Короли не плачут

Те были уже совсем близко. Морды животных покрывали клочья пены, но наездники совершенно не обращали на это внимания. "Загонят скотину, — подумал стражник. — Нешто не жалко?". Он приготовился крикнуть зычное "Стой!", но его опередили. Скакавший впереди вытянул руку, и на солнце блеснул подорожный жетон.

— Прочь с дороги! — прокричал он.

Стражник едва успел сделать шаг в сторону, как мимо него, обдав густым потным духом, пронеслись два мощных крупа.

— Уфф, — выдохнул Лич, утирая лоб. — Едва не зашибли, Кхур их подери!

— Слышь-ка, а второй-то — баба в штанах! — присвистнул молодой стражник, глядя вслед всадникам.

— Не баба, а эррина, остолоп! — проворчал старший. — Благородным госпожам можно штаны носить — на охоте там, или когда в седле, чтоб сподручней было!

— А всё одно — срамота! — протянул молодой. — Баба в штанах, что мужик в юбке! А, Лич? Стал бы со мной в карауле стоять, коль я юбку бы надел?

— Дурак! — беззлобно огрызнулся пожилой. — Говорю же — у благородных так принято. Ужель не ясно?

— Да ясно-то оно ясно, — почесал голову молодой. — Тока я вот, что думаю: баба она и есть баба — что в юбке, что в штанах. Вон энта, не хуже мужика в седле держится, а всё ж баба, потому как ревёт в три ручья.

— Ты и это успел заметить? — усмехнулся Лич. — Глазастый, однако!

— А то ж! — подбоченился молодой.

— Молод ты ещё! Поживёшь с моё — поймёшь, что бабьи слёзы они у всех одинаковы, что у благородных, что у простых, — вздохнул пожилой. — Ладно, хорош языком трепать! Давай-ка лучше и вправду рогатки на дорогу вытащим. Не ровен час, ещё кто так же проскочит. А ну, как не гонец королевский окажется, а злодей какой? То-то!

* * *

Резко взяв на себя поводья, Вирта осадила коня. Скакун, всхрапнув, встал на дыбы, немного погарцевал на задних ногах, потом опустился, звонко вдарив подковами о мостовую, и замер.

— Тёмный лис у себя? — спросила Вирта, бросив поводья подскочившему конюху. Тот пожал плечами — дескать, нам-то откуда знать?. Но девушка и не ждала ответа — она уже неслась по аллее дворцового парка в сторону главного входа. Чуть позади неё, стараясь не отставать, шагал лис, сопровождавший молодую эррину по приказу королевы. Чувствуя, как после бешеной скачки у него ноет всё тело, он с удивлением рассматривал шедшую впереди эррину Лэктон. Её походка была стремительной и лёгкой, будто это не она провела в седле почти целые сутки. "Откуда в ней столько силы?" — в очередной раз подумал он.

— Дальше я пойду одна, — не терпящим возражений тоном сообщила девушка своему провожатому, останавливаясь у двери кабинета тёмного лиса. Тот согласно кивнул: ему и самому не хотелось лишний раз попадаться на глаза начальству.

Вирта без стука распахнула дверь, сделала три шага вперёд и в застыла растерянности: впервые со вчерашнего дня она не знала, что ей делать дальше. Комната была пуста.

— Ищете меня?

Девушка резко обернулась. На пороге, скрестив на груди руки, стоял Вейдж.

— Я предпочитаю, когда меня предупреждают о визите, — раздался его спокойный голос. — Хотя бы вежливым стуком в дверь.

— Где Юр?! — не обращая внимания на его слова, выпалила девушка. — Что с ним?!

— Быть может, эррина Лэктон желает, чтобы я отчитался за каждого из своих подчинённых? — холодно осведомился лис.

Голос его оставался бесстрастным, но будь Вирта чуть повнимательнее, она могла бы заметить странный огонек, вспыхнувший на ничтожную долю секунды в глазах собеседника.

— Умоляю вас, Вейдж, скажите, что с ним?! — разрыдалась она. — Я чувствую, что-то случилось. Он жив? Где он?

Тёмный лис прошёл в комнату, скинул плащ и деловито уселся на стул. Замерев на пару секунд, он провел рукой по волосам, и поднял взгляд:

— Он не даёт о себе знать уже два дня. Сожалею, что не могу вам ничем помочь. — Лис замолчал, думая о чем-то своем.

— Я вам не верю!

Вейдж привстал со стула.

— Я отказываюсь понимать вас, эррина! Сначала вы бесцеремонно врываетесь, потом повышаете голос и требуете каких-то объяснений, теперь — обвиняете меня во лжи... Я действительно ничего не слышал о нём уже два дня, — не скрывая раздражения, повторил лис. — И больше мне добавить нечего! А посему, прошу вас удалиться: у меня слишком много дел.

— Вы... вы... — сквозь слёзы выкрикнула девушка и, закрыв руками лицо, выбежала прочь.

* * *

День четвёртый.

десять часов после Полуночной службы.

Сказать, что в грайворском порту было шумно — значит не сказать ничего. Порт ревел. Под пронзительную ругань грузчиков скрежетали кабестаны подъёмных механизмов, надрывно ржали вьючные и тягловые бесхвостые, а в небе заунывно стонали чайки. Скрип телег и шарканье тысяч босых и обутых ног сливались с визгливыми голосами портовых шлюх и шумом драк в дешёвых кабаках. Лёгкий ветерок не приносил свежести, будучи не в силах развеять зловонную смесь запахов гниющей тины, разлагающихся отбросов, немытых тел, щедро сдобрённую терпкими ароматами заморских пряностей, выделанных кож и прочих товаров. В общем — грайворский порт ничем не отличался от любого другого порта на северном побережье.

Корабли, стоящие у причалов, тоже были привычно-разными: тяжёлые гребные галеры купцов и быстроходные ветрогоны с зарифованными парусами, роскошные одномачтовые яхты знати и небольшие рыбацкие шхуны. Привычно-казённым было и здание таможенной стражи, где, как и в любом порту, "не покладая рук" трудились жуликоватые таможенники, чьи взгляды были наглыми, а поведение снисходительно-вызывающим.

Капитан шхуны, вышедший из здания портовой таможни, выглядел обозлённым: только что он имел длинный и неприятный разговор с одним из старших офицеров. Шкипера звали Дэмистром, и слыл он одним из самых богатых капитанов Грайвора, хотя по его одежде и внешнему виду догадаться об этом было непросто. Дэмистр являлся владельцем небольшого, но чрезвычайно прибыльного дела: он торговал рабами. В Грайворе рабства не было — по крайней мере, эдикт Грава I волей Шаура Всеблагого запретил владение человека человеком на территории королевства во веки веков, вне зависимости от расы, вероисповедания, пола или возраста, но... Кроме Салийской Империи, где рабство было узаконено, рабов охотно покупали и в других странах. Рабство тайно существовало — и Дэмистр тайно продавал. Доходяг со всего света — на рудники Кейритии, где они всё равно мёрли без счёта, как мухи, искусных тэннских мастеров — кейритским ювелирам, рослых грайворских пастухов — салийским землевладельцам. А ещё — изящных рыжеволосых тэннок, миниатюрных жгуче-брюнетистых кейритиеек, царственно-величественных русокосых грайворок — всем, у кого хватало средств, чтобы купить смирение и ласку. Что же касается похотливых извращенцев, которым он поставлял юных девочек и столь же юных мальчишек, то их хватало в любом из государств.

Дэмистр был лучшим в своем деле. Товар, которым он торговал, был особенным — здесь в первую очередь ценилось не количество, а качество. Мало кто понимал это так же хорошо, как он. Ведь как поступали некоторые? Грузили на борт где-нибудь в укромном порту голов сто-двести, а потом, огруженные по самые борта, волочились, что беременные кашалоты. И если не попадались в лапы морским патрулям, то в лучшем случае довозили до места товар такого качества, что он уже почти ничего не стоил. А как поступал он? Он товар выбирал ... Выбирал долго, придирчиво и никогда не гнался за числом. К примеру, в империи особым спросом пользовались маленькие дети. Почему? Да потому, что раб, воспитанный с детства, не помнит вольной жизни, а значит, осознаёт свое положение как единственно правильное. Но и тут была маленькая хитрость: девочек часто покупали, как будущих наложниц, и такой товар ценился дороже. Однако всегда оставался риск: кто знает, что из неё потом вырастет? А вот если покупателю показать мать ребёнка, тогда цена может подскочить вдвое, а то и втрое...

Сегодняшний день был обычным рабочим днём капитана работоргового корабля, подготовленного к отплытию в Салию. Сначала он оформил документы на груз прикрытия — пушнину, якобы скупленную его агентами у грайворских охотников для перепродажи на рынках Кейритии. Потом долго и нудно торговался с таможенником, который привычно повысил сумму взятки по сравнению с той, что получил в предыдущий раз. В итоге они всё же сошлись на некоей усреднённой сумме, после чего расстались, мысленно проклиная друг друга, но уверенные в том, что через месяц этот разговор в точности повторится. Теперь оставалось дойти до вольного города Кир на побережье и встретиться с поставщиком товара...

— Берегись!

Дикий окрик, как это часто бывает, застал всех врасплох. Большинство из тех, кто его услышал, застыли, испуганно втянув головы в плечи. Дэмистр был другим... Он крутанулся волчком, в один миг оценил ситуацию, и, распластавшись в длинном прыжке, нырнул в сторону. Огромная, в три обхвата, бочка рухнула с перегруженной телеги прямо на то место, где он только что находился. Пыль еще не успела осесть на землю, а капитан уже сомкнул руки на горле незадачливого возницы.

— Кто ж так узлы вяжет, шнекер крысопутный?! Ты сейчас у меня собственным языком свой такелаж плеснить будешь! — в бешенстве зарычал шкипер.

— И-ы-ы!! — выпучив глаза, захрипел возница.

Дэмистр слегка ослабил хватку.

— Знаешь, кто я? — зловеще спросил он.

Тот лихорадочно закивал.

— Чей товар?

— Бла... Бла... Блажара, — заикаясь, выдавил работник.

— Так вот, передашь хозяину, чтобы он погрузил мне на борт точно такую же бочку! И заметь, не пустую! Видишь, я куртку свою порвал? — Дэмистр продемонстрировал маленькую дырочку на рукаве. — Это любимая моя куртка, и поверь — стоит она немало! Если за два часа до отплытия вина на борту не будет, я тебя вместе с твоим хозяином собственноручно удавлю! Понял? — переспросил капитан, и, не дожидаясь ответа, спрыгнул с телеги. Не успел он сделать и пары шагов, как кто-то дёрнул его за рукав.

— Капитан, а капитан... — раздался знакомый голос.

Дэмистр смерил взглядом коренастую фигуру своего боцмана. "Ну, и рожа!" — в который раз довольно ухмыльнулся он. Внешность боцмана и в самом деле "внушала". Неровный, уродливо-шишковатый череп был наголо выбрит. Низкий лоб полностью состоял из мощных надбровных дуг, под которыми пряталась пара маленьких хитрых глаз. Точнее, зрячим был только правый — левый глаз украшало огромное бельмо. Косой шрам, по всей вероятности и ставший причиной этого украшения, тянулся к левому уху, в котором блестела серебряная серьга.

— В чем дело, Слип? Я думал, что ты уже зарифил марселя по самую макушку, а у тебя ещё ни в одном глазу! Учти, накачаешься перед самым отходом — отправлю дрейфовать за борт!

— Некогда под триселями лавировать, капитан, когда барыш на горизонте! — пританцовывая от нетерпения, выпалил боцман.

— Барыш, говоришь, — недоверчиво протянул шкипер. — Ну, трави помаленьку...

— Треть мне! — сразу обозначил свою долю боцман.

— Будет тебе треть, — хмыкнул капитан. — Ещё якоря не выбрал, а уже паруса ставишь!

— Я тут такую куколку нашёл — умереть и не встать!! Лэндерская дочка, вместе с мамашей в гостинице живут, рядышком тут. Махонькая совсем, хороша — сил нет, а, судя по мамаше, как в возраст войдёт — только краше станет! Я всё разведал, взять их — плёвое дело! Лэндер-то сам, рохля пузатая, ещё вечером с якоря снялся, а им велел карету подать почтовую к завтрашнему утру. Если ночью взять — до утра и не хватится никто...

— А стража гостиничная? — заинтересовался Дэмистр.

— Я там двух верных посадил — пьют матросики, с берегом прощаются, жалованье за полгода вперёд пропивают. Угощают всех, рассказывают про то, что в дальний поход за морским зверем завербовались. Охрану тоже поят...

— Девчонка и впрямь такого риска стоит?

— Чтоб мне с морским змеем повстречаться, коли вру! Принцесса!! Да и в мамаше ейной я б поковырялся... — боцман осклабился. — Верное дело, капитан! Хорошие деньги срубим, да и с лэндершей побалуемся, накувыркаемся всласть!

— Осади! — поморщился шкипер. — Уверен, что под ветром пройдёшь?

— В чистую возьмём, кэп! Опасности никакой! — заверил его Слип.

— Учти: волну поднимешь, лично тебе голову оторву! — предупредил Дэмистр. — Это тебе не вольные города, а Грайвор! Нам здесь шум ни к чему!

Боцман понимающе кивнул.

— Возьмёшь с собой двоих, нет троих, — распорядился капитан. — Если сделаешь всё как надо, так и быть — четверть твоя!

— На треть же договаривались, — обиделся Слип.

— Если она и впрямь так хороша, как ты расписал, то тебе и четверти хватит! — отрезал капитан. — И смотри, чтобы груз на борту был сразу после полуночи!

* * *

День четвёртый.

одиннадцать часов после Полуденной службы.

— Шире шаг! Плетётесь нога за ногу, точно беременные бабы! Вы гвардейцы, или где? — прикрикнул Ивыч.

Щет... Щет ... Щет... Кованые каблуки выбивали дробь о камни мостовой. Мерная поступь отзывалась гулким эхом в окнах домов. После окрика тёмника темп не изменился.

Щет ... Щет... Щет ...

Старик насупился. "Ну, и чего ты орёшь? — сердито спросил он себя. — Не видишь, ребятки и так ногу тянут, чуть штаны не трещат. Решил на ком-нибудь злость сорвать? И не стыдно тебе?"

Тёмник опустил голову. Ему было стыдно. И не только потому, что он позволил себе сорваться. Он злился потому, что никак не мог принять нужного решения. Неуверенность — вот что угнетало его. Это предательское чувство посетило его впервые за долгие годы — впервые с того самого момента, когда он безусым семнадцатилетним мальчишкой переступил порог казармы. Через пару месяцев службы он раз и навсегда избавился от этой напасти. Ивыч знал цену решительности. Он сроднился с ней настолько, что она стала частью его души. А сегодня... Сегодня он вновь познал яд сомнений...

"Ах, если бы не этот пустобрёх!, — в который раз он малодушно попытался переложить вину на кого-то другого. — И зачем я его слушал? Прошёл бы мимо — глядишь, и не узнал бы ничего. Сейчас бы не терзался, а спокойно отправился бы в кабак. Это ж надо иметь такой паршивый язык!" — возмущенно подумал он, и сразу пристыдил себя: "Хотя при чём здесь конюх? Дело-то вовсе не в нём, а тебе самом, старый ты дурак!"

Около полудня Ивыч менял очередную караульную смену и совершенно случайно столкнулся с дворцовым конюхом, который и сообщил дроку о приезде в столицу эррины Лэктон. "Посмотрите, эрр Ивыч, — чуть не плача, жаловался конюх. — Разве можно так обращаться с животным? Где это видано, гнать лошадь сутки без передыху?". Ивыч согласно кивал, а сам думал о своём: "Бедная глупая девочка! Ей кажется, что она влюблена — так влюблена, что не может вынести даже такой короткой разлуки! И почему я не поговорил с ней сразу? Ах да, она тогда уже покинула столицу! ".

Трогательное признание Вирты, обнаруженное им два дня назад в своем кабинете, настолько ошеломило Ивыча, что он до сих пор не мог собраться с мыслями. Старый солдат привык к одиночеству, к суровой походной жизни, и домашний уют в его представлении был чем-то далёким и непонятным. Он не то чтобы никогда не задумывался о семье — нет, конечно, такие мысли иной раз приходили ему в голову, особенно в последнее время, после того, как получил титул — но он совершенно не разбирался в хитросплетениях светской жизни, и понятия не имел, каким образом следует искать будущую жену. И уж тем более, он даже предположить не мог, что какая-нибудь девушка первой признается ему в любви. Это было так неожиданно, что дрок испугался. Он почувствовал, как внутри него что-то изменилось. Решительный и твёрдый эрр Ивыч куда-то исчез, а на смену ему пришёл неуверенный и растерянный старик. Ситуация осложнялась ещё и тем, что Вирта была ему очень симпатична. Он не раз издали любовался ею, но любовался не как красивой молодой женщиной, а как дочерью, которой у него никогда не было. Представить её в роли своей жены было выше его сил, и поэтому он сразу решил отговорить девушку. Отговорить, во что бы то ни стало! Убедить её в том, что он ей вовсе не пара, что она достойна лучшего. Дрок и так, и этак проигрывал в уме варианты будущего разговора, но никак не мог найти правильных слов, которые смягчили бы его отказ и не обидели её... После долгих мучительных раздумий Ивыч был вынужден признать, что он просто-напросто боится этого разговора... "Может поговорить с эрессой Лэктон? Кому как не матери поверяет свои сердечные тайны молодая девушка..." — пришла вдруг спасительная мысль.