— Не калечить! Вязать, кого можно! Кто бежит — пусть!
В ход пускаются веревки, сыромятные ремни. С ловкостью опытных боцманов народ с помощью оставшихся в арьергарде "кремней", упаковывают пленных. Хотя "без подарка" из нападающих не остался никто, но повреждения некритичные, поломанные руки — ребра-гематомы — не в счет. Мои орлы и орлицы сияют как новые пятаки — на них ни царапины. Унылая орда сидит на земле, привязанные к шестам, готовые к транспортировке... двадцать рыл. Молодых рыл, кстати. Опять вопрос — куда теперь с этаким то счастьем? Удрало всего человек пять. Преследовать е стали. Кто это счастье на себе потащит? Мдя. Ситуация — нападение злых татаровей на Илью Муромца: "Иде ж я вас, поганыя, хоронить — то буду, ась?"
Надо решать проблему. Осматриваю нападавших. Ира и Лена помогают наложить лубки на руки, ребра — заживут сами. Пара связанных валяется без сознания. Выясняется — один не пришел в себя с момента атаки, его "отоварил" Рома Ким, простым ударом тупого конца копья — пяткой или как его еще называют, подтоком, в нервный узел. Второй — кусался при упаковке. Приложил сердешного наш Зоркий Олень, кистенем за непослушание. Толпа из племени Кремня во главе с достойным вождем, прыгает вокруг пленных, кривляется, швыряется кусками земли и экскрементов, плюется, норовит ударить. Выставляю вокруг пленников троих часовых, и провожу с вождем короткое совещание, на предмет, как поступают с пленными в таких случаях. Тот озадачен — на его памяти таких эпохальных бескровных побед не случалось... обычно в стычках или погибало один — два человека, или, поорав и побросавшись булыжниками разбегались восвояси. Раненых или свои с почетом добивали, — поломанная рука — не охотник, лечить не умеют, или чужаки, если свой оставался на покинутом поле боя... В дальние древние времена были племена, которые отправляли пленников на костер с гастрономической целью... но в случае обилия животной пищи, как тут, на Южном Урале, обычай каннибализма не прижился.
Я и сам помню — в мое время обычай людоедства, если брать начало века двадцатого, сохранялся на островах Океании, в основном, и был обусловлен в числе прочих причин отсутствием достаточного количества животного белка в рационе (смотри — В. Высоцкий подробно описал причины в песенке "Почему аборигены съели Кука"). Кратко вождь резюмирует — твоя добыча — чего хочешь, то и делай! Но, вообще-то, выкуп не предусмотрен. Как вариант — прими их в племя, усынови, породнись кровью — это редко, но случается. Тогда они станут твоими родичами. Сразу заявляет — себе не возьму, и не думай. Мне такое счастье" и даром не нать, и за деньги — не нать!" Союзничек, блин.
Ну ладно. А мне что все-таки делать? Принимаю на свой страх и риск решение — берем с собой! Пленников перевязывают — притягивают руки к шестам длиной полтора метра, не сломать, к легко раненым еще и привязывают поклажу — нечего филонить, пусть воины — настоящие — в руках держат оружие, таким образом, превращая их во вьючную скотину. Доберемся — разберемся. И увеличившийся на двадцать человек отряд движется бодрой рысью. Мамаши бодро сажают уставших от такого темпа бега чад на шеи пленников, те морщатся, но молчат, исправно тащат. На третий день происходит следующее. На стоянке неандертальцев, где мы решили сделать привал на ночь, с опушки выходят удравшие члены охотколлектива, так неудачно атаковавшие нас, и во-время "сделавшие ноги". Теплая компания в сборе. Предводитель гоп-компании, оказавшийся сыном вождя племени Мамонтов (ну везет мне на сыновей выдающихся личностей, что делать?) объявляет следующее. Раз мамонтята не исполнили задачу похода, в племени их обратно не примут.
— Логично. Подтверждаю я.
— Раз великий вождь сразу не убил недостойных, попавших в плен, значит их судьба — впереди.
— Возможно. Почти соглашаюсь.
— Какая бы не ждала судьба соплеменников, пятерка готова ее разделить — в поход шли вместе, вместе и вернутся, или погибнут в походе — дело житейское.
Вспоминаю Чаку. Что это? Фатализм и полное безразличие скота к своей судьбе, или нечто высшее — готовность стать плечом к плечу с товарищами, вместе с ними ответить за коллективно принятое решение? Рассуждения моего времени о сверх ценности человеческой жизни — конечно привлекательны, но они — еще и индульгенция для негодяя и предателя, который для себя будет прав — я же сверхценен сам по себе, и значит — имею право удрать, когда погибают мои друзья, когда соплеменники стоят плечом к плечу? Мораль, выдаваемая за общечеловеческую — мне позволено абсолютно все, на остальных — наплевать, не свойственна этим детям природы. С точки зрения "общечеловека" — все только для него. А такой вот Чака, или "мамонтенок" — готов заслонить собой свое племя, пусть он грязен, и неважно, пардон, пахнет, не имеет представления о высоких материях, — он мне как-то ближе. По духу.
У меня рождается идея, как распорядится свалившимся на голову богатством в лице аж двадцати пяти юных лоботрясов. Надо их энергию направить в мирные цели. Как завещал нам Аль Капоне: "Не можешь победить мафию — возглавь ее".
Быстренько выстраиваю на поляне незадачливых мамонтят. С помощью Оленя, Кремня и Кима разъясняю следующее.
Вы, недостойные, приняты в племя Рода на испытательный срок. Капаю в подставленный Леной горшок с водой каплю своей крови. Лена обносит мамонтовую фауну по кругу, заставляя каждого отпить по глотку, одновременно срезая путы с тех, кто еще повязан.
Обращаюсь ко всем. Вы все — и люди Кремня, и сыновья Мамонта — теперь "одна племя и одна кровь." Пока я вас не отпущу — нам идти и жить вместе, вместе охотиться. Кто задумает уйти, оставив племя — кровь вскипит в его жилах, и мой тотем — Игорь довольно лыбясь дует в "дуделку", и на поляне разносится подтверждающий рев, — сожрет отступника. Все свободны.
— Дружба, жвачка, хинди — руси — бхай — бхай! — это уже вставляет свои пять копеек Антон. (Длинна автострады у меня в уме увеличивается еще на десяток метров.) Умеет, зараза, опошлить любой торжественный момент.
"Принятые в пионеры", за исключением нескольких унылых рож, воинственно вопят "Баррра", — наверно полагают, что теперь имеют полное право на этот крик, разметающий превосходящего противника, как сухие листья. Все. Торжественная часть окончена. Теперь надо разобраться с унылыми рожами, дополнительно "накачать" вновь принятых обещаниями и демонстрацией материальных благ, что они получат, если будут лояльными вновь обретенному племени, объяснить условия пребывания на острове.
"Унылые" — это парни с поломанными конечностями. Их можно понять — в первобытном мире сломанная рука, если неосторожный чудом оставался жив, а не умирал, к примеру, от гангрены, — трагедия. Ее владелец — уже не охотник, не рыбак, не добытчик, в общем. Если племя оставит несчастного у себя — его удел вместе с женщинами заниматься посильной работой в стойбище. Для настоящего мужчины — настоящая и трагедия. Успокаиваю их, заявляя, что лубки — которые стягивают их шаловливые конечности, посмевшие поднять камни и копья на великих нас, — это дар духов, который поставит их в строй, без следов от ран. Надо только не снимать повязки, не беспокоить рук и через луну будут их лапки как новые.
Дальше мы шли почти без приключений, если не считать дождей, превративших наш путь в унылое шествие под холодными струями, бьющими со всех сторон. Однако, никто не простудился, через четыре дня мы вышли к берегам озера.
Глава 21. Дома!
Нет места милее родного дома.
(М.Т. Цицерон)
Берег было не узнать. На пляже появились причальные мостки для пирог, на острове кипела жизнь и увеличилось количество дымов — жизнь, как видно — кипела во-всю. Заметившие нас дозорные на берегу острова, прыгали и орали, видно было ужимки и прыжки замечательно, слов же было не слыхать. Расположившись табором на галечнике, стали ожидать транспорт с острова Веры.
Я так и не поговорил с Антоном, и часто ловил его напряженно-ожидающие взгляды искоса — дескать, какие плюхи ожидают меня от дражайшего Дмитрия Сергеевича? Подозвав к себе красавца, решил устроить ему предварительную головомойку за проявленную самодеятельность.
— Антон. Во время нашего похода ты проявил и смелость, и находчивость, за что тебе огромная благодарность. В моменты, когда нужно было действовать без промедления, ты действовал выше всяких похвал, хотя мне за тебя было порой просто страшно. Но! Черт тебя побери! С какого такого перепугу ты, засранец, лезешь в мою личную жизнь! Кто тебе позволил объявить меня мужем Эльвиры, и что ты себе позволяешь — племя Рода! Великий вождь Дмитрий ибн Сергеевич, мля! А то, что ты материться научил Оленя? Или ты забыл наше общее решение о нецензурной брани? Мы сюда провалились, но не тащить же нам с собой всю грязь, в том числе словесную. Из наших времен! Значит так. Перед Эльвирой Викторовной будешь объясняться, и извиняться сам. А объем работ по благоустройству я тебе определю по прибытии, что бы отучить твоего врага — твой длинный язык лезть во все места вперед мозга. Я даже знаю, кто тебе поможет в этом благородном деле. Твой дружок — Болтливый, блин, Олень! Ясно?
— Ну, Дмитрий Сергеевич! Я согласен, что малость того, погорячился ... Не надо было Оленя учить ругаться.... Но это он — сам, клянусь, я не виноват, что к нему все липнет, я только раз послал Игореху — он ко мне докопался, а тут этот... вундеркинд... зараза... Докопался : "А че это значит, да куда идти.... Ну, я и разъяснил, куда и когда это говорится — мол, если тебя достали родственники, можно их отправить пешим эротическим маршрутом в дальнее путешествие... Ну, он и запомнил, а племя Мамонта — знаете, они родня, хоть и воюют по каждому поводу и без, мамаша Оленя — тоже вон мамонтиха! И применил при случае. А до Елки, то есть пардон, Эльвиры Викторовны.... Ну, Дмитрий Сергеевич! Но мы же все видим как Вы смотрите на Эльвиру, а больше того — как она к Вам относится... Чуть что — ах, Дмитрий Сергеевич... Вот Дмитрий Сергеевич! Да он святой! Да я бы вас всех уже перебила, а он ещё терпит! Да вы... Девчонок наших спросите, они то ей ближе. Вот! И племя у нас давно самое настоящее... атланты ли.... Саблезубые.... Да хоть мохнозадые — эти первобытные только племя уважают, просто человек для них — это хорошо, но лучше — если за ним — могучий род, его семья, чем больше взрослых сыновей у него, дочерей там — тем лучше, тем более он велик, раз сумел их довести до взрослого уровня! Вот я и сказал... Вы же сами... А что, Вы против?
— Да нет, не против, конечно.... По части детей все верно — все вы мои, куда я от Вас...
— Ну вот, — образовалась мелкая зараза, — значит и в остальном согласны, и с Эльвирой объяснитесь, она ваще по Вас сохнет, и всем хорошо будет....
— Стоп-стоп— стоп. Мои личные отношения — мое личное дело. Точка. Великий шелковый путь вам с Оленем мостить все равно — в целях нравственного совершенствования...
— А альтернативу?
— Что альтернативу?
— Ну, Вы всегда говорите, что любому деянию может быть предложена разумная альтернатива.... Например, мы готовы ходить целый месяц на охоту... или дополнительно позаниматься с новичками...
— Ты еще внеплановую рыбалку удочками предложи! И дополнительную порцию на обеде как вид особо изощренного истязания. Альтернативы тебе не будет. С завтрашнего дня, в свободное время, от забора — и до упора. Я все сказал.
— Млинннн! Олень! Олень, твою.... Виноват, Дмитрий Сергеевич! Олень, ходи моя сторона, скотина безрогая, но разговорчивая, я тебя сейчас обрадую!
И сладкая парочка удаляется, что— то бурно обсуждая. Ну, и где тут авторитет педагога? Ни капли раскаяния в раскосых хитрющих глазах. Ко мне подходит его брат, и интересуется, что же мы так бурно обсуждали? Буркнув, что пусть узнает у любимого младшего братца сам (Антон на целых пять минут младше, по поводу чего до сих пор идут бурные прения между братанами), и сам его воспитывает, но — не помогает ни в коем случае, удаляюсь.
Дел еще прорва — подготовить к путешествию по воде людей, только пивших эту воду, и не понимающих, как можно по ней плыть, не будучи, к примеру, уткой или бревном, или рыбой, на худой конец, — задача не тривиальная.
Замучавшись объяснять порядок действий на плоту, поручаю эту сверх задачу моим ребятам. И снова слышу — в ответ на робкие возражения женщин и девушек из племени Кремня, что де так нельзя, так не делается, что может великий вождь и колдун Род просто превратит их в рыб, они быстро-быстро доплывут до другого берега, и там вернутся в исходное состояние... С ужасом слышу от Ленки, доведенной бестолковостью слушательниц до белого каления, на великом и могучем, что она, де, их сейчас сама раком поставит и икать заставит, и что.... Дальше — мало переводимая смесь русско-татарских крепких выражений. Дева думает, что я нахожусь вне зоны слышимости.
Нет, надо с этой грязью бороться... ужесточить наказания.... Но запретный плод — слаще, конечно. Посмотрим, в общем, кто кого. Распустились за время похода. Отзываю теперь Матниязову в сторону.
— И как это понимать, мадмуазель? Решили продемонстрировать глубокое знание наиболее грубой, обсценной разновидности ненормативной лексики в русском и в близких к нему языках[19]? Для общего так сказать, развития подопечных? Стыдно-с.
— А че они, ни своего, ни русского языка не понимают, ваще, тупые, блин...
— А ты решила еще и татарским выражениям обучить — факультативно, так сказать... Недурно. Они, заметь, обрати внимание, после твоей "лекции" нормально говорить еще долго не будут, а матюкаться научатся на каждый случай — к делу и ни к делу. В общем, Елена свет Батьковна, поручаю я тебе языковой курс с этими дамами, и назначаю тебя ответственной за обучение девочек из группы Кремня. Все ясно? А что бы не распускала язычок, подойдешь к великому воину, сильномогучему булыжнику Антону — так кажется его новое имя переводится, и присоединишься к нему и названному братцу Оленю, на предмет посильной помощи в трудах. Каких — он объяснит.
Да здравствует эмансипация! Раз мадмуазель позволяет себе выражения из лексикона портового грузчика, то пусть и грузит посильно булыжники на строительстве. Краем глаза вижу бурно обсуждающую события троицу. Интересно, как они преподнесут события Оленю? Он-то, в общем, сторона пострадавшая.
Забегая вперед, скажу — матершинная ругань ухитрилась все-таки сохраниться, несмотря на все мои и Елкины труды. Но перешла — вот те и на! На уровень сакральных заклинаний — где она и находилась, по мнению некоторых исследователей, первоначально. И до меня доходили слухи о том, что некоторые колдуны племен используют перенятые от выпускников острова Веры словечки в своих особо тайных, и конечно же важных черных обрядах, связанных с отвращением темных сил. Вот такие дела.
Кон Тики осторожно приближается. Из-за щитов выглядывают настороженные рожицы "комитета по встрече", видны луки и копья — все по-взрослому, не абы как. Вдруг мы в плену, и нас обменивать привели под конвоем?
Уяснив для себя, что все в порядке, что с нами — новые члены племени и наши ученики, на мне виснут сразу целая куча встречающих, в основном — девочки, и сажают своим весом задом на галечник. Дома. Пытаюсь обнять и выслушать всех одновременно — не получается. Елка стоит немного в стороне, видно по всему — рада успешному завершению похода, но и у нее масса информации и всего — всего. Подхожу к ней, кое-как освободившись от встречающих.
