Сейчас Уругу готов был принять все условия, которые ему предложит властелин Барад Дура. Сознание собственной неполноценности бесило и пугало одновременно. Но Саурон не приходил. Много дней прошло, пока Стервятник понял, что от него ждут. Ему даже не пришлось переступать через свою гордость, так он был напуган. В ужасе спешил Балрог к Черной Крепости, негодуя на свою недогадливость, холодея при мысли, что необдуманными словами оскорбил Саурона.

Прием, естественно, оказался холодным. Саурон даже не обратил никакого внимания на багрового пришельца, и слуге Моргота долго пришлось ждать перед воротами крепости, пока неуклюжие, разъевшиеся тролли соблаговолили открыть перед ним двери. Долго Балрог блуждал по многочисленным и запутанным коридорам, попадал в бесчисленные залы без окон, с трудом протискиваясь через марширующие отряды воинственных орков. Саурона нигде не было, но его дух, присутствие ощущалось в спертом, пропитанном дымом воздухе крепости. Окончательно упав духом, Уругу остановился в большом зале, с высокими потолками без колонн, полном диковинных железных машин.

— Я ждал тебя, брат мой, — сказал исполненный мощи голос, звучавший сверху, словно из-под купола помещения. От этого обращения — "брат мой", Уругу был готов вытерпеть все упреки, которые должны были неминуемо посыпаться на него. Но Гортаур словно забыл об их размолвке и начал говорить, будто продолжая минуту назад прерванный разговор:

— Там, откуда ты пришел, теперь появился царь гномов. Именно поэтому я разбудил и позвал тебя из глубин Темной Бездны. Новый повелитель Казад Дума опасен для нас, особенно сейчас. Все мои планы рушатся. Мало того, что стараниями некого Барда, убийцы Смога, создано королевство Бардингов и восстановлено государство гномов под Одинокой горой в Эреборе. Теперь Балин, этот никчемный выскочка, сумел завоевать Морию, попутно создав и вооружив целую армию людей под руководством человека-оборотня, Бьерна, с которым у нас старые счеты.

Уругу молчал, размышляя, куда клонит его новый хозяин. Саурон же продолжал:

— Балин еще сам не подозревает, какой силой он обладает. Но своим скудным умишком он понял, что настоящая сила правителя — это не земли, не золото и не оружие. Государь силен своими подданными. Чем больше преданных слуг, тем лучше для власти. Этот гном собирает в чертогах Мории всех — гномов, людей, эльфов, наконец. Его народ малочисленнен, но силен. Что же мы будем делать, когда государство Балина Морийского станет насчитывать тысячи подданных? Он оживил старые союзы с эльфами Сумеречья, с зелеными эльфами Лотлориэна, с оставшимися Арнорскими князьями, с Гондорским правителем и многими другими.

— Ха, — выкрикнул Саурон. — Я не удивлюсь, если балинские послы постучатся в ворота Барад Дура с предложениями мира и сотрудничества. Его армия, многочисленная благодаря людям, вооруженная эльфийскими заклятьями и закованная в мифрильные доспехи, скоро станет самой серьезной силой Средиземья. Золотые и серебряные рудники Мории помогут собрать и содержать огромное войско. А Балин — владыка с душой воителя. Не думаю, что он согласится на соседство с моими слугами в Мглистых горах. Как только вокруг него соберутся силы, начнется самая страшная война в Средиземье, в которой мы не сможем остаться в стороне. Мордор, конечно, устоит, но я потеряю все свои владения на Западе. Средиземье полностью будет под контролем бродяжников, как я называю эльфов и их прислужников — недалеких потомков Нуменора, до сих пор исполненных гордыни. Они уверятся в своих силах и обратят свои взоры к Барад Дуру, единственному прибежищу истинного порядка в этом мире. И тогда нам, мне и тебе, Уругу, придется ох как несладко. Мы снова потерпим поражение, снова развоплотимся. Все, чего с таким трудом я добился в этом мире: власть, уважение, почет, закон, порядок — будет уничтожено.

— Ты ведь не хочешь полностью развоплотится, брат мой, Уругу? — елейным голосом спросил Саурон.

Балрог многого не понял в этой речи, но действительно, в его планы совсем не входило в ближайшее время посетить чертоги Мандоса. Уругу рассчитывал, что он вообще не попадет туда никогда. Поэтому он благоразумно согласился:

— Да, господин.

Услышав этот ответ, Саурон чуть не расхохотался. Этот рогатый выскочка уже признает себя слугой! Что же, неплохо, совсем неплохо.

Но в голосе, обращенном к Уругу, не было и намека на смех, либо издевку:

— Мы должны помешать этому гному. Ты станешь моим карающим мечом. Тебе, Уругу, придется убить этих гномов. Всех до единого. Никто из них не должен выйти из Мории живым. Сейчас ты не можешь покинуть пределы видимости Огненной горы, не потеряв при этом ее заемной силы. Но я смогу тебе помочь. Неугасимое пламя Удуна ты возьмешь с собой. Но не думай, что все будет легко и просто. Даже чтобы вернуть тебе часть былой мощи — потребует от меня немалых усилий. А пока придется принести мне клятву. Без нее, брат Уругу, я не стану тебе помогать.

Балрог колебался, но лишь мгновенье.

— Я готов, мой повелитель.

— Просто повторяй за мной, — произнес голос и стены залы вспыхнули мрачно-малиновым огнем.

Объятое остатками волшебного пламени, разлагающееся, и поэтому больше похожее на догорающий лоскут факела, чудовище заговорило:

— Я, майар Альвидор, Балрог Моргота по прозвищу Уругу-Стервятник, клянусь Эру-Создателем и Мелькором-Освободителем...

Конечно же, владыка Барад Дура и не думал, что Уругу будет неукоснительно исполнять клятву. Но простые слова, переплетенные со смыслом страшного, древнего заклинания Абсолютного Повиновения исподволь, постепенно и навеки порабощали своенравную, темную волю высшего существа, собрата Саурона по рождению, майара, помнящего музыку Айнур.

Когда клятва была произнесена полностью, высокие двери тронного зала приоткрылись, и в мрачное помещение вошел большой старый орк.

— Гонцы, — произнес он дребезжащим голосом.

— Какие гонцы? — звучно переспросил Саурон и рассмеялся.

— От гномьего царя, Балина.

Смех повелителя Мордора перешел в хохот.

— Веди их сюда, — приказал, отсмеявшись, Саурон. — Видишь, брат мой Уругу, я оказался прав. Этот Балин не так прост. Наверняка нам предлагают мир и даже сотрудничество.

В залу втолкнули трех оборванных орков. На их шеях мрачно поблескивали золотой вязью плотно подогнанные ошейники. Когда Балин отпустил их с посланием, орки хотели просто бежать — куда глядят глаза. Они и вправду побежали, а потом обнаружили, что сделанные мрачным невысоким гномом ошейники не поддаются ни зубам, ни зубилу. Орки совсем отчаялись, а тут еще их захватил патруль уругхаев, и соплеменники долго интересовались, откуда у бежавших из Мории такие, явно гномьи, игрушки. Только и удалось отговориться, что они послы к самому Хозяину.

— Ну, что вы принесли? — раздался громовой голос.

Маленький щуплый орк, едва слышно повизгивая и пригибаясь к самому полу, протянул изрядно замызганный лист пергамента. Свернутое трубкой послание вырвалось из грязной лапы и перелетело по воздуху в раскрытую ладонь восседающего на троне существа. Саурон быстро пробежался глазами по тексту.

— Учтиво и умно... Совсем неплохо для гнома... Этот Балин обещает платить нам дань, — мрачно произнес он. — Но с меня хватит и роханцев. Уже тридцать лет, как они обещают прислать мне своих коней. На этот раз со мной такие шутки не пройдут.

Пергамент упал на пол и вспыхнул багровым огнем.

— Посмотри, Уругу, насколько простые вещи могут быть сложными, — вдруг начал Саурон мягким, вкрадчивым голосом. — Стоит только помыть моему слуге шею и плотно пригнать ошейник из прочного сплава, как снять его можно только с головой. Сами того не зная, гномы натолкнули меня на хорошую мысль. Надо очистить наши границы от всякого сброда, и закрыть их так, чтобы ни одна мышь не проскользнула. Я больше не собираюсь вести переговоры с врагами. Я введу железную дисциплину в этом государстве. Я учту всё и вся, и сам буду наблюдать за своими подданными. Они нуждаются в железной руке и зорком глазе. Я надену каждому здесь незримый ошейник, чтобы исполнялись только мои приказы...

В сознании владыки Мордора вдруг вспыхнуло, как только что пергамент на полу, видение.

— Это будет глаз, — тяжкие слова запомнили всю залу. — Мой глаз, вознесенный на самую вершину Барад Дура, будет наблюдать за всем, что происходит в этом мире.

— А пока, принесите мне ошейники этих предателей, — черная длань указала на распластавшихся перед троном орков. — Я хочу рассмотреть их поближе.

Десяток огромных уругхаев, появившись буквально из ниоткуда, ловко подхватили визжавших собратьев под руки. Их поволокли, но не к выходу, а к стене залы, где открылась потайная дверь. Уже через пять минут Саурон держал в руке три ошейника. Небрежным движение он разорвал первый из них. На внутренней поверхности металлической полосы вдруг вспыхнули голубые руны.

'Поцелуй меня в зад, мордорская крыса', — прочитал изумленный Саурон.

Но вместо того, чтобы разъяриться, Темный властелин еще внимательней вгляделся в руны, четко вытравленные ифильдином на металле. Они много могли сказать тому, кто владел колдовским зрением. Через мгновение Саурон отбросил ошейник, как человек отбрасывает от себя свалившуюся на голову змею. На миг он увидел того, кто отправил ему такое послание. И Саурон четко видел, какими глазами смотрел на него угрюмый гном, на сотую долю секунды проявившийся в сознании.

— Я тоже видел его, — прошипел чуть ли не под самым ухом голос. Верховный назгул, неслышно приблизившийся к хозяину, продолжал дальше. — Он погиб от мертвенного огня. Второго, кому маленький уродец передал дар, я сразил в Мории призрачным мечом. Смотрящего глазами Тулкаса больше нет.

— Ты ошибаешься, мой верный слуга, — тихо проговорил Саурон. — Дар Астальдо не проходит просто так. Достаточно вспомнить род Хадора, где этот 'подарочек' передавался из поколение в поколение, пока проклятье Мелькора не остановило его. Ты убил одного — на это место придет другой. Чувствую, что у нас начинаются большие проблемы. Тем быстрей мы должны действовать. Иначе недолго осталось ждать, чтобы топоры мерзких карликов Балина постучались в ворота Барад Дура. Армии давно готовы и ждут только приказа. Но сегодня мои отряды поведут не назгулы. У меня есть небольшой сюрприз для гномов, — когтистый палец уткнулся в Уругу.

— Ты поведешь войска и докажешь мне свою преданность, — прошипел Саурон.

В тысяче миль от этого места, за большим столом, заваленном бумагами, сидел гном. Он потянулся, зевнул, машинально перелистнул пару страниц своего 'Трактата о болезнях людей', над которым работал вот уже много месяцев. Ори повернулся, окидывая взглядом стол, что притаился в углу комнаты. Там, наваленные друг на друга, лежали несколько десятков больших листов бумаги. Самой настоящей бумаги. Очень дорогой материал, думал Ори, но удобный. Книга из бумаги была вчетверо легче, чем такая же, но из кожи. Пусть даже это тонкая кожа молодого ягненка. Бумага боится сырости и огня, но прежде, чем он, Ори, сделает новую и абсолютно достоверную карту Казад Дума на мифриловых листах, придется извести немало бумаги. Очень дорогой бумаги. Но Балин на такие вещи не скупился. Вчера они целый час просидели над планом одиннадцатого подземного горизонта, пытаясь уместить его на одном листе. И в конце концов решили, что одного листа маловато. Балин требовал, чтобы на плане были указаны не только залы и коридоры, но и тепловые, и газовые трубы, и водоснабжение, и вентиляция, и канализационные люки, и лестницы — причем винтовые и раздвигающиеся тоже. У Ори голова кругом пошла от таких требований.

Единственное, что он мог ответить Балину:

— Сделаем.

На обозначение одних только переходов ушел целый день. И чтобы хоть немного отдохнуть, Ори уселся за "Трактат". А ведь завтра его ждут в кузнице. А послезавтра — на том же одиннадцатом горизонте, чтобы проверить, какие залы вообще не подлежат восстановлению, и до каких все еще возможно добраться.

Как Ори хотелось добраться до мастерской Тэльхара, о которой рассказал Тори! Но старик болел, а Балин настрого запретил идти куда бы то ни было в одиночку. Правда, согласился Годхи. Он даже начал чинить подъемник Кобольда, чтобы достичь дна Казад Дума быстро и без помех. Но проходчика чуть не перемололо в шестернях, едва спасли. Балин тогда сказал:

— Еще не время, — а с Балином Ори уже не спорил.

Пусть Государь Мории строг, но так надо. Пусть суров — того требует время. Последнее слово оставляет только за собой — на то он и Государь. Втайне Ори завидовал Балину. Но не потому, что судьба вознесла друга вровень с самыми сильными владыками. Нет, Ори завидовал трудолюбию, упорству, способности видеть правильные решения и говорить правильные слова, не спать неделями, работать наравне с мастерами и превосходить их во всем, бороться, не сдаваться перед любыми трудностями — и выходить победителем из любых передряг. Пусть Балин и поседел раньше времени — это не слишком большая плата за восстановленное царство. Очень часто новички задавали Ори вопрос: а спит ли Государь вообще? Гном смеялся, но иногда в душу закрадывались сомнения. Ему самому хотелось задать вопрос: а тот ли это Балин, который пришел в Казад Дум четыре года назад? Всегда сомневающийся, постоянно проверяющий сам себя, осторожный и недоверчивый — неужели это все тот же Балин?

То, что иногда Ори видел собственными глазами, выходило за рамки реальности. Взять хотя бы то, что Государь Мории мог открыть любую дверь, причем без всяких ключей. Что это — волшебство? Ори давно ломал над этим голову. После рассказа Оина о том, что Морию создала Унголианта, гном готов был предположить, что Балин неожиданным образом получил власть над этой древней силой, как, например, получил власть над шлемом Дарина и теперь может подчинять себе камни, пропитанные злом.

Чтобы успокоиться, Ори нагнулся и вытащил из-под стола тяжелый даже на вид мешок. Осторожно развязал горловину и достал резной сундучок, осторожно приподнял крышку. Улыбка коснулась губ гнома — в сундучке лежали листья. Дубовые, кленовые, осиновые, яблоневые, рябиновые — все из чистого золота.

"Меня запомнят не только как друга Балина или составителя карт Казад Дума, — думал с гордостью гном. — Скажут — мастер Ори, который восстановил Подземный Сад. Вот ради чего не зазорно потратить сотню лет, а то и всю жизнь. Скоро нефритовые, малахитовые и гранитные деревья в Саду покроются листвой. Надеюсь, мне хватит жизни. Пусть пока не хватает времени, и за три года мне удалось изготовить всего двести семьдесят два листа, а нужно — в тысячу раз больше... Пусть. Золота мне выделили несколько стоунов. Балин на эти вещи не скупится..."

Мечты захватили воображение Ори. Он грезил наяву: видел покрытые золотой листвой деревья, освещенные яркими светильниками; различал детей, играющих самоцветами и серебряными плодами; слышал мягкий рокот ручейка, что прихотливо извивается между высокими стволами. Горло Ори перехватило, глаза защипало.

— Надо закончить карту, — сурово сказал гном сам себе. — Настоящий мастер не занимается десятью делами сразу.