Вскрик переходит в визг, по моим ощущениям женский, и обрывается после очередной серии вспышек.
Пара змеюк запущенных в тесноту каземата сработала на все сто — сюрприз удался на славу.
Между валом и стеной уже не скрываются.
Сработал очередной сюрприз? Или решили, раз все пошло не по плану скрываться больше нет смысла.
Мой выход — тяжелое рубчатое яйцо улетает в пространство между стеной и валом.
— двадцать один..
Откатываюсь поглубже за контейнер-душевую.
— двадцать два...
Хватаю Муху.
— двадцать три.
Наваливаюсь на собаку. — Не дергайся милая, сейчас будет БУМ!
— двадцать четыре....
Але? А где БУМ?
— двадцать......
Рвануло неожиданно резко. Придавленная моими восьмьюдесятью килограммами Муха рванулась из рук.
— Тс-с, тихо малышка. Все хорошо, хорошо — отпускаю поуспокоившуюся собаку, хватаю заряженный картечью обрез.
Лезет кто еще? Или урок усвоен?
Бах! Бах!
Слева, почти дуплетом рявкает двустволка Дяди Саши. Осыпая мелкой дробью северо-восточную, до сих пор не проявляющую активности башенку. Залетело там хоть что-то в амбразуру?
Бах! Бах! Бах!
Вспышки пламени слепят привыкшую к темноте сетчатку глаз. Из-под стены, где взорвалась граната, нам отвечают из чего-то короткоствольного.
Первую пулю приняла на себя бронированная шкура стоявшего боком шушпанцера.
А вот две оставшихся пришлись в многострадальный УАЗик.
Брызнуло лопнувшее стекло. В воздухе запахло бензином.
Вот только пожара нам не хватало.
К перестрелке присоединяется Олег, простреливая дефиле между заправкой и валом.
Бьёт короткими очередями, стабильно отсекая по три патрона. Первой же очередью заткнув вражеского стрелка.
Сильна была Красная Армия.
— Твою дивизию! Кусок идиота!
Дядя Саша отклячил зад, перезаряжая ружье.
Ох, и прилетит ему подарок. Грамм на девять-десять.
Но обошлось.
Ружье перезарядилось, и зад благополучно исчез в складках местности.
А где Олег?
Олега не видно, он сменил позицию.
В ответ никто не стреляет. На поле скоротечного боя опускается относительная тишина. Только где-то под стеной, постепенно затихая, стонет умирающий и шипит воздух, выходящий из простреленного колеса. Даже ревевшая в импровизированном загоне скотина притихла.
Все сильнее пахнет бензином. Но раз не загорелось сразу, теперь не загорится.
Бах!
Обозначился залегший где-то в траве на валу, Итц*Лэ.
Судя по ядреной ругани из-за темноты, пуля нашла цель.
Расписной, однако, на ругань никак не реагирует.
То ли не видит цели, то ли ждет, что раненного попробуют вытащить.
Из темноты между валом и тыльной стеной форта, волоча за ствол М16, шатаясь как пьяный, выходит тощий выживальщик.
Бабах!
Выживальщика опрокидывает обратно в темноту, только берцы остаются торчать из-за стены.
— Твою мать! — засевший в шушпанцере Степаныч выводит мощный, но однообразно нецензурный загиб.
— Отец ты как там?
— От...вянь! (на сам деле словцо было на порядок покрепче), нормально все.
За стеной, возле обстрелянной дробью башни что-то металлически звякнуло о камень. Очень похоже, что стрелок покинул позицию и отошел на западную половину стоянки.
Филиппинец не подает признаков активности, стало быть, с его стороны все тихо. Никто не пытается нас обойти с тыла из саванны.
Сменивший позицию, Олег изредка выдает свою позицию едва слышным шевелением.
Дядя Саша перезарядился и снова затаился в траве.
Изредка шипит матом Степаныч. Что там у него приключилось?
До утра ни одна из сторон не проявляет активности.
Незаметно, капля за каплей, ночь перетекает в рассветные сумерки. Восход наливается оранжевым, еще минут двадцать и солнышко выглянет из-за горизонта. От ночной грозы не остаётся и намека.
Вынырнувший из густой травы, Итц*Лэ показывает четыре пальца. Стало быть, там, где взорвалась граната, лежат четверо. Один палец, бьет себя кулаком в грудь и показывает за вал.
Зер гут, там еще один супостат прилег.
Еще один, почти наверняка, застрелился в башенке, в которой визжали и стреляли. Слишком уж там моментально все звуки отрезало.
И я готов спорить на свой шушпанцер, голос был женский.
Хорошо хоть у врагов не оказалось приборов ночного виденья. Меня больше всего беспокоил именно этот момент. От ПНВ ночью не спрячешься. Против стрелка на хорошей позиции, например в башенке форта, у нас практически не было бы шансов.
Итого минимум шестеро. Один точно ушел из башенки, по которой стрелял Дядя Саша.
Как там — в "Острове сокровищ" было, — Нас было семеро против девятнадцати, теперь нас четверо против девяти.
Пусть нас не четверо, и не против девяти. Но, идея именно такая.
Этот раунд за нами, но победа в раунде, это еще не победа в матче.
Главное никаких потерь.
Н и к а к и х.
Подождем. Время работает на нас. Если "мутные" не шахиды-камикадзе, сейчас они поуспокоятся и начнут прикидывать, как им жить дальше.
Я бы, на их месте, либо валил на максимальной скорости, либо попытался найти с нами компромисс.
А будут продолжать дурковать, придется косоглазым еще змей наловить.
Северный маршрут 500 миль к востоку от Порто-Франко.
Форпост топливного синдиката.
36 число 02 месяц 17 год. Утро.
Совсем рассвело. Кофе хочется — аж зубы сводит.
Послать косоглазых на разведку?
Олег не пойдет. Слишком осторожный.
Да и мне свою тушку под пули подставлять ой как не хочется, у меня тоже дети, между прочим.
Лучшая война — это когда за тебя воюют другие. Только вот беда, нет других.
Легкие шаги за спиной.
Кого там принесло?
— Ким,— очень хочется послать ее обратно в укрытие, но прикусив язык, сдерживаю себя, — Ты как, родная. Как мелкие?
Алиса присела рядом со мной, прижалась бедром и просунула ладошку в мою ладонь.
— Я в порядке, только писать очень хочется. И дети в порядке, даже выспались.
Судя по осунувшемуся выражению лица и красным глазам, Алиса бодрствовала всю ночь.
— Хорошо, а то я боялся, как бы вам не прилетело.
— Мы тоже изрядно перетрусили. У Ленки чуть истерика не началась.
— Как справились?
— С истерикой?
— Угу.
— Ударной дозой коньяка. Да еще и подливали всю ночь.
Судя по коньячному аромату, подливали не только в Ленку.
— Ким, откуда так бензином несет?
— В УАЗик попали, от него бензином несет. Мы страху натерпелись, думали загорится.
Муха напряглась, тихо зарычала. Похоже, у нас гости?
— Алис, давай назад. Сейчас что-то будет.
Чмокнув меня в щеку и взлохматив макушку, девушка ушла обратно к детям.
— Не стреляйте! Я есть, переговорщик! Не стреляйте!
Всего пять лет, как советская власть ушла из Прибалтики, а он уже по-человечески разговаривать разучился.
— Не стреляйте! Разговор есть! — прикрывшись толщей каменной стены, продолжает гнуть свою линию прибалт.
— Не стреляйте! Я есть...
— Нерусский, сюда иди, — перебиваю парламентера.
— Не стреляй!
— Гоу, гоу, — получив сочную плюху, парламентер вылетел из под прикрытия стены и замер на "нейтральной полосе".
— Так и будешь стоять?
Мискас на негнущихся ногах тащится на нашу половину стоянки.
— И руки твои чтоб я видел. Кругом повернись. Еще раз. Медленно поворачивайся, — оружия не видно. — Медленно, я сказал! Ты на ухо туговат!? Или может у меня с дикцией плохо!? Не!? Все в порядке с дикцией!? Кивни. Вот молодец, растёшь над собой. Чего хотел? Говори.
— У нас есть предложение.....
— Мискас, — перебиваю подошедшего парламентёра. — Если я тебя пристрелю, как мыслишь, пришлют другого, как ты выразился — переговорщика? Я так думаю, что да. Давай проверим? Я сейчас из обреза один патрон выну. И мы..., в смысле — ты..., сыграешь в русскую рулетку. Как тебе идея? По-моему отличная.
Идея прибалту активно не нравится. Но вот беда, его мнение тут никому не интересно. Ему ведь тоже неинтересно было — каково мне было тут всю ночь сидеть.
Мне ведь тоже страшно.
Не за себя, за детей.
И за Ким.
— Так нельзя дела-а-а-ать. Я же парламентер, в парламентёров нельзя стрелять, — отчаянно разводя руками, срывается на фальцет прибалт.
Вот не понимаю таких людей. С чего он вдруг решил, что весь мир играет по его правилам? У него есть ксива на беспредел и большая пушка, так сразу он бог — небожитель долбанный, плюющий на правила.
А как сам попал под молотки — не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет.
Очень хочется, знаете ли, пострелять.
Мне-то ночью пострелять не довелось.
И правила, если кто не заметил, сейчас устанавливаю я.
— Да ну, ты еще про женевскую конвенцию вспомни, — выпавшая из переломленного ствола гильза звонко бьется донцем о камень у меня под ногами.
Эффектно, должен сказать, получилось.
Для пущего эффекта взвожу курки.
— Не н-н-на-ад-до-о-о, пожалуйста, не-е надо, — рожа парламентера приобрела нездоровую бледность.
Ага, сейчас расплачусь. Изначальное желание попугать эту мразь перерастает в устойчивое намеренье всадить ему дроби в брюхо.
— Какой ствол? Правый? Левый? Не тяни — будь мужиком.
Прислать на переговоры именно Мискаса было огромной ошибкой. Это амёба, сейчас с потрохами вложит своих подельников.
— Жить хочешь?
— Дэ-э-э......
— Что ты блеешь, как овца. Ближе подойди.
— Сколько вас осталось?
— Шестеро.
Ничего себе. Я максимум на восемь рассчитывал, а их минимум одиннадцать.
Откуда?
— Раненые есть?
— Да. Один очень тяжело — не жилец. Еще один ходить не может. Главного змея укусила за руку, дробью оцарапало щеку и ухо.
Молодец Дядя Саша — свою работу сделал.
И змейки сработали.
Эх, молодцы змеюки!
Лично отпустил бы выживших. Да с таким ранами они не жильцы.
Придется наградить посмертно и устроить им торжественные похороны.
Можно даже с салютом.
— Подельники твои? — киваю на форт. — Не дергайся, пальцем показывать не нужно. Так объясни где, кто и где?
— В лагере все, от тебя ответа ждут. Боятся друг друга из вида выпускать.
О как! Не от нас ответа ждут, а от МЕНЯ.
И друг друга боятся.
Хотя в подобной среде это как раз нормально.
Впрочем, это легко проверить.
— Из-за чего грызетесь? Вот только Павлика Морозова из себя не корчи. Я видел, как тебе ускорение придали, чтоб ты переговорный процесс не затягивал. Может статься, ты еще посчитаешься с корешами за ласку. Или тебе понравилось? Нет. Раз — нет, считай, что ты на исповеди. Колись до задницы, сын мой, ничего не утаивай. И воздастся тебе. Может быть.
— Эти, которые всю эту кашу заварили, их трое всего осталось. Один ранен сильно — не боец, я же говорил. Оставшиеся двое с самого начала волками друг на друга смотрят. Но вчера у главаря сила была, а сегодня он мало того, что один остался, так его еще и змеи покусали. Еще выжили — тетка из вашей охраны и один из водителей, примкнувших к банде. У этих на двоих одна мысль — как бы из этой передряги живыми выйти. Прижмет, они сами подельников грохнут — не поморщатся.
Хм, заманчивые перспективы. Грех такие расклады не использовать. Надо бы спросить, как ночью дело было, но спрашиваю совсем о другом.
— Мискас, ты в Союзе в армии служил?
По возрасту, прибалт вполне мог бы попасть в призыв последних лет СССР.
— Да, год.
— Не понял? Почему год, а не два?
— Я полгода отслужил. И ваш долбаный "Союз нерушимый" развалился. Я уехал в отпуск на родину, и не вернулся.
— Так ты еще и дезертир. Да, ты минимум дважды дезертир, присягу СССР нарушил, Орден кинул, — заталкиваю выпавший патрон обратно в обрез. — Какая уж ту рулетка. Придется всё-таки тебя расстрелять. И башку отрезать. Ты только плохо обо мне не подумай. Ничего личного, мне за нее штуку экю дадут. Или за предателей Орден больше платит? Что тебя, мудака, надоумило Орден кинуть? Ведь даже такому новичку, как я, понятно, Орден этого не простит! Ты почему в форме Ордена? В доверие втираться проще?
— Ме.... Меня заставили.
— А тут ты как, оказался?
— Летел. Не долетел.
— Летел?.......... Так ты еще и летчик?
— Нет. Пилот погиб....... При посадке.
Отчего-то я прибалту не верю.
Аварии в местной авиации заурядное. Навигация, тут почти никакая, топливо от ослиной мочи если и отличается, то исключительно на вкус, а ни как не по октановому числу. Так что бьются часто.
— Куда летели?
— Ты про "Город Солнца" слышал?
— Про это сборище неформалов, хипарей и прочей лохматой шушеры, которую Орден поселил на Рейне. Да, слышал. И кстати, а твои новые друзья, там часом не при делах?
Мискас неопределенно пожал плечами.
Понимай, как хочешь.
— Мы облетали южные отроги Меридианного хребта. Искали тропы, стоянки и прочие следы человеческой активности.
— И как, нашли?
— Нет.
— Я так понимаю, Орден подобный результат вполне устраивает?
— Не совсем. Орден нанял для поисков егерей с Рейна и конвойную роту Русской Армии.
— Конвойную?
— Это те, кто сопровождает конвои, — внес ясность прибалт.
Хитрый падла и жить хочет.
Про роту Русской Армии, это архи важная информация. Это ведь свои и они где-то рядом, по местным меркам.
— Деньги, давай сюда, — не меняя интонации голоса, разворачиваю разговор в новое русло.
— Какие деньги? — искренне удивляется прибалт.
— Ты меня что, провоцируешь на пострелять? Так я и так готов, — все также, лишенным эмоций голосом обрисовываю свое виденье текущего момента.
— У меня все в банке Ордена, — прибалт судорожно сглотнул.
Сухо щелкнул взводимый курок.
— Прощевай, я буду по тебе скучать. Не сильно, правда, и не долго.
— У меня есть немного налички, — затараторил парламентёр. — Вот возьми, — дрожащей рукой прибалт извлек из нагрудного кармана стянутую резинкой тощую пачку пластика.
Негусто, даже пяти сотен не будет.
— Будем считать, ты купил себе год жизни.
— У Марка тоже деньги есть. Много. Очень. Сейчас он не сможет торговаться, и ты их заберешь себе, — крупный пот выступает на лбу прибалта.
— Марк это?
— Главный.
Конечно, заберу. Вот только будет неправильным закрысить долю пацанскую. Трофеи на всех раскинем, не в деньгах счастье.
Деньги это всего лишь инструмент для достижения цели. Вот и пустим их по прямому назначению. На данном этапе прикрытая спина — стоит всех денег мира.
Хм, в пачке под резинкой, не только деньги.
Кручу в руках Ай-Ди на имя "Arturas Vilkas". Зуб даю, на Ай-Дишнике есть бабки. Вон как сплохело парламентеру, он дышать через раз стал.
Вот только попытка снять эти деньги по этому Ай-Ди наверняка окончится созидательным трудом в угольном забое или на строительстве дамб.
Не наш это метод, не наш.
Задарить этот Ай-ди фрау Ордена?
Так она тоже может очень сильно расстроиться, решив, что я причастен к пропаже самолета и поисковой партии. Настолько сильно расстроится, что я даже до угольных шахт Портсмута не доеду.
