеми действиями гостя.
— Ну, как ты себя чувствуешь, Ролт? — поинтересовался лекарь, поправляя свою штопанную куртку и подходя поближе.
— А, господин лекарь, — прошептал Виктор, перемежая слова со стонами. — Я так рад вас видеть. Может быть вы принесете мне исцеление... или хотя бы облегчение страданий.
— Позволь-ка мне взглянуть на твой живот....
— О, господин лекарь, не прикасайтесь ко мне. Прошу вас.
— Почему это?
— Все болит, господин лекарь. Мне кажется, что прикосновение убьет меня.
— Не убьет, я осторожно, — Паспес потянулся рукой к больному, но испуганно отдернул ее, когда Ролт завопил изо всех сил:
— Помогите! Убивают!
— Ты чего орешь? — удивился эскулап.
— Ко мне нельзя прикасаться, господин лекарь. Мне сейчас невыносима даже мысль об этом.
— Да? А так орать тебе разве не больно?
— Больно, господин лекарь, но ведь надо как-то спасаться.
Паспес с недоумением повернулся к Кушарю, стоящему рядом:
— И давно это с ним?
— Давно, господин. С тех самых пор, как на него упало дерево, он и чудит, — последовал флегматичный ответ.
— Но я не об этом спрашиваю. А о том, что случилось после схватки с Рунером.
— Это все только ухудшило, господин лекарь.
— Н-да.... Ролт, а ты пил тот успокоительный отвар из трав, которые я тебе дал?
— Пил, господин лекарь. А как же?
— И что, помог?
— Замечательно помог, господин лекарь. Спасибо вам.
— И ты стал после него спокойней? Хотя по желанию занять место дружинника этого не скажешь....
— Конечно, стал даже равнодушным. Без сомнений.
— А как же схватка? Испытание? Твои наглые выходки и дерзости? Что-то не похоже, что ты успокоился.
— Я успокоился, господин лекарь, — с убеждением в голосе заверил его Виктор. — Теперь гораздо спокойней отношусь к тому, что обо мне подумают другие.
Брови Паспеса поползли вверх:
— Однако! Видимо, лекарство оказало на тебя необычный эффект....
— Господин лекарь, могу ли попросить кое о чем? Перед смертью..., — теперь голос Виктора был снова слаб и наполнен дрожью.
— Перед какой смертью, Ролт? Что-то не похоже, что ты умираешь... и не понимаю, почему.
— Но если я не умираю, не могли бы вы мне дать лекарство, от которого быстрее все заживает? Чтобы уже через несколько дней я был на ногах, несмотря на переломы?
— Если бы оно у меня было, то дал бы. Такого лекарства нет.
— А мой отец говорит, что есть, — прошептал Виктор.
Паспес быстро обернулся к Кушарю. Тот выглядел ошарашенным.
— Это — отвар из кестра, господин лекарь, — Антипов специально выбрал то растение, в котором был уверен. Кестр, подорожник на его родном языке, пользовался и здесь большой популярностью и был известен даже Ролту.
— Чушь! — старичок покачал головой. — Отвар из листьев кестра используют при удушливом кашле, а из семян — при бесплодии у женщин.
'Век живи, век учись', — подумал Виктор и проникновенно произнес:
— Господин лекарь, это — наш старинный семейный рецепт, который достался еще от прабабки. Чтобы кестр помог при ранениях, его нужно собирать ранней весной, в первую неделю после появления ростков. А иначе — бесполезно. Ведь правда, отец?
Кушарь порывался что-то сказать, но подавил это желание и лишь кивнул, изумленно глядя на Ролта.
— И что, ты пьешь этот самый отвар из ростков кестра? — скептически поинтересовался Паспес.
— Да, господин лекарь, — прошептал Виктор. — Хотя его осталось очень мало. Дня на два-три еще. Но пока что не помогает. Думал, что ваше лекарство лучше поможет.
— Ну-ну. Полагаю, что узнаю о результатах. Буду очень удивлен, если выяснится, что у кестра есть новые свойства.
'Конечно, господин Авиценна, ты будешь удивлен, это я тебе гарантирую, — принялся размышлять Виктор. — Причем, сразу не поверишь, разумеется, ведь явно не дурак. Да и какая разница, веришь ты мне или нет! Ведь опровергнуть-то меня можно только одним способом — проверить эти самые ростки. Но у тебя они вряд ли есть, а у меня через пару дней все якобы закончатся. И будем ждать весну. А до нее еще дожить нужно, чтобы собрать ростки в первую неделю после их появления. Байка о кестре сработает как надо, я буду вне подозрений. И интерес к моему чудесному исцелению через месяц пойдет на убыль. А по весне обо мне уже все забудут. Так что, проверять можешь сколько душе угодно. Время работает на меня'.
— А если я сумею быстро выздороветь, господин лекарь, это же поможет вам... в вашем нелегком труде?
— Конечно, Ролт, конечно, — Паспес даже слегка посмеивался над мыслью о том, что кестр может влиять на скорость заживления переломов.
— И тогда... вы пойдете мне навстречу?
— На какую встречу, Ролт? — не понял лекарь.
— Научите читать и писать?
Теперь Паспес уже широко улыбнулся:
— Если ты быстро выздоровеешь, то обещаю.
Глава 17.
Луч солнца, проникнув через витражи, осветил полоску пыли неподалеку от чьей-то белоснежной мантии. Главный жрец Зентела в Парреане отодвинул стул с резной спинкой и встал из-за стола. У него была привычка расхаживать взад и вперед, когда он принимал какое-то важное решение. Подчиненные, оставшиеся на своих местах, молчаливо следили за ним.
— Итак, высокочтимые, — Аренеперт старался говорить громким, уверенным голосом, — у нас имеются три кандидатуры: ан-Кесер, ан-Киала и ан-Орреант. Первый отхватил кусок земли у соседа, второй получил большую прибыль — подчиненные ему купцы успешно торгуют полотном, а третий готовится выдать дочь замуж и, как мне сообщили, приобрести контроль над частью тракта. Конечно, это все не то, что хотелось бы иметь, но больше у нас ничего нет. К тому же, со всеми тремя у церкви в Парреане есть неурегулированные вопросы... материального характера. Это и явилось той причиной, по которой мы остановили выбор на этих троих... по совету уважаемого Туунера.
Слушатели мерно кивали вслед за словами главного жреца. Каждый из них знал, что, конечно, могли бы найтись кандидаты и получше, но они приняли решение совместить приятное с полезным и получить прибыль в любом случае.
— Высокочтимые! — продолжал Аренеперт. — Нам нужно выбрать из них лишь одного и сначала покончить с ним. Его благочестие не позволит сразу же напасть на двоих... вы знаете правила. Да и силы наши ограничены, еще неизвестно какое войско даст граф. Так что, один! Только один! И мой вопрос — кто? Кем будет этот один: ан-Кесером, ан-Киалой или ан-Орреантом?
