— Так точно! Храмовники усилят не только посты внутри Темницы, но и снаружи. Кроме того, Лухаврин согласился по ночам удваивать стражников на городских стенах, этого даже Совет не ожидал. Думали, что он как обычно скажет, что в казне мало средств для увеличения жалования этим солдатам.

— Отрадно слышать, что наш любимый Наместник радеет за дело Порядка.— Мийэн остался доволен результатом. Ему поверили, а это главное. Если слуги Великого Саусесана решатся атаковать, их ждет очень жаркая встреча с крепкими объятьями. Пусть почувствуют, как обнимает дикий терновник.

— Думаешь, хаоситы все-таки нанесут удар?— Песочная голова посмотрел на учителя, будто все зависело именно от него.

— Я бы хотел ответить тебе — нет, но здравый смысл говорит мне, что это неизбежно случится. И если так произойдет, мы обязаны продержаться до прихода Аархина. По крайней мере, сил у Грелимарая на это должно хватить.

— Про судьбу Ульфиязака хочешь знать?

— Догадываюсь, мы обсудили это кратко с Дугшащем до собрания. Сохранить жизнь несчастному Ульфиязаку, оступившемуся из-за слепой любви, весьма важное дело. Веришь или нет, Эвтей, но я желаю, чтобы парень остался в живых. Чтобы он переосмыслил все ужасное, что успел натворить со своими временными подельниками. А там глядишь, уйдет в храмовники, и однажды принесет неоспоримую пользу Грелимараю.

Сохранить жизнь предателю? Когда-то Мийэн даже бы не заикнулся о таком. Вряд ли он размяк с возрастом. Просто пришло понимание — любого, кто готов сердцем и душой вернуться к Порядку, нужно защитить, ибо когда-нибудь он сможет встать рядом с тобой перед наступающим противником.

А вот кто сбережет наши жизни? Жизни храмовников, тилбэчинов? Об этом Мийэн только подумал, ведь произнести подобные слова вслух — значит дать бывшему ученику повод для сомнения в победе. А такой опрометчивой ошибки неудавшийся н'шаст Мийэн Заурбанз не мог себе позволить.

Глава семнадцатая

Здесь было прохладно, словно только что начавшейся осенью, когда дожди внезапно приходят на смену еще согревающему солнцу. Я стоял по щиколотку в воде в сапогах, пока не пропускающих ни капли, кутаясь в плащ, под которым на мне были надеты старые джинсы и толстый свитер. Каким образом я здесь очутился? Почему на мне такое странное сочетание вещей? Да хрен его знает. Последнее, что я помнил — это девочка, лежащая на кровати. Она что-то сказала мне, и на этом все. Да, еще что-то необычное было с ее глазами.

Теперь же я в каком-то ненормальном месте. Акл-Миратэ? Вряд ли, меня бы уже встретил Маггорайхен. Я осмотрелся. Если сделать шесть шагов направо или налево, то можно выйти из воды и встать на каменную возвышенность, шириной в почти два метра. Но почему-то я боялся сдвинуться с места. Я чувствовал, уж не знаю как, что все здесь было пропитано Хаосом, словно залежавшаяся ветошь в гараже пропитана машинным маслом. Я ощущал едва заметные волны, от плеска которых ничуть не нарушалась гулкая тишина, стоящая тут. Через минуту мне стало казаться, что маленькие робкие волны нашептывают мне. Конечно, это было полное сумасшествие, а в средние века за то, что я слышу разговор простой воды, меня бы просто-напросто сожгли. Естественно, предварительно добившись от меня же чистосердечного признания в том, что дьявол дал мне такую особенность в обмен на мою грешную душу. Но в Энхоре существует магия, водятся поразительные звери. Тут и реки теоретически способны болтать без умолку человеческими голосами. Хотя находился ли я еще в мире Аархина Маггорайхена? Спросить, к сожалению, пока не у кого.

Я стоял в воде еще долго, с каждой следующей минутой все больше замерзая. Температура здесь по Цельсию достигала градусов пяти тепла, по моим скромным ощущениям, но с учетом этой воды я бы сказал, что тут было около нуля. Ненавижу холод!

Спустя какое-то время я понял, что нужно идти вперед. Уверенность в этом возникла неожиданно, словно вспышка слабого огонька в ночи. Ты точно знаешь, что этот огонек слаб, но одновременно с этим понимаешь, что и его вполне хватит, чтобы немного согреться, и чтобы видеть вокруг. Я, наконец, зашагал по воде, вперед по длинному коридору. Пространство оживилось новыми звуками. Я переставлял свои ноги, загребал ими эту странную воду, нарушая тишину, словно малолетний хулиган в библиотеке.

Я смотрел вверх на ходу, казалось, что плоские магические светильники, которые были здесь повсюду на потолке, передвигаются, будто летающие тарелки по звездному небу. Эти миниатюрные космические корабли медленно тянулись друг за другом, играя в ленивые догонялки. Коричневые стены справа и слева, потрескавшиеся и в некоторых местах покрытые зеленоватым мхом, почти не обращали на себя внимания, пока взгляд не стал цепляться за белые двери. Они-то откуда здесь взялись? Через некоторое время моего путешествия в этом сводящем с ума месте, я вдруг отчетливо осознал, что дверей тут — бесконечное множество! Этих пугающе белоснежных дверей с круглыми черными ручками в форме шара. Страшно подумать, куда все они ведут.

Я дошел до первого разветвления. Передо мной оказалась стена с дверью. Направо и налево уходили еще две ветки коридора, схожие, как близнецы. Я остановился, прислушиваясь к своим ощущениям. Куда дальше — вправо или влево? А, может быть, вернуться назад, откуда пришел? Вдруг я изначально выбрал неверное направление. Или вообще остаться прямо здесь, на случай, если за мной явится Хранитель Порядка. Гадать можно было до скончания времен. Но ответ пришел справа. Это было не нашептывание воды, не голоса дверей, не зов светильников или зеленого мха на стенах. Никаких аномальностей. Это был обыкновенный крик девочки.

Я замер. Сердце едва не остановилось от напряжения, охватившего меня. Крик, слава Порядку, повторился. Не испуганный крик, не крик ужаса. Просто крик: 'Тут есть кто-нибудь?' Конечно, есть! Я здесь. Я повернул в правый коридор и побежал. Я кричал: 'Я здесь! Не бойся!' Вода плескалась у меня под ногами, мельтешили двери и волшебные огни. Уши донесли до меня такой же плеск еще издали. Девочка бежала ко мне навстречу из примыкающего коридора.

Да, это было она, та самая малышка с кровати. Она увидела меня, почему-то замерла на месте, а потом, быстро запрыгнув на возвышенность, открыла белую дверь и исчезла. Твою мать! Что вообще происходит! Это магия Великого Саусесана на меня так действует? Или я сейчас в голове девочки, пораженной недугом Хаоса? Я взобрался к двери, за которой она скрылась, аккуратно взялся за ручку, но она не обдала меня ни холодом, ни жаром. В ней никакого подвоха не было. Я открыл дверь, за которой не увидел ничего, кроме серого тумана. Аархин, где ты, товарищ мой боевой, что мне дальше делать? Но здесь и не пахло присутствием последнего н'шаста Энхора, здесь находился лишь Дима Ладыженский с Земли, заядлый пилигрим и любитель опасных приключений. Я задержал дыхание и храбро, словно могучий лев из старой сказки, шагнул в туман.

Как писал Николай Васильевич Гоголь: 'Не было печали, так подай'. Я стоял на опушке в лесу в совершенно другой одежде, и, судя по рукам, очутился в собственном теле. На сон все это не походило, но и радоваться, что я вернулся домой, было рановато. Следов убежавшей девчонки я не нашел, хотя с чего бы? Я же не сыщик или какой-нибудь бойскаут. Приметив тропинку, ведущую в чащу, я направился к ней.

Когда тропа привела меня в низину, я увидел перед собой сгорбленную старуху, которая несла на спине вязанку хвороста. Казалось, она не заметила приближающегося к ней человека, не услышала моих шагов и хруста веток под ногами. Удивительно, откуда эта пожилая леди вообще здесь появилась? Я ожидал тут встретить, ну максимум девочку из островного поселка. Поравнявшись со старухой, я спросил:

— Вам помочь?

— Спасибо, парень,— хриплым голосом ответила женщина, наморщив свое уставшее лицо. Старуха не выказала ни тени испуга, значит, все-таки слышала меня, но не подала виду. Вроде безобидная дама. Я взял ее вязанку, положил себе на плечо, и мы продолжили путь вместе. Старуха всю дорогу молчала, да и сам я не знал, как завести разговор. Выяснить, где я нахожусь? Так она испугаться может, да сбежать. Наконец, тишину, которую нарушало только пение лесных птиц, прервал человеческий голос:

— Как тебя зовут, парень?— спросила старуха.

— Дима,— ответил я,— а вас?

— А меня Наишамага,— сказала она, и я понял, что это точно не Земля. Скорее всего, до сих пор Энхор, имечко как раз в этом стиле. Вновь затянулось длительное молчание. Тропа к этому времени начала петлять, но оставалась ровной: без всяких рытвин и ям. Бабка вдруг остановилась, нагнулась, тяжело вздыхая, и сорвала несколько голубо-красных ягод, которые росли прямо у дороги. Я повторять за ней не решился, вдруг она их в качестве слабительного использует? Прошло уже больше часа, и я заметил, что в лесу становилось всё темнее и темнее. Тропу вскоре почти совсем затянуло в сумерки. Заведет меня эта бабуля еще куда не надо. Внезапно старуха свернула в чащу:

— Там мой дом,— произнесла она,— если хочешь, то можешь переночевать у меня. Нужно же мне тебя отблагодарить.

— Хорошо бы,— поразмыслив, согласился я. Оставаться ночью на корм местным зверям мне не льстило.

Я переложил хворост на другое плечо и последовал за старухой. Тропинка, которая вела к дому Наишамаги, совсем заросла. Ветви деревьев, причудливо переплетающиеся над нашими головами, мешали идти. Я то пригибался к земле, то, царапая руки, просто раздвигал их. Когда, наконец, бабка-путешественница вывела меня на поляну, окружённую непроходимым терновником, я с облегчением вздохнул. Прямо перед нами стоял небольшой дом. Такого старого мне ещё не приходилось видеть. Крыша обросла мхом и, казалось, вот-вот обрушится. От забора, некогда окружавшего огород, на котором росли разные овощи, осталось несколько досок. Бабуля приказала мне подождать у двери, а сама вошла в дом. Дверь скрипнула так, будто бы её не смазывали добрую сотню лет. Кто знает, может, оно так и было. В маленьком окошке справа от двери вскоре появился свет, и старуха кликнула меня. Я вошел внутрь и бросил вязанку в угол, куда указала своим костлявым пальцем Наишамага. Внутри, к моему удивлению, оказалось уютней, чем снаружи, но древность дома чувствовалась даже в воздухе. Комната была небольшой: стол в центре, на котором горели три свечи, несколько стульев и печь — вот и все убранство. Ну еще в противоположном от печи углу — дверь. Наишамага открыла ее и поманила меня рукой. Спальня оказалась меньше первой комнаты, но получше. Тут хоть какой-то минимальный ремонт проводили.

— Я могу приготовить тебе ужин,— предложила добрая старушенция.

— Спасибо, не откажусь,— сказал я, опустившись на кровать. Желудок мой тут же требовательно заурчал. Когда я успел так проголодаться, ведь только недавно на гугутикаре плотно позавтракал? Наишамага вышла из спальни, и я изучил комнатку. Напротив меня находилось окно, которое было распахнуто; рядом с окном, слева, стоял старый стул без спинки. Когда бабка, наконец, позвала меня к столу, я почти бегом выскочил из спальни. На столе меня ожидали салат, кроличья ножка и стакан пенного пива. От него, памятуя, обещание, данное н'шасту, пришлось вежливо отказаться.

— Мяса я почти не ем,— сказала Наишамага, садясь неподалеку от меня,— зубов-то совсем не осталось! А ты кушай, кушай. Молодой еще, тебе надо.

— Спасибо,— пробубнил я сквозь набитый рот. В этот момент меня ужаснула внезапная мысль, что старуха травит случайного путника, но внутренний голос урезонил, что это не так. Не баба-яга все-таки. Вон, уже сама принялась салат есть.

— Куда ты хоть шел?— спросила старуха.

— Вообще я ищу девочку.

— Девочку? Здесь? Вот дела-то, далеко же она зашла, бедняжка. Я не видела в этом лесу девочек уже пару десятков лет. Тут и взрослых людей теперь редко встретишь, что уж про детишек малых говорить.

— Вот и я думаю, как она тут оказалась.— Меня все порывало уточнить у гостеприимной хозяйки, где я нахожусь. Что за лес такой? Ведь есть же не самая заброшенной тропа! Так почему же по ней мало путешествуют? Но бабка при этих расспросах может решить вдруг, что я опасный безумец, а когда засну — заколет вилами или еще каким-нибудь крестьянским приспособлением убьет. Например, зарубит тяпкой! Поистине жутчайшая смерть.

— Тут разбойников нет, но зверей диких много. Бродят иногда целыми стаями. От них меня только терновник спасает. Если девочка не заберется на дерево на ночь, ее могут съесть.— Старуха произнесла это так просто, будто на ее глазах волки или еще кто не раз ужинали заблудившимися детьми.

Когда я закончил ужинать, Наишамага собрала со стола крошки, а сам я ушел в спальню. В окно уже проникал холодный голубой свет луны, прорвавшийся через зеленый заслон. Я только стянул с себя сапоги, и, не раздеваясь, лег на кровать. Стоп. Что-то до этого я не наблюдал луны в Энхоре. Откуда она тут? Очередной вопрос без ответа.

Я ожидал, что во сне ко мне явится Хранитель Порядка, но его не было. Меня мучили кошмары, очень жуткие и непонятные: то я видел, как тону в море крови, то мне представлялось, что я отбиваюсь от сотни врагов и, обессилев, падаю. Я старался проснуться, но у меня ничего не получалось. Вдруг сквозь пелену сна я почувствовал тяжесть у себя на груди, и мои глаза, наконец, открылись. Я увидел перед собой мерзкую рожу: два огненно-жёлтых глаза, гнилые огромные зубы, с которых капала густая и вязкая слюна, кривой нос, вытянутые остроконечные уши и длинный, весь в бородавках, язык. Тварь леденяще засмеялась, и... Я снова проснулся.

Мое сердце бешено стучало, в голове гулко шумела кровь, а тело так затекло, что я не смог сразу подняться. Я повернул голову в одну сторону, потом в другую, чтобы размять мышцы, и мой взгляд невольно замер на окне. При холодном свете луны существо выглядело еще ужасней. Я неожиданно для себя крикнул: 'Йенталстуакрахт!' Меч Аархина чудесным образом возник передо мной, хотя я на это даже не надеялся. Клинок ярко светился, а пространство вокруг него искажалось, будто воздух стал плавиться, словно пластик на костре. Языкастая тварь почуяла мощь магического меча и пропала. Я сжал рукоять Йенталстуакрахта, закрыл ставни и отступил в угол, где стоял стул. Он оказался расшатанным, но все же пригодным для сидения. Мой сон как рукой сняло. Я сел на стул, не опуская мерцающего клинка, и застыл в ожидании, сам не зная чего. Мои глаза неотрывно следили за дверью. Наишамага — прислужница Хаоса, в этом не оставалось сомнений. Скорее всего, оборотень или ганур. За окном слышались стрекот светляков и уханье вышедшего на охоту филина. Время текло медленно, словно мелкие песчинки, падающие в часах. Но вскоре, к моей радости, начало светать. В щель между оконными ставнями пробрались первые робкие лучи утреннего солнца. Я распахнул окно, когда вдруг дверь в комнату открылась, и на пороге появилась Наишамага:

— Ты чего это с мечом стоишь?— спросила она своим хриплым голосом, в котором я услышал нотки страха.— И где ты его взял?