Академия истины (Академия Веритас)

Это было сказано так уверенно, что я против воли прыснула:

— И как же можно устроить, чтоб я его не видела, а только слышала?

После ужина заглянула в мансарду факультета Искусства. В конце концов, магистр Кальдерон обещал вернуть мне воспоминания, когда вернусь в Академию. Может, меня так захватят мысли о собственном проступке, что легче будет не реагировать на присутствие Питера. Как я и надеялась, Брианда оказалась на месте.

— О, выглядишь пободрее, чем в нашу последнюю встречу! — вместо приветствия заявила художница.

— Здравствуй, Брианда, я тоже рада тебя видеть!

— Вот радости пока не замечаю, — девушка отерла масляно поблескивающие руки тряпицей. — Что привело тебя сюда? Обычно ты из библиотеки в это время не вылазишь.

— А ты откуда знаешь? — изумилась я.

— Ой, это только ты вокруг ничего не замечаешь, у других людей есть глаза, и они используют сей полезнейший орган по его прямому назначению!

— Издеваешься? — нахмурила лоб я.

— Есть немного! — легко согласилась художница. — Отрадно, что ты, наконец-то, начала различать некоторые оттенки смысла. Есть шанс, что через год-другой станешь похожа на живого человека.

— Да ну тебя! — отмахнулась я от ее подтрунивания. — Скажи, пожалуйста, ты не знаешь, где я могу найти магистра Кальдерона?

— Ой, погоди, я должна занести это событие в календарь и навсегда отметить там красной краской! Ты не только не падаешь в обморок при упоминании имени Фила, но и сама ищешь с ним встречи? Мне не послышалось? Ты ж от него шарахаешься, как от зачумленного!

— Да ну, Брианда, ты все преувеличиваешь!

— Да? — картинно заломила бровь девушка. — Скажи, пожалуйста, а ты даже не мямлишь по своему обыкновению! Неужели ты бросила своего северянина ради моего занудливого братца?

У меня не только глаза вытаращились от такого предположения, но даже рот открылся. Слова как-то не шли из горла, так что я просто стояла, глупо хлопая ресницами, ровно телка на выпасе. Откуда Брианда знает, что мы с Питером расстались, и почему думает, будто из-за магистра?

— Угу. Будем считать это ответом, — сообщила девушка. — Почему же тогда ты бросила своего сына Севера?

— Откуда ты знаешь? — сумела, наконец, выговорить я.

— Я же говорю: это только ты не умеешь пользоваться глазами! Вы несколько месяцев напоминали попугайчиков-неразлучников, а потом — бах! — и он уже ходит с осунувшейся рожей, а от тебя за десять шагов разит злобой. Вся Академия на ушах стоит от любопытства!

— Ой, мама! — простонала я, доковыляла до ближайшего стула и рухнула на него, как подкошенная.

— А ты что думала, никто не заметит? Так смею тебе сообщить, что вы с ним слишком приметная парочка, чтоб вами не интересовались. Уже ведутся споры, кто тот счастливчик, ради которого ты бросила такого видного кавалера.

— Великая Веритассия! — с трудом выдавила я, стараясь как-то уместить в голове слова Брианды.

— Ну, расскажи мне по секрету, что произошло! Я умираю от любопытства!

— А магистр Кальдерон тебе совсем ничего не сказал? — удивилась я.

— Так он, все же, в курсе? Вот засранец! А молчал, будто немой! Ну, говори скорей, иначе щипать буду! — наступала на меня художница.

Я с тоской подумала, что она все равно не отстанет, и горестно вздохнула.

— Ну, не тяни кота за хвост! Что он умудрился сделать, чтоб насолить своей ненаглядной? Ты же выглядела влюбленной по самые пятки!

— Да не была я влюбленной! — огрызнулась, даже не задумавшись. Ну, все, теперь точно не отстанет!

— Да что ты говоришь? А как же это, по-твоему, называлось?

— Приворот, — буркнула я.

— Все-таки приворот! Я так и думала! — Брианда кинулась ко мне, словно ястреб на полевку.

Слово за слово художница вытянула из меня все, что я знала об аграфе. Единственное, о чем я умолчала, это незнакомец с хриплым голосом. Не знаю, почему, но мне очень не хотелось рассказывать о нем Брианде. Просто сказала, что случайно услышала разговор магистра с деканом. Кажется, больше всего девушку заинтересовало именно поведение главы врачевателей: она охала, хваталась за голову и металась по мастерской, приговаривая, что никогда не простит этого подлеца.

— Нет, вот как я не сообразила спросить у тебя раньше, в какой цвет окрасился жезл?

— В красный, — сообщила я.

— Вот негодяй! Это цвет любовных чар.

— Я уже поняла. А желтый? — решила уточнить на всякий случай.

— Бытовая магия. А что давало желтый?

— Бутылка вина от Чеккины, но тогда жезл не весь светился — только кончик.

— Это значит, что чары применялись при изготовлении. Ну, там, магические выжимные прессы или что-то вроде того. Ладно, с этим ясно. А Фил-то тебе зачем вдруг понадобился?

— Он обещал снять блок с моей памяти.

— Какой блок? — удивилась девушка.

— Не знаю, но он его раньше сам же и поставил.

— Зачем?

— Не знаю, — пожала я плечами. — Как раз хочу вспомнить, что произошло.

— Как интересно живут люди, вы подумайте! — уперла руки в боки Брианда. — А я все узнаю последней! Ладно, так уж и быть, перенесу тебя в поместье.

Пришел мой черед удивляться:

— Зачем в поместье?

— Фил сегодня дома. Ну, по крайней мере, никуда не собирался.

— Ой, да не надо тогда, спасибо! Не хочу тревожить магистра Кальдерона во время отдыха. В другой раз приду.

— Нет уж! Давай руку! Потом-то я его и возьму за жабры, тепленького! — нехорошо улыбнулась художница.

— За какие жабры? — оторопела я.

— Темнота! — хмыкнула Брианда. — Это идиома такая!

С этими словами девушка крепко вцепилась мне в руку. В следующий миг мы уже стояли в знакомой комнате с изогнутыми окнами. Как я теперь знала, эта горница называлась красивым словом 'будуар'. Не теряя времени, художница потащила меня в коридор, где мы почти сразу наткнулись на одну из служанок:

— Марта, ты знаешь, где хозяин?

— Был в библиотеке, — присела в реверансе миловидная девушка в синем платье.

Библиотека в поместье, конечно, скромнее, чем в Академии, но все равно столько книг ни в жизнь не прочитаешь. Магистр сидел в кресле и изучал какой-то увесистый том. При нашем появлении он попытался встать, но налетевшая Брианда попросту втолкнула его обратно в кресло:

— Отвечай сейчас же: ты знал про любовный амулет, который подсунули Фее?

— Узнал непосредственно перед праздниками, а что?

— Ладно, тогда живи пока. А что это за история с блоком на ее памяти?

— Полагаю, что тебя это совершенно не касается.

— Ах, так?

— Да, именно так.

— Хорошо же! — девушка резко развернулась и вылетела за дверь, оставив меня наедине с братом.

— Простите, магистр Кальдерон, я не хотела вам мешать отдыхать, вы просто обещали снять блок, и я зашла к Брианде узнать, где вас можно найти. Я думала, вы где-то в Академии, — залепетала я.

— А Брианда, по своему обыкновению, выпытала у вас все подробности! Мне уже жаль декана Дорэ, — заметил мужчина, поднявшись на ноги. — Мне вы не помешали, так что не тушуйтесь. Но я, все же, хочу уточнить: вы, действительно, хотите убрать блок?

— Да, — уже твердо ответила я.

— Что ж, это ваш выбор, — пожал плечами магистр. — Присаживайтесь!

Он отошел в угол комнаты, где стоял небольшой столик с какими-то графинчиками. Я послушно опустилась в одно из кресел. Было немножко страшно. Вдруг снимать блок — больно?

Верит Филипп вернулся с коньячным бокалом, наполненным какой-то темной жидкостью.

— Пейте! Так будет проще и быстрее.

Я втянула носом запах спирта и дерева и удивилась:

— Это же бренди!

— Да. В прошлый раз я вам его тоже давал, и вы умудрились запомнить запах. Пейте-пейте, лучше всего быстро, одним глотком.

Я послушно проглотила напиток и закашлялась:

— Ой, мама!

— Да, крепкий, — спокойно заметил магистр, забирая у меня из рук опустевший бокал. — А теперь попробуйте просто расслабиться и подумать о чем-нибудь приятном.

Дальше он начал что-то нараспев говорить, но я не разбирала ни слова, зато вдруг, словно со стороны, увидела себя сидящей на берегу реки, потом над головой затеплился махонький шарик, я встала, опираясь на руку верита Филиппа, а затем шагнула прямо к нему и поцеловала в губы. Потом библиотека, больница...

— О-о-о-й, — застонала я, приходя в себя, — что я наделала! Извините...

Щеки полыхнули, я съежилась в кресле, стараясь не смотреть на мужчину.

— За что же здесь извиняться? — невозмутимо произнес магистр. — В моем возрасте, напротив, следует быть благодарным красивой девушке, решившей меня поцеловать. Как видите, ничего ужасного вы не совершили. А память я вам заблокировал именно для того, чтоб вы позднее не сожалели о своем порыве. Кстати, не вздумайте себя винить. Ваш поступок был результатом тяжелого ранения. Как я понял, вы с самого начала знали о применении боевого артефакта и ваших разорванных контурах?

— Да, я слышала ваш разговор с веритом деканом, но почти ничего не поняла.

— Неофитам не преподают магических дисциплин, но кратко пояснить могу, — мужчина сел в соседнее кресло. — У любого человека есть оболочка, вмещающая душу, — это тело. Мы называем тело физическим контуром. Но это не единственная оболочка. Есть еще ряд контуров, не видимых обычным зрением. Они есть у всех, но простые люди — не маги — привыкают пользоваться только физическим телом. Маги же, наоборот, используют все свои контуры. Поэтому артефакты, нарушающие целостность нефизических оболочек, абсолютно безвредны для обычных людей, зато магу наносят очень серьезные повреждения. Если удастся пробить все нефизические контуры, маг, скорее всего, погибнет, а если, все же, выживет, получит временное помутнение рассудка. Как правило, у мага семь контуров, помимо физического. Но иногда появляются маги с восьмым невидимым контуром. Подозреваю, что это ваш случай. Артефакт был рассчитан на обычное количество контуров, но у вас остался один неповрежденный, поэтому с ума вы не сошли, зато оказались во власти навязчивой идеи. Так уж вышло, что в момент нападения я был рядом с вами, вот ваша одержимость и оказалась связана со мной. Никакой вашей вины в произошедшем нет — просто так вот причудливо сложились события.

— А почему у меня лишний контур? — в голове немного шумело, так что я не до конца поняла объяснения магистра, но кое-что уловила.

— Он не лишний, он дополнительный, идет в комплекте со вторым даром.

— Вы хотите сказать, что я — ведунья? — говорила я почему-то очень медленно.

— Весьма вероятно, хотя с полной уверенностью об этом можно будет судить только после Посвящения. А теперь, думаю, вам лучше лечь поспать. Я прикажу постелить вам в той же комнате, где вы ночевали раньше.

— Нет, что вы, не надо, — запротестовала я, но магистр приказал:

— Спать! — и глаза сами собой закрылись.

Глава 31. Скотник

Судя по тому, как грохотал весь день гром, лето должно было выдаться на редкость урожайным и плодородным. Тяжелые раскаты как нельзя лучше подходили к моему душевному настрою. Я с трудом заставляла себя сидеть смирно, очень уж хотелось вскочить и убежать. Правда, Чеккина, кажется, уходя, заперла дверь, так что далеко бы я все равно не ушла. Оставалось нервно ерзать, да изучать свое отражение в стареньком трельяже. Здесь, в маленькой комнатке за сценой, подруга предложила мне выслушать Питера. Комнатка служила для гримирования актеров перед спектаклем. Трельяж отделялся от двери небольшой ширмочкой, которую при желании можно было сложить или разложить, а створки зеркала позволяли видеть стоящего у дверей безо всякой необходимости оборачиваться. Ширму я, правда, отвергла: пусть не думает, что я его боюсь, а вот возможность наблюдать за парнем, не демонстрируя своего лица, была очень кстати (я, если честно, опасалась, что позорнейшим образом расплачусь, так хоть слез моих видно не будет).

В замке заскрежетал ключ, и я чуть не подпрыгнула, хотя уже давно ждала этого звука. Франческа впустила юношу и грозно прошипела:

— Ты обещал, что уйдешь, как только Фея попросит!

— Я помню.

Ох ты ж, мамочки, я еле заставила себя не оборачиваться, настолько безжизненным казался голос Питера. Впрочем, видок тоже был такой, что краше в гроб кладут. Как там намедни сказала Брианда? 'Ходит с осунувшейся рожей'? Это она очень мягко выразилась! Северянин выглядел так, словно ничего не ел несколько недель: щеки ввалились, нос заострился, под глазами такие синяки, будто дрался с кем.

Наверное, это должно было меня порадовать, все же, видимо, он переживал не меньше моего, но радости я не испытывала. Даже шевельнулось в глубине души что-то похожее на жалость, но я напомнила себе, что он поступил подло и моей жалости точно не достоин.

— Смотри, если обманешь, я не знаю, что с тобой сделаю! Прокляну как минимум! — пригрозила меж тем Чеккина богатырю, ободряюще улыбнулась мне и затворила дверь.

В гримерной повисла напряженная тишина. Питер не выдержал первым:

— Здравствуй, Фея!

Я промолчала. Может, и не вежливо, но голосу своему доверять сейчас я не могла. Так и продолжала сидеть вполоборота к двери, глядя в створку трельяжа. Впрочем, парень, кажется, и не удивился.

— Ты злишься, и я тебя понимаю. Не жду, что ты меня простишь, но хочу, чтобы знала: я не собирался причинять тебе боль.

Угу, так я и поверила! А ты думал, мне будет весело и радостно, когда пройдут навязанные амулетом чувства? Чуть вслух не спросила, но вовремя прикусила язык.

— Я не мастер говорить длинные речи, но начать придется, все равно, издалека.

Моя родина — на самом севере, у края земель богов. Там очень красиво: небо переливается разноцветными огнями, искрится снег в свете луны, деревья в лесах напоминают гигантские пряники — по темному фону разлиты белые узоры... Однако природа у нас не только прекрасна, но и сурова: очень мало плодородных земель, очень долгие зимы, а лето, наоборот, совсем короткое. Мы почти не занимаемся земледелием и не разводим крупного скота. Живем охотой, рыбной ловлей и торговлей. Торгуем пушниной, дарами океана и драгоценными камнями, которые добываем в горах. Так было всегда.

Но на моей памяти с каждым годом становится все холоднее и холоднее: промерзает почва, добыча камней затрудняется, плохо растет трава и гибнут немногочисленные стада. Старейшины говорят, что изменились и океанские течения: косяки рыбы уходят все дальше от берега. Многие кланы снялись с насиженных мест и перебрались южнее, дальше от океана, но на новом месте надо обживаться, а на это нужны силы. В последнее время в маленьких общинах все чаще бывают смерти от голода.

Тут Питер помолчал и устало потер глаза. Я же все никак не могла взять в толк, как связан рассказ о природе северного края с любовным амулетом, но решила послушать еще.

— Не знаю уж, по какой причине, но маги в наших краях рождаются довольно слабые. Так тоже было всегда. Единственное исключение — служители. Жрецы — выходцы из северных земель — ценятся по всей Веритерре.

Наша верховная жрица — Мудрая Хельга. Говорят, что она самая сильная провидица в стране, если не в мире. Этим летом она неожиданно собрала совет старейшин. Я там не был, но с чужих слов знаю, что ей было явлено видение, предрекающее возвращение в мир ведуний. Старейшины говорят, что только благодаря дару ведуний договариваться с природой, раньше в наших краях жить было намного легче. Старейшины постановили, что нам необходимо попытаться заполучить к себе хотя бы одну ведунью. Только даже я понимаю, что мало кому захочется жить в суровых условиях севера, если рожден где-то в другом месте, и в любом уголке Веритерры тебе будут несказанно рады.